- И не подумаю! - заявил Бромберг, демонстративно отворачиваясь.
Экселенц продолжал протягивать ему капсулу. Бромберг искоса, как
петух посмотрел на нее. Потом сказал с пафосом:
- Яд, мудрецом тебе предложенный, возьми, из рук же дурака не
принимай бальзама...
Он взял капсулу и тоже выкатил себе на ладонь белый шарик.
- Я в этом не нуждаюсь! - объявил он и кинул шарик в рот. - Пока еще
не нуждаюсь...
- Айзек, - сказал Экселенц и причмокнул. - Что вы будете делать,
когда я умру?
- Спляшу качучу, - сказал Бромберг мрачно. - Не говорите глупостей.
- Айзек, - сказал Экселенц. - Зачем вам все-таки понадобились
детонаторы?.. Подождите, не начинайте все сначала. Я вовсе не собираюсь
вмешиваться в ваши личные дела. Если бы вы заинтересовались детонаторами
неделю назад или на будущей неделе, я бы никогда не стал задавать вам этот
вопрос. Но они понадобились вам именно сегодня. Именно в ту ночь, когда за
ними должен был прийти совсем другой человек. Если это просто невероятное
совпадение, то так и скажите, и мы расстанемся. У меня голова
разболелась...
- А кто это должен был за ними прийти? - подозрительно спросил
Бромберг.
- Лев Абалкин, - сказал Экселенц утомленно.
- Кто это такой?
- Вы не знаете Льва Абалкина?
- В первый раз слышу, - сказал Бромберг.
- Верю, - сказал Экселенц.
- Еще бы! - сказал Бромберг высокомерно.
- Вам я верю, - сказал Экселенц. - Но я не верю в совпадения...
Слушайте, Айзек, неужели это так трудно - просто, без кривляний
рассказать, почему вы именно сегодня пришли за детонаторами...
- Мне не нравится слово "кривлянья"! - сказал Бромберг сварливо, но
уже без прежнего задора.
- Я беру его назад, - сказал Экселенц.
Бромберг снова принялся утираться.
- У меня секретов нет, - объявил он. - Вы знаете, Рудольф, я ненавижу
все и всяческие секреты. Это вы сами поставили меня в положение, когда я
вынужден кривляться и ломать комедию. А между тем все очень просто.
Сегодня утром ко мне явился некто... Вам обязательно нужно имя?
- Нет.
- Некий молодой человек. О чем мы с ним говорили - несущественно, я
полагаю. Разговор носил достаточно личный характер. Но во время разговора
я заметил у него вот здесь... - Бромберг ткнул пальцем в сгиб локтя правой
руки, - довольно странное родимое пятно. Я даже спросил его: "Это что -
татуировка?" Вы знаете, Рудольф, татуировки - мое хобби... "Нет, - ответил
он. - Это родимое пятно" больше всего оно было похоже на букву "Ж" в
кириллице или, скажем, на японский иероглиф "сандзю" - "тридцать". Вам это
ничего не напоминает, Рудольф?
- Напоминает, - сказал Экселенц.
Мне это тоже что-то напомнило, что-то совсем недавнее, что-то,
показавшееся и странным, и несущественным одновременно.
- Вы что - сразу сообразили? - спросил Бромберг с завистью.
- Да, - сказал Экселенц.
- А вот я - не сразу. Молодой человек уже давно ушел, а я все сидел и
вспоминал, где я мог видеть такой значок... Причем не просто похожий на
него, а именно такой в точности. В конце концов вспомнил. Мне надо было
проверить, понимаете? Под рукой - ни одной репродукции. Я бросаюсь в Музей
- Музей закрыт...
- Мак, - сказал Экселенц, - будь добр, подай нам сюда эту штуку,
которая под шалью.
Я повиновался.
Брусок был тяжелый и теплый на ощупь. Я поставил его на стол перед
Экселенцем. Экселенц подвинул его поближе к себе, и теперь я видел, что
это действительно футляр из гладко отполированного материала
ярко-янтарного цвета с едва заметной, идеально прямой линией, отделяющей
слегка выпуклую крышку от массивного основания. Экселенц попытался
приподнять крышку, но пальцы его скользили, и ничего у него не получалось.
