детство... В это я не верил. Цель была практическая, заранее хорошо
продуманная, и достиг ее Абалкин, не возбудив у Глумовой никаких
подозрений. Мне было ясно, что сама Глумова об этой цели ничего не знает.
Ведь она тоже не поняла, что же было на самом деле...
И оставался еще один вопрос, который мне следовало бы выяснить. Ну,
хорошо. Они вспоминали, любили друг друга, пили, снова вспоминали,
засыпали, просыпались, снова любили и снова засыпали... Что же тогда
привело ее в такое отчаяние, на грань истерики? Разумеется, здесь
открывался широчайший простор для самых разных предположений. Например,
связанных с привычками штабного офицера Островной Империи. Но могло быть и
что-нибудь другое. И это другое вполне могло оказаться весьма ценным для
меня. Тут я остановился в нерешительности: либо оставить в тылу что-то,
может быть, очень важное, либо решиться на отвратительную бестактность,
рискуя не узнать в результате ничего существенного...
Я решился.
- Майя Тойвовна, - произнес я, изо всех сил стараясь выговаривать
слова твердо. - Скажите, чем было вызвано такое ваше отчаяние, которому я
был невольным свидетелем в прошлую нашу встречу?
Я выговаривал эту фразу, не осмеливаясь глядеть ей в глаза. Я не
удивился, если бы она тут же приказала мне убираться вон или даже просто
шарахнула меня видеофоном по голове. Однако она не сделала ни того, ни
другого.
- Я была дура, - сказала она довольно спокойно. - Дура истеричная.
Мне почудилось тогда, что он выжал меня, как лимон, и выбросил за порог. А
теперь я понимаю: ему и в самом деле не до меня. Для деликатности у него
не остается ни времени, ни сил. Я все требовала у него объяснений, а он
ведь не мог мне ничего объяснить. Он же знает, наверное, что вы его
ищете...
Я встал.
- Большое спасибо, Майя Тойвовна, - сказал я. - По-моему, вы
неправильно поняли наши намерения. Никто не хочет ему вреда. Если вы
встретитесь с ним, постарайтесь, пожалуйста, внушить ему эту мысль.
Она не ответила.
3 ИЮНЯ 78-ГО ГОДА. КОЕ-ЧТО О ВПЕЧАТЛЕНИЯХ ЭКСЕЛЕНЦА
С обрыва было видно, что доктор Гоаннек за отсутствием пациентов
занят рыбной ловлей. Это было удачно, потому что до его избы с
нуль-Т-нужником было ближе, чем до курортного клуба. Правда, по дороге,
оказывается, располагалась пасека, которую я опрометчиво не заметил во
время своего первого визита, так что теперь мне пришлось спасаться, прыгая
через какие-то декоративные плетни и сшибая на скаку декоративные же
макитры и крынки. Впрочем, все обошлось благополучно. Я взбежал на крыльцо
с балясинами, проник в знакомую горницу и не садясь позвонил Экселенцу.
Я думал отделаться коротким докладом, но разговор получился довольно
длинный, так что пришлось вынести видеофон на крыльцо, чтобы не захватил
меня врасплох говорливый и обидчивый доктор Гоаннек.
- Почему она там сидит? - спросил Экселенц задумчиво.
- Ждет.
- Он ей назначил?
- Насколько я понимаю, нет.
- Бедняга... - проворчал Экселенц. Потом он спросил: - Ты
возвращаешься?
- Нет, - сказал я. - У меня еще остались этот Яшмаа и резиденция
Голованов.
- Зачем?
- В резиденции, - ответил я, - сейчас пребывает некий Голован по
имени Щекн-Итрч, тот самый, который участвовал вместе с Абалкиным в
операции "Мертвый мир"...
- Так.
- Насколько я понял из отчета Абалкина, у них сложились какие-то не
совсем обычные отношения...
- В каком смысле - необычные?
Я замялся, подбирая слова.
- Я бы рискнул назвать это дружбой, Экселенц... Вы помните этот
отчет?
- Помню. Понимаю, что ты хочешь сказать. Но ответь мне на такой вот
вопрос: как ты выяснил, что Голован Щекн находится на Земле?
- Ну... это было довольно сложно. Во-первых...
