телепрограмму Москвы, поговорил с Верой и Ляховым и, привычно усталый, а
потому окончательно успокоившийся, улегся спать.
Утром в комнату вбежала Вера, бледная, с растрепавшимися волосами, и
слишком громко, как ему показалось, выкрикнула:
- "Хиус" не подает сигналов! Ночью замолчал... замолчал... и... и...
вот молчит уже пять часов...
Она схватилась руками за щеки и горько, навзрыд заплакала.
КОСМИЧЕСКАЯ АТАКА
"...Либо врали романисты и газетчики, либо наш перелет не типичен. В
нем нет ничего ``межпланетного''. Все буднично и обыкновенно. И вместе с
тем... Но это самое ``вместе с тем'' относится уже к области чувств и
переживаний. Если обратиться к фактам, то просто трудно представить себе,
что находишься на борту космического корабля и что наш планетолет с
гигантской скоростью несется к Солнцу. Сейчас, когда я пишу эти строки,
Юрковский и Иоганыч в кают-компании возятся над картой полушарий Венеры -
так они называют два круга на бумажном листе, на которых нанесены цепочки
красных и синих кружков и небольшие пятнышки, заштрихованные зеленым.
Юрковский объяснил, что красные - это горные вершины, достоверно
известные; синие - гипотетические или замеченные всего два или три раза;
зеленые пятна отмечают места, где были зарегистрированы мощные магнитные
аномалии. И большая черная клякса - Голконда. Это все. Воистину
загадочная планета! Над этой картой наши астрогеологи сидят часами,
сверяя что-то со своими записями и переругиваясь вполголоса, пока Ермаков
не выйдет из рубки обедать и не прогонит их со стола. Крутиков сейчас на
вахте, Богдан в соседней каюте читает, свернувшись в три погибели на
откидной койке. Пристегнуться не забыл - видимо, привычка. Что касается
Ермакова, то он заперся у себя и не выходит вот уже второй час. Но о нем
разговор особый..."
"...Итак, за истекшие сутки никаких происшествий не случилось.
Пилотам и электронно-счетным машинам пришлось много потрудиться, прежде
чем планетолет был выведен на так называемый прямой курс и взял прямое
направление к точке встречи. Для этого Ермаков и Михаил Антонович еще на
Земле рассчитали какую-то ``дьявольскую кривую'', трехмерную спираль,
следуя по которой планетолет гасил инерции орбитального и вращательного
движения Земли и выходил в плоскость орбиты Венеры. Крутиков после
сказал, что электронный курсовычислитель ``Хиуса'' оказался не совсем на
высоте положения. Мы - Юрковский, Дауге и я - сидели в это время в
кают-компании и прислушивались к легким толчкам. Но амортизационные
устройства кресел - чудесные, и дальше чувства легкой тошноты мои
страдания не пошли. Затем я приготовил обед. У нас обильные запасы
готовых обедов в термоконсервах, но есть и ``живое'' мясо в пластмассовых
баках, стерилизованное гамма-лучами, и изрядное количество овощей и
фруктов. Я решил блеснуть. Все хвалили. Но Юрковский сказал: ``Хорошо,
что у нас теперь есть, по крайней мере, порядочный повар'', - и я
разозлился. Ермаков, впрочем, заметил Юрковскому:
``Зато к вашей стряпне, Владимир Сергеевич, подход возможен только с
наветренной стороны''.
``Пробовали?'' - с любопытством спросил Дауге.
``Краюхин предупредил''.
Короче говоря, мне придется ходить в коках до конца перелета. С
удовольствием! Но ``пижон'' обидно посмеивается. В конце концов, плевать
мне на гусара-одиночку!
Однако все это мелочи. Есть три беспокоящих обстоятельства: первое -
встреча с метеоритом, второе - вид на пространство и третье - самое
главное - разговор с Ермаковым. Расскажу обо всем по порядку.
Нам не так повезло, как Ляхову во время испытательного перелета.
