- "Хиус" подходит к Венере, - пояснил Дауге, - нам сейчас надо
рассчитать трассу к "Циолковскому".
- К "Циолковскому"? К искусственному спутнику Венеры? А зачем?
- В каком смысле - зачем? Чтобы сблизиться с ним, разумеется.
- Я понял, что мы будем с "Циолковским" только связь поддерживать и
что сядем на Венеру, минуя его.
- Какой ты быстрый... Нужно обстоятельно договориться с начальником
"Циолковского" Маховым о взаимодействии.
- И долго мы там пробудем?
- Не знаю... Анатолий Борисович, сколько времени мы пробудем у
"Циолковского"?
- Часов пять-шесть, не больше. Передадим почту, книги, фрукты,
проведем совещание и отправимся дальше.
- Ясно. Кстати, Алексей, вот там ты вкусишь невесомость в полную
меру. Мы полюбуемся...
Быков вспомнил свой неудачный опыт в этой области и уткнулся в
тарелку.
Сближение "Хиуса" с "Циолковским" заняло больше трех часов и
доставило экипажу много хлопот. Для пилотов дело осложнялось тем, что
плоскость орбиты "Циолковского", вращавшегося вокруг Венеры на расстоянии
в несколько тысяч километров, была почти перпендикулярна плоскости
орбитального движения Венеры, так что Крутикову и Спицыну снова пришлось
немало поработать. Однако задача была решена, и планетолет по
суживающейся спирали стал приближаться к тому месту, где в назначенное
время должен был пройти "Циолковский". "Пассажиры" провели эти часы в
кают-компании, пристегнувшись к креслам, и последовательно чувствовали
себя то легкими, как воздушные шары, то тяжелыми, как куски свинца.
Быкову казалось, что он раскачивается на фантастических качелях; он то
судорожно хватался за подлокотники, боясь взлететь под потолок, то
разевал рот, тщетно пытаясь вздохнуть и явственно чувствуя, как ребра
проваливаются внутрь легких. Однако все на свете имеет конец. Видимо,
пилоты решили, что пассажиры претерпели достаточно, манипуляции с
ускорением прекратились, и в один не очень приятный момент качели, вместо
того чтобы начать новый подъем, стремительно ухнули вниз, в бездонную
пропасть.
- Все в порядке! - раздался наконец из репродуктора голос Спицына. -
Можно отстегиваться. "Циолковский" в ста километрах от нас, Венера - в
трех тысячах.
- Погоди, Алексей, не отстегивайся, - предупредил Быкова Дауге,
торопливо освобождаясь от ремня.
Вместе с Юрковским он очень ловко, цепляясь за стены и за
привинченную к полу мебель, протянул по кают-компании несколько
нейлоновых шнуров, дополнительно к леерам на стенах. Такие же шнуры были
протянуты по коридору, в рубке и в каждой каюте.
- Вот теперь вылезай...
Быков осторожно поднялся, неожиданно вспорхнул и повис в воздухе,
цепляясь за спинку кресла. Лицо его стало пунцовым. Криво улыбаясь, ни на
кого не глядя, он ухватился за шнур и, неуклюже взболтнув ногами, снова
оказался на полу.
- Чепуха какая-то... - сердито проворчал он.
- А что, Алексей Петрович, - сказал Крутиков, появляясь в дверях, -
хорошо бы приготовить ужин попышнее, угостить ребят с "Циолковского"...
- Сейчас, - с трудом произнес Быков.
- Э, нет, Алеша! - Крутиков засмеялся. - Ручки коротки... Придется
тебе временно сложить их.
- Почему?
- А ты умеешь готовить в таких условиях? Когда вода не течет, а
летает пузырем по кухне, когда котлеты скачут по сковороде, как
взбесившиеся лягушки, и недожаренными порхают в воздухе...
Сильный толчок прервал его. Что-то визгливо заскрежетало по обшивке.
Кают-компания качнулась.
- Это еще что такое? - пробормотал Дауге.
Глаза Быкова встретились с остановившимся взглядом Крутикова. На лбу
штурмана заблестели мелкие бисеринки пота.
- Принимай гостей, Михаил Антонович! - весело крикнул Богдан из
коридора. - Бесы неуклюжие!