- Достаточно, - прервал он меня и замолчал выжидательно.
До меня не сразу, правда, но дошло. Действительно. Это мне,
сотруднику КОМКОНа-2 при всем моем солидном опыте работы с БВИ было
довольно сложно разыскать Щекна. Что же тогда говорить о простом
Прогрессоре Абалкине, который вдобавок двадцать лет проторчал в Глубоком
Космосе и понимает в БВИ не больше, чем двадцатилетний школяр!
- Согласен, - сказал я. - Вы, конечно, правы. И все-таки согласитесь:
Задача эта вполне выполнима. Было бы желание.
- Соглашаюсь. Но дело не только в этом. Тебе не приходило в голову,
что он бросает камни по кустам?
- Нет, - сказал я честно.
Бросать камни по кустам - в переводе с нашей фразеологии означает:
Пускать по ложному следу, подсовывать фальшивые улики, короче говоря,
морочить людям голову. Разумеется, теоретически вполне можно было
допустить, что Лев Абалкин преследует некую вполне определенную цель, а
все его эскапады с Глумовой, с Учителем, со мной - все это мастерски
организованный фальшивый материал, над смыслом которого мы должны
бесплодно ломать голову, попусту теряя время и силы и безнадежно
отвлекаясь от главного.
- Не похоже, - сказал я решительно.
- А вот у меня есть впечатление, что похоже, - сказал Экселенц.
- Вам, конечно, виднее, - отозвался я сухо.
- Бесспорно, - согласился он. - Но, к сожалению, это только
впечатление. Фактов у меня нет. Однако, если я не ошибаюсь, представляется
маловероятным, чтобы в его ситуации он вспомнил бы о Щекне, потратил бы
массу сил, чтобы разыскать его, бросился бы в другое полушарие, ломал бы
там какую-нибудь комедию - и все это только для того, чтобы бросить в
кусты лишний камень. Ты согласен со мной?
- Видите ли, Экселенц, я не знаю его ситуации, и, наверное, именно
поэтому у меня нет вашего впечатления.
- А какое есть? - спросил он с неожиданным интересом.
Я попытался сформулировать свое впечатление:
- Только не разбрасывание камней. В его поступках есть какая-то
логика. Они связаны между собой. Более того, он все время применяет один и
тот же прием. Он не тратит времени и сил на выдумывание новых приемов - он
ошарашивает человека каким-то заявлением, а потом слушает, что бормочет
этот ошарашенный... Он хочет что-то узнать, что-то о своей жизни...
точнее, о своей судьбе. Что-то такое, что от него скрыли... - Я замолчал,
а потом сказал: - Экселенц, он каким-то образом узнал, что с ним связана
тайна личности.
Теперь мы молчали оба. На экране покачивалась веснушчатая лысина. Я
чувствовал, что переживаю исторический момент. Это был один из тех
редчайших случаев, когда мои доводы (не факты, добытые мной, а именно
доводы, логические умозаключения) заставляли Экселенца пересмотреть свои
представления.
Он поднял голову и сказал:
- Хорошо. Навести Щекна. Но имей в виду, что нужнее всего ты здесь, у
меня.
- Слушаюсь, - сказал я и спросил: - А как насчет Яшмаа?
- Его нет на Земле.
- Почему же? - сказал я. - Он на Земле. Он в "Лагере Яна", под
Антоновом.
- Он уже три дня, как на Гиганде.
- Понятно, - сказал я, делая потуги быть ироничным. - Это же надо,
какое совпадение! Родился в тот же день, что и Абалкин, тоже посмертный
ребенок, тоже фигурирует под номером...
- Хорошо, хорошо, - проворчал Экселенц. - Не отвлекайся.
Экран погас. Я отнес видеофон на место и спустился во двор. Там я
осторожно пробрался через заросли гигантской крапивы и прямо из
деревянного нужника доктора Гоаннека шагнул под ночной дождь на берег реки
Телон.
