Третий член экипажа, высокий молчаливый казах, нахмурился:
- Опять снимать будешь?
- Да-да...
Спицын попятился, не спуская с них глаз, достал из кармана
миниатюрный киноаппарат и, присев на корточки, заснял несколько метров.
- Довольно! - сердито сказал Краюхин. - Немедленно в машину - в
город и отдыхать! Без разговоров! Разговаривать будем вечером.
- Одну минуту, Николай Захарович... - Ляхов повернулся к Быкову: -
Если не ошибаюсь, вы новый член экипажа?
- Да, познакомьтесь, - спохватился Краюхин. - Быков Алексей
Петрович. Химик, инженер-ядерник, водитель. Василий Семенович Ляхов -
пилот... Верочка, идите сюда. Вера Николаевна Василевская - штурман.
Чокан Кунанбаев - борт-инженер.
Быков и ляховцы обменялись рукопожатиями.
- Так, - сказал Краюхин. - А теперь - в город!
- Вечером увидимся, - ласково кивнул Быкову Ляхов.
- Мы с вами, Анатолий Борисович, останемся на часок здесь, -
обратился Краюхин к Ермакову. - Осмотрим "Хиус". Вы тоже, Быков. Кстати,
поговорим с начальником группы обслуживания. Вон он катит... Остальные
свободны.
По полю к "Хиусу" ползла вереница машин - полугусеничные грузовики,
тракторы, подъемные краны на колесах.
- Скажите им, пусть обратят внимание на третий реактор, - сказал
Чекан. - Особое внимание! Что-то релейная система барахлит... Да ладно,
завтра сам скажу.
Они уехали, и Быков с бьющимся от волнения сердцем полез вслед за
Краюхиным и Ермаковым по гибкой, но прочной лестнице. В кубической
камере, куда открывался люк, Краюхин сказал:
- Здесь тамбур - кессон - для выхода в безвоздушное пространство или
в среду с ядовитой атмосферой. Тесновато, так?
- Да нет... ничего как будто, - нерешительно пробормотал Быков.
- Тесно, тесно! - брюзгливо проворчал Краюхин. - Многого не
рассчитали, когда проектировали. Вот начнем разгружаться и грузиться -
увидите. Придется пропустить десятки тонн груза через три таких вот
игольных ушка. - Он ткнул пальцем в сторону люка. - В самом корабле и
того хуже, так. Переходы узкие, перегорожены переборками с комингсами.
- С точки зрения герметичности и безопасности от метеоритов это дает
большие преимущества, - заметил Ермаков.
Они прошли камеру и стали подниматься по гофрированным ступенькам
ярко освещенного коридора.
- Термоядерная ракета - дело, так сказать, новое, - говорил Краюхин.
- Многих ее возможностей и преимуществ не учли, проектировали по
старинке, как обычные ракеты. Рутина, ничего не поделаешь... А вот здесь
начинается новое...
Краюхин толкнул тяжелую стальную дверь, и они оказались в обширном
помещении, заполненном незнакомыми Быкову приборами и распределительными
щитами.
- Здесь рубка, - сказал Краюхин. - А там, - он указал на стену
напротив входа, - за титановым кожухом находится сердце "Хиуса" -
фотореактор. Специальное устройство создает поток плазмы, поток голых
тритонов, ядер сверхтяжелого водорода, который крошечными порциями, по
нескольку тысяч порций в секунду, выбрасывается вниз. Мощное
электромагнитное поле, образуемое пятью соленоидами над реакторными
кольцами, резко тормозит комочек плазмы, в результате чего в нем
начинается термоядерная реакция. Точка торможения находится в фокусе
параболического зеркала - нижней поверхности корпуса "Хиуса". Плотный
поток электромагнитных колебаний, нейтронов, ядер гелия и
непрореагировавших тритонов бьет в зеркало и создает огромную силу
тяги... Конечно, - добавил Краюхин, помолчав, - не будь слоя "абсолютного
отражателя", корпус корабля мгновенно, так сказать, прогорел бы насквозь.
Первый "Хиус" сгорел потому, что где-то был нарушен этот защитный слой.