Дауге шумно выдохнул воздух, а Михаил Антонович дрожащей рукой полез
в карман за платком.
- Именно бесы, - сказал он хрипло, с трудом переводя дух. - Этак
человека можно на всю жизнь калекой сделать... заикой...
Он сунул платок обратно в карман и, цепляясь за шнуры, быстро
выбрался за дверь. Дауге недовольно пробормотал:
- Почти каждый раз получается такая штука, и каждый раз у меня
сердце уходит в пятки.
- Да что случилось?
- Причалила ракетка с "Циолковского". Межпланетное такси, изволите
видеть. Лихачество... Вероятно, прибыл засвидетельствовать свое почтение
Махов... Стой, куда ты? Не улетай, побудь со мной...
Быков сделал неосторожное движение, пролетел между шнурами, ударился
о потолок и, растопырив руки, устремился вниз. Дауге схватил его за ногу
и, ловко дернув, привел в вертикальное положение.
- Успокойся, ангел небесный, не надо волноваться... Помнишь формулу
- эм вэ квадрат пополам? Так вот, хорошо что хоть пополам, а то раскроил
бы ты сейчас свою буйную голову.
Быков снова водворился в спасительное кресло с твердым намерением не
покидать его до тех пор, пока не кончится "проклятая невесомость". В эту
минуту в коридорном отсеке послышалась возня, раздались радостные
восклицания, звонкие хлопки ладони о ладонь и даже, кажется, звуки
поцелуев.
- Здорово, друзья! Здорово, землячки-земляне! - оживленно гремел
чей-то бас. - Здравствуй, свет Михаил Антонович! Все худеешь, бедный?
- Здравствуй, голубчик Махов! Дай-ка я тебя поцелую да штрафовать
буду. За нарушение правил космического движения...
- А-а, Богдан! Не бранись хоть на радостях... Анатолий Борисович,
рад вас видеть! Познакомьтесь: мой заместитель, инженер Штирнер Григорий
Моисеевич. Будет непосредственно работать с вами.
- Слышал, отлично...
- Рад познакомиться. - Голос Штирнера был сух, резок.
- Прошу в кают-компанию, - пригласил Ермаков.
- Нет уж, дорогие, заберем почту - и все к нам. Ждем не дождемся.
- Виноват, Петр Федорович. На этот раз ограничимся разговором здесь,
на борту "Хиуса". У вас погостим на обратном пути.
Наступила странная пауза.
- Напрасно он так сказал, - прошептал Дауге, уставясь в дверь
круглыми глазами. - Это слово в слово фраза Тахмасиба...
Быкову стало не по себе.
- Знаю, знаю, о чем вы думаете! - снова заговорил Ермаков. - Не
следует быть суеверным. Нужно спешить.
Он сказал это и чуть усмехнулся.
- Как знаете, Анатолий Борисович, - растерянно отозвался Махов. -
Куда прикажете?
- Прошу сюда... Прошу вас, Григорий Моисеевич.
Гости вошли первыми - высокий грузноватый Махов и похожий на
подростка Штирнер, оба в мягких потертых комбинезонах с откинутыми на
спину прозрачными шлемами. Штирнер держал под мышкой папку.
- Здравствуйте, товарищ Дауге! - гремел Махов. - А это, конечно,
товарищ Быков? Так?
Благоразумно не выпуская из левой руки шнур, Быков пожал ему руку,
затем поздоровался со Штирнером. Все расположились за столом.
- Итак, Петр Федорович, - сказал Ермаков, - выкладывайте, что у вас
есть.
Махов шумно откашлялся, Штирнер раскрыл папку, и совещание началось.
Говорили мало и точно, больше формулами и математическими терминами, водя
пальцами по чертежам и расчетам, привезенным Штирнером. Речь шла о том,
как обеспечить максимальную точность посадки "Хиуса" у границ Урановой
Голконды и как поддерживать связь после посадки. Махов со Штирнером и их
товарищи на двух других искусственных спутниках подробно разработали
систему радионаведения, пользуясь которой предполагалось довести "Хиус"
до места, отстоящего от границ Голконды не дальше чем на пятьдесят-сто
километров. Правда, система эта еще не опробована на практике, но
тренировки дают право надеяться на полный успех.