3 ИЮНЯ 78-ГО ГОДА. ЗАСТАВА НА РЕКЕ ТЕЛОН
Невидимая река шумела сквозь шуршание дождя где-то совсем рядом, под
обрывом, а прямо передо мною мягко отсвечивал легкий металлический мост,
над которым светилось большое табло на линкосе: "ТЕРРИТОРИЯ НАРОДА
ГОЛОВАНОВ". Немного странно было видеть, что мост начинается прямо из
высокой травы - не было к нему не только подъезда, но даже какой-нибудь
паршивенькой тропинки. В двух шагах от меня светилось одиноким окошком
округлое приземистое здание казарменно-казематного вида. От него пахнуло
на меня незабываемым Саракшем - запахом ржавого железа, мертвечины,
затаившейся смерти. Странные все-таки места попадаются у нас на Земле.
Казалось бы, и дома ты, и все уже здесь знаешь, и все привычно и мило, так
нет же - обязательно рано или поздно наткнешься на что-нибудь ни с чем не
сообразное... Ладно. Что думает по поводу этого здания журналист Каммерер?
О! У него, оказывается, уже сложилось по этому поводу вполне определенное
мнение.
Журналист Каммерер отыскал в округлой стене дверь, решительно толкнул
ее и оказался в сводчатой комнате, где не было ничего, кроме стола, за
которым сидел, подперши подбородок кулаками, длинноволосый юнец, похожий
кудрями и нежным длинным ликом на Александра Блока, нарядившегося по
вычурной своей фантазии в яркое и пестрое мексиканское пончо. Синие глаза
юнца встретили журналиста Каммерера взглядом, совершенно лишенным интереса
и слегка утомленным.
- Ну и архитектура здесь у вас, однако! - произнес журналист
Каммерер, отряхивая с плеч дождевые брызги.
- А им нравится, - безразлично возразил Александр Б., не меняя позы.
- Быть этого не может! - саркастически сказал журналист Каммерер,
озираясь, на что бы присесть.
Свободных стульев в помещении не было, равно как и кресел, диванов,
кушеток и скамеек. Журналист Каммерер посмотрел на Александра_Б.
Александр_Б. смотрел на него с прежним безразличием, не обнаруживая ни
тени намерения быть любезным или хотя бы просто вежливым. Это было
странно. Вернее, непривычно. Но чувствовалось, что здесь это в порядке
вещей.
Журналист Каммерер уже открыл было рот, чтобы представиться, но тут
вдруг Александр_Б. с какой-то усталой покорностью опустил на свои бледные
щеки длинные ресницы и с механической проникновенностью транспортного
куббера принялся наизусть зачитывать свой текст:
- Дорогой друг! К сожалению, вы проделали свой путь сюда совершенно
напрасно. Вы не найдете здесь абсолютно ничего для себя интересного. Все
слухи, которыми вы руководствовались, направляясь к нам, чрезвычайно
преувеличены. Территория народа Голованов ни в малейшей степени не может
рассматриваться как некий развлекательно-познавательный комплекс. Голованы
- замечательный, весьма самобытный народ - говорят о себе: "Мы
любознательны, но вовсе не любопытны". Миссия Голованов представляет здесь
свой народ в качестве дипломатического органа и не является объектом
неофициальных контактов и уж тем более - праздного любопытства. Уважаемый
друг! Самое уместное, что вы можете сейчас сделать, - это пуститься в
обратный путь и убедительно объяснить всем вашим знакомым истинное
положение вещей.
Александр Б. замолк и томно приподнял ресницы. Журналист Каммерер
пребывал перед ним по-прежнему, и это его, видимо, совсем не удивило.
- Разумеется, прежде чем мы простимся, я отвечу на все ваши вопросы.
- А вставать при этом вы не обязаны? - поинтересовался журналист
Каммерер.
Что-то вроде оживления засветилось в синих очах.
- Откровенно говоря, да, - признался Александр_Б. - Но вчера я расшиб
колено, до сих пор болит ужасно, так что вы уж извините...
- Охотно, - сказал журналист Каммерер и присел на край стола. - Я
вижу, вы замучены любопытствующими.
- За мое дежурство вы - шестая компания.
- Я один как перст! - возразил журналист Каммерер.
- Компания есть счетное слово, - возразил Александр_Б., оживляясь еще
более. - Ну, например, как ящик. Ящик консервов. Штука ситца. Или коробка
конфет. Ведь может так случиться, что в коробке осталась всего одна