- Это неизвестно, - сухо бросил Ермаков.
Он ходил по рубке, заглядывал в приборы и что-то записывал в
записную книжку. Краюхин пожевал губами, помолчал.
- Фотонная ракета - новое дело, - сказал он. - Огромное дело.
Будущее человечества... - Он снял очки, стал протирать стекла, глядя на
Быкова круглыми глазами. - "Благосклонная природа, вероятно, знает,
почему она не хочет, чтобы мы превратили наш земной мир в скромный рай и
на этом успокоились, и почему она заставляет нас завоевывать новые миры -
те последние и крайние миры, ключом к которым должны стать фотонные
ракеты". Это сказал более полувека назад один весьма умный немец; тогда
фотонные ракеты казались отдаленной мечтой. А теперь этот ключ к
последним и крайним мирам у нас в руках. Но мы еще не научились им
пользоваться по-настоящему. Много, еще очень много несовершенного,
непонятного. И много рутины. Вот хотя бы эти атомные ракеты на "Хиусе".
При фотонном приводе они - как кляча, запряженная в новейший атомокар.
- Но ведь иначе "Хиус" не мог бы стартовать с Земли, - вставил Быков
робко.
Краюхин снова водрузил очки на нос.
- В ближайшем будущем мы, вероятно, вообще откажемся от стартов с
Земли. "Хиусы" будут стартовать с искусственных спутников.
- Понятно, - сказал Быков. - Но пока-то "Хиус" берет запас обычного
для ракет топлива?
- Очень немного. Едва пятую часть полетного веса. Только для того,
чтобы оторваться от Земли, выйти из плотных слоев атмосферы, легко
поддающихся радиоактивному заражению. А затем включается фотонный
двигатель. "Хиус" не знает неудобств, связанных с невесомостью. Он
движется с постоянным ускорением в десять метров в секунду за секунду,
таким же, что и ускорение силы тяжести на поверхности Земли. Таким
образом экипаж "Хиуса" избавлен от невесомости и всех ее неприятных
последствий. "Хиус" - по крайней мере, в межпланетных перелетах - не
знает долгих и тоскливых рейсов по инерции, продолжающихся годы. Он
развивает гигантские скорости и расстояния до планет покрывает за дни и
недели. "Хиус" - это и есть ключ "к последним и крайним мирам".
- "Хиус" - ключ к большим планетам, - странным, сдавленным голосом
проговорил Ермаков.
Он стоял, склонившись над каким-то прибором, и Быков не видел его
лица.
Краюхин сжал губы.
- Пойдемте, товарищ Быков, - хмуро сказал он. - Я покажу вам
остальные помещения.
Они обошли весь корабль, заглянули в жилые каюты, в кают-компанию, в
камеры-хранилища. Все было предельно просто, почти голо. В жилых каютах -
голые мягкие стены, выдвижные койки с широкими эластичными ремнями,
стенные шкафы, низкие и мягкие кресла, наглухо принайтованные к
пружинящему полу. В кают-компании - большой круглый стол, мягкие кресла,
в мягких стенах - буфет, книгохранилище. На столе лежал забытый, видимо,
листок бумаги с неровными строчками вычислений. Краюхин забрал его.
("Чокан, - сказал он с усмешкой. - Математик...")
Когда они вернулись к люку, "Хиус" был окружен машинами и людьми.
Ермаков что-то говорил начальнику группы обслуживания, тот кивал,
переспрашивал и на ходу раздавал приказания толпившимся возле него
рабочим - молодым ребятам, вероятно, только что со студенческой скамьи.
- Едем домой, - сказал Краюхин. - Если завтра закончат перезарядку
реакторов, послезавтра начнем погрузку.
- Да! - вспомнил вдруг Быков, усаживаясь в автомобиль.
- Я совершенно забыл. А "Мальчик"? Куда его погрузят?
- Наверх, - ответил Краюхин. - "Мальчик" пропутешествует через
пространство верхом на "Хиусе". Так...
- Мгм... - начал было Быков, но осекся и больше расспрашивать не
стал.