- Дайте-ка мне, - нетерпеливо сказал Бромберг. Он оттолкнул
Экселенца, взялся за крышку обеими руками, поднял ее и отложил в сторону.
Вот эти штуки они, по-видимому, и называли детонаторами: круглые
серые блямбы миллиметров семидесяти в диаметре, уложенные одним рядом в
аккуратные гнезда. Всего детонаторов было одиннадцать, и еще два гнезда
были пусты, и видно было, что дно их выстлано белесоватым ворсом, похожим
на плесень, и ворсинки эти заметно шевелились, словно живые, да они,
вероятно, и были в каком-то смысле живые.
Однако прежде всего в глаза мне бросились довольно сложные иероглифы,
изображенные на поверхности детонаторов, по одному на каждом, и все
разные. Они были большие, розовато-коричневые, слегка расплывшиеся, как бы
нанесенные цветной тушью на влажную бумагу. И один их них я узнал сразу -
чуть расплывшаяся стилизованная буква "Ж", или, если угодно, японский
иероглиф "сандзю" - маленький оригинал увеличенной копии на обороте листа
N_1 в деле N_07. Этот детонатор был третьим слева, если смотреть от меня,
и Экселенц, подвесив над ним свой длинный указательный палец, произнес:
- Он?
- Да-да, - нетерпеливо отозвался Бромберг, отпихивая его руку. Не
мешайте. Вы ничего не понимаете...
Он вцепился ногтями в края детонатора и принялся осторожными
движениями как бы вывинчивать его из гнезда, бормоча при этом: "Здесь
совсем не в этом дело... Неужели вы воображаете, что я был способен
перепутать... Чушь какая..." И он вытянул наконец детонатор из гнезда и
стал осторожно поднимать его над футляром все выше и выше, и видно было,
как тянутся за серым толстеньким диском тонкие белесоватые нити,
утоньшаются, лопаются одна за другой, и когда лопнула последняя, Бромберг
повернул диск нижней поверхностью вверх, и я увидел там среди шевелящихся
полупрозрачных ворсинок тот же иероглиф, только черный, маленький и очень
отчетливый, словно его вычеканили в сером материале.
- Да! - сказал Бромберг торжествующе. - Точно такой. Я так и знал,
что не могу ошибиться.
- В чем именно? - спросил Экселенц.
- Размер! - сказал Бромберг. - Размер, детали, пропорции. Вы
понимаете, родимое пятно у него не просто похоже на этот значок - оно в
точности такое же... - Он пристально посмотрел на Экселенца. - Слушайте,
Рудольф, услуга за услугу. Вы что, их всех пометили?
- Нет, конечно.
- Значит, у них это было с самого начала? - спросил Бромберг,
постукивая себя пальцем по сгибу правой руки.
- Нет. Эти значки появились у них в возрасте десяти-двенадцати лет.
Бромберг осторожно ввинтил детонатор обратно в гнездо и
удовлетворенно повалился в кресло.
- Ну что же, - произнес он. - Так я все это и понял... Ну-с, господин
полицей-президент, чего же стоит вся эта ваша секретность? Канал его у
меня есть, и едва златоперстый Феб озарит верхушки этих ваших
архитектурных уродов, как я немедленно свяжусь с ним, и мы всласть
поговорим... И не пытайтесь меня отговаривать, Сикорски! - вскричал он,
размахивая пальцем перед носом Экселенца. - Он сам пришел ко мне, а я сам
- понимаете? - сам, вот этой своей старой головой, сообразил, кто передо
мной, и теперь он мой! Я не проникал в ваши паршивые тайны! Немножко
везенья, немножко сообразительности...
- Хорошо, хорошо, - сказал Экселенц. - Ради бога. Никаких возражений.
Он ваш, встречайтесь, говорите. Но только с ним, пожалуйста. Больше ни с
кем.
- Н-ну... - с ироническим сомнением протянул Бромберг.
- А впрочем, как вам будет угодно, - сказал вдруг Экселенц. - Все это
сейчас не важно... Скажите, Айзек, о чем вы с ним разговаривали?
Бромберг сложил руки на животе и покрутил большими пальцами. Победы,
одержанные им над Экселенцем, были настолько велики и очевидны, что он,
без сомнения, мог позволить себе быть великодушным.
- Разговор, надо признаться, был довольно сумбурный