Очень скоро после старта ``Хиус'' встретился с метеоритом. Конечно, если
бы не Ермаков, никто из нас не заметил бы этого. Просто вдруг пол
провалился под ногами и замерло сердце, как во время спуска на скоростном
лифте. Оказывается, пространство вокруг ``Хиуса'' непрерывно
прощупывается ультракоротковолновым локатором. Если в опасной близости
появляется метеорит, счетно-решающее устройство по отраженным импульсам
автоматически определяет его траекторию и скорость, сопоставляет эти
данные со скоростью и путем планетолета и подает соответствующие сигналы
на управление. Совершенно автоматически планетолет либо замедляет, либо
ускоряет движение и пропускает метеорит перед собой или обгоняет его.
Встреча с метеоритом, оказывается, совсем не редкое и весьма опасное
событие. Противометеоритное устройство ``Хиуса'' пока выручает..."
"...Несмотря на спокойствие товарищей и весьма обыденную обстановку,
когда все спокойно работают, отдыхают, читают, спорят, я все же испытываю
смутное беспокойство. Дауге сказал, что у новичков такое состояние не
редкость, что это ``инстинктивное чувство пространства'', вроде морской
болезни для непривычных к морю. Не согласен! Какое может быть ``чувство
пространства'' у человека, который это пространство и в глаза не видел?
Ведь на ``Хиусе'' нет иллюминаторов, и единственное наблюдательное
устройство находится в рубке, куда входить не пилотам категорически
воспрещается. Но, пока я раздумывал над этим вопросом, для меня было
сделано исключение, причем в таких обстоятельствах, которые усугубили мою
тревогу. Произошло это так.
Несколько часов назад радиостанция Седьмого полигона установила с
нами телевизионную связь. Краюхин потребовал Ермакова для переговоров. О
чем они говорили, никто не знал, потому что Ермаков тотчас отослал из
рубки Богдана, стоявшего тогда на вахте, и плотно задраил за ним дверь.
Разговор был недолгим. Скоро Ермаков вышел и молча спустился в свою
каюту. Дауге и Юрковский пустились было в веселые догадки, но Богдан
резко их оборвал. Через два часа пришла очередь Ермакова заступать на
вахту. Проходя в рубку управления, он приказал мне явиться к нему. Общему
удивлению не было предела, все странно посмотрели на меня. Я понимаю.
Действительно. всем могло показаться, что у Ермакова с Краюхиным речь шла
о моей персоне. Я и сам так подумал, признаться, и очень встревожился. В
рубке было жарко, через титановый кожух доносился гул фотореактора.
Ермаков, не глядя мне в лицо, спросил, хочу ли я увидеть Землю.
``Вы, кажется, мечтали об этом, Алексей Петрович?..''
Сердце у меня противно екнуло, и губы сразу стали сухими. Не
прибавив ни слова, Ермаков подвел меня к прибору, похожему на большой
холодильник, с двумя окулярами наверху. Он предложил взглянуть в окуляры.
Глазам моим открылась круглая черная пропасть, окаймленная по краям
слабыми лиловыми вспышками. В бездонной глубине виднелись мириады ярких и
тусклых точек, в центре отчетливо выделялся светящийся крест, а правее и
выше его я увидел шарик теплого зеленого тона с яркой звездочкой возле
пего. Это были Земля и Луна...
``Сейчас перед вами нижнее полушарие небесной сферы, - проговорил
Ермаков. - Свечение по краям - это сражение термоядерных взрывов в фокусе
зеркала из "абсолютного отражателя"''.
Я, конечно, сразу успокоился: нелепо думать, что меня ``высадят'' с
корабля и отправят обратно на Землю.
Ничего грандиозного в открывшемся зрелище я не нашел. Почти то же
можно видеть в ашхабадском планетарии, и я сказал Ермакову об этом. Он
кивнул.
``Разумеется, ведь это только электронное изображение. Оно служит
для проверки точности счисления курса. Светлый крест посередине отмечает
точку пересечения оси нашего движения с небесной сферой''.
Я осведомился, на каком расстоянии от Земли сейчас находится
``Хиус''.
``Около тридцати миллионов километров... Хотите посмотреть вперед?''