"КАК АРГОНАВТЫ В СТАРИНУ..."
Отчет Ляхова был заслушан на следующий день. В просторном кабинете
начальника Седьмого полигона едва разместились, кроме межпланетников,
человек тридцать работников ракетодрома, инженеров с верфей "Вэйдады
Ю-и", представителей научно-исследовательских и проектных учреждений,
связанных с Комитетом межпланетных сообщений. Ляхов, бледный и
улыбающийся, говорил быстро, четко, постукивая для убедительности
карандашом по кожаной папке с дневниками и заметками.
В соответствии с планом испытательного перелета "Хиус" через
двадцать часов после старта принял неподвижное по отношению к Солнцу
положение и затем, с постоянным ускорением в 9.7 метра в секунду за
секунду, устремился к точке встречи с Венерой в обход Солнца. Пройдя
точно половину расстояния и достигнув скорости четыре тысячи километров в
секунду (оживление среди слушателей). Ляхов повернул планетолет зеркалом
к точке встречи и начал торможение. Через восемь с половиной суток "Хиус"
вышел на орбиту "Циолковского" - одного из советских искусственных
спутников Венеры, а еще через несколько часов причалил к нему. Далее,
следуя программе испытаний. Ляхов около месяца маневрировал вокруг
Венеры, проверяя работу фотореактора на всех режимах, посетил
искусственные спутники, принадлежащие другим государствам, совершил
посадку на Вениту - естественный спутник Венеры, и наконец отправился в
обратный путь, приняв на борт больного инженера с чешской станции.
Ляхов рассказал о режимах работы фотореактора, о результатах
применения эффекта Допплера для определения собственных скоростей
фотонной ракеты, высказал соображения относительно противометеоритного
устройства ("К сожа... э-э... к счастью, вернее... нам не пришлось
испытать его в действии"), сообщил новые оценки распределения плотностей
космической пыли в промежутке между орбитами Земли и Венеры ("Эти данные,
товарищи, по моему глубокому убеждению позволяют надеяться на
осуществление прямоточного фотонного двигателя, по крайней мере в таких
рейсах, как только будет решена проблема фотонного привода на
аннигиляции"). Особое внимание Ляхов уделил некоторым непонятным
феноменам, имевшим место во время рейса. Наблюдались беспричинные
перерывы радио и телевизионной связи, вспышки ультрачастотной вибрации
корпуса планетолета, небольшие нарушения тормозного магнитного поля в
фокусе зеркала. Все это происходило непосредственно перед торможением, то
есть в период максимальных скоростей. Ляхов выражал уверенность, что дело
здесь именно в колоссальных скоростях планетолета - скоростях, требующих
уже перехода на релятивистскую механику.
Но в целом "Хиус" оправдал все надежды. После пробного рейса стало
очевидно, что "вопреки мнению перестраховщиков и тупиц, оскверняющих
самим фактом своего бытия славную идею межпланетных сообщений", будущее,
притом ближайшее будущее, принадлежит фотонным ракетам. (Аплодисменты,
одобрительные возгласы.) Даже в таком примитивном и прямолинейном виде
сочетание фотореактора с абсолютным отражателем является огромным шагом
вперед в технике космогации.
Мелкие конструктивные недостатки "Хиуса" с лихвой покрывались его
неоспоримыми достоинствами и преимуществами: практически неограниченным
запасом хода, способностью совершать старты и посадки, не стесняясь в
расходе энергии, и без перегрузок, опасных для жизни и здоровья экипажа,
независимостью от промежуточных баз и множеством других, менее
значительных.
- ...и я, товарищи, грешным делом, - сказал Ляхов, - даже подумал:
"А не попытаться ли заодно уж произвести высадку на Венере?" (Смех, шум в
зале. Краюхин сердито хмурится. Юрковский показывает Ляхову кулак.) А
что? Никто бы и не узнал... Но достаточно было взглянуть на эту милую
планету вблизи, чтобы вспомнить, что такое дисциплина. Нет, правда,
дисциплина - прекрасная вещь. Я никогда прежде не летал к планетам с