- От нас теперь требуется максимальная точность, - сказал Штирнер,
постукивая пальцем по чертежу, - а от вас, товарищи, - внимание и
маневренность. Насколько я знаю, "Хиус" не так ограничен в своих
эволюциях, как обычная импульсная ракета, и при всех случайностях сможет
строго держаться пеленгов. Но, повторяю, прежде всего внимание! Если
"Хиус" даже чуть-чуть оторвется от радиолуча, вы рискуете сесть за тысячи
километров от нужного вам места.
Итак, "Хиусу" предстояло спускаться на планету, держась в
перекрестии трех радиолучей, которые и выведут его на наиболее выгодную,
по мнению специалистов, точку. На высоте десяти-пятнадцати километров над
поверхностью Венеры импульсы пеленгаторов исчезают: они либо бесследно
поглощаются, либо отражаются вверх, в венерианскую стратосферу. С этой
высоты планетолет должен будет спускаться отвесно. Не исключены серьезные
осложнения: коварная атмосфера Венеры может обмануть, исказив сигналы. На
этот случай будут действовать контрольные параллельные установки. Спицын
и Ермаков записали кое-какие цифры, сверили свои расчеты со схемой
Штирнера и объявили, что вопросов больше не имеют. Махов перешел ко
второму пункту. Поскольку радиосвязь - по крайней мере, надежную - с
поверхностью Венеры установить, по-видимому, не удастся, следовало
договориться о системе оптических сигналов. По мнению Махова, необходимы
только два сигнала: первый - "продовольствие и вода", второй - "запасные
части, энергетическое питание". Список запчастей и аппаратуры был заранее
составлен.
- Мы привезли вам портативную пусковую установку и две ракетки с
атомными зарядами. Если... тьфу-тьфу, конечно... если случится что-нибудь
нехорошее и потребуется наша помощь, вы пошлете одну из ракеток вверх,
вертикально над собой. Она взорвется на высоте около двухсот километров.
Конечно, стрелять можно не в любой момент. Вот вам таблица для расчета
времени. В назначенные минуты наши наблюдатели будут тщательно следить за
районом вашей высадки.
- Ну, и что же? - спросил Ермаков.
- И... ничего. Мы будем знать, что у вас не все в порядке, и
постараемся принять меры.
- Какие?
- Подбросим вам автоматические ракеты с необходимым аварийным
запасом. Ракеты пойдут точно на ваш пеленг.
- Отлично! - Ермаков кивнул. - А зачем вторая сигнальная ракетка?
- Две ракетки подряд вы выпустите, если посадка прошла неудачно и
планетолет серьезно вышел из строя.
Наступило молчание.
- Весьма возможно, что тогда их некому будет выпускать, - заметил
Дауге, поморщившись.
- Мой пессимизм не заходит так далеко, - мягко ответил Махов.
После совещания Дауге предложил Быкову:
- Пойдем посмотрим на прекрасную Венеру. Ермаков разрешил выпустить
тебя.
Через десять минут они, облаченные в неуклюжие панцири с прозрачными
колпаками на головах, стояли в кубическом кессоне перед наружным люком.
Дауге наглухо задраил за собой дверь, затем включил насос и повернулся к
манометру, укрепленному на стене. Тонкая стрелка неровными скачками
запрыгала вниз. Когда она остановилась, Дауге откинул с люка широкую
стальную полосу, и толстая ребристая крышка мягко отвалилась в сторону.
Быков ожидал увидеть то, что сотни н сотни раз описывалось в
репортажах, очерках и романах: черно-фиолетовую бездну, испещренную
ослепительными точками звезд. Вместо этого круглый провал люка озарился
мутным желто-розовым светом. Планетолет висел над громадным, тускло
освещенным туманным куполом. Сероватые тени ползли по блестящему
оранжевому полю, медленно сближались и расходились, свивались в кольца и
разрывались на неверные исчезающие пятна. Ближе к краям купол темнел, но
границы его не были резкими, они как-то незаметно, размытыми лиловыми
тонами переходили в полную непроглядную черноту. А в центре тончайшие