Он повернул выключатель, н в поле зрения вспыхнул яркий желтый диск.
Его пересекал крест, а вокруг в черной пустоте дрожали звезды.
``Солнце, - проговорил Ермаков. - А вправо от него - видите? -
Венера. К тому моменту, когда "Хиус" придет к ее орбите, она тоже будет в
точке встречи''.
Он выключил устройство, предложил мне сесть и мельком взглянул на
доски приборов, усеянные множеством циферблатов и циферблатиков,
разноцветных глазков и стрелок. После этого начал разговор. Постараюсь
передать его слово в слово.
Лицо Ермакова было, как всегда, спокойно, но темные круги под
глазами и угрюмая складка на лбу показывали, что случилось что-то не
совсем обычное.
``Скажите, Алексей Петрович, - начал он, глядя на меня в упор, - как
вы рассматриваете свое положение в экспедиции?''
``В каком смысле?'' - снова встревожился я.
``В смысле субординации... подчинения, например''.
Я подумал и ответил, что привык в работе выполнять приказы того, в
чьем непосредственном служебном подчинении нахожусь.
``То есть?''
``В данном случае я ваш подчиненный, Анатолий Борисович''.
Он, помолчав, спросил:
``А если вы имеете два взаимно исключающих друг друга приказа?''
``Выполняется последний по времени''.
Я старался говорить спокойно, но, признаться, у меня мурашки пошли
по телу от этого разговора, и я стал делать самые глупые предположения и
строить заранее план действий на случай, если Ермакову вздумается поднять
черный флаг и начать пиратствовать на межпланетных коммуникациях.
А он допытывался:
``Значит, если мой приказ будет противоречить приказу председателя
Госкомитета, вы повинуетесь мне?''
``Да... - Тут я, кажется, с самым дурацким видом облизнул губы и
добавил: - Мы не в армии, но я выполню любое ваше приказание, если оно не
будет противоречить интересам нашего государства... и партии, конечно. Я
коммунист''.
Он засмеялся.
``Только не воображайте, что я заговорщик. И не думайте, что я
сомневаюсь в вашей готовности выполнять мои приказания. Просто мне
хочется знать, какой линии поведения вы будете придерживаться, если
обстоятельства принудят нас нарушить приказ комитета. Очень рад, что
нашел в вас дисциплинированного и знающего службу человека''.
Я тоже был рад, честное слово, стоило только мне перехватить его
уверенный, твердый, как железо, взгляд.
``Все же хотелось бы знать...'' - рискнул спросить я.
``Объясню... Вернее, намекну, вы поймете. Дело в том, что не столько
от выполнения задачи экспедиции, сколько от успешного возвращения "Хиуса"
зависит очень многое. Слишком многое, и мы, возможно, не будем вправе
подвергать себя большому риску в поисках и исследованиях Голконды, даже
для выполнения прямого приказа комитета...''
Он кивнул мне и проводил к выходу. Действительно, здесь есть над чем
подумать. Держи ухо востро, Алексей Быков! Ничего не понимаю. Впрочем,
Краюхин и Ермаков - не такие люди, чтобы чего-либо испугаться... Таким
для отступления нужно очень много мужества... В чем же дело?"
Поставив точку и аккуратно сложив тетрадь в потертую полевую сумку.
Быков отправился в кают-компанию. Там были Юрковский, Дауге и Спицын.
Иоганыч ползал по карте Венеры, а Юрковский вел со Спицыным ожесточенную
полемику, смысла которой Быков сначала не уловил. Ему показалось, что
речь идет о вещах, недоступных его пониманию, потому что спорившие
оперировали формулировками из арсенала тензорного исчисления и то и дело
обрушивали друг на друга цитаты из классиков, что, впрочем, как-то не
вносило особой ясности. Но некоторые замечания были очень интересны и
необычны, и уже через несколько минут он сидел в кресле у книжного шкафа
и жадно слушал, почти забыв о своих тревогах.
- Ты с таким подходом неизбежно ввалишься в болото ньютонианства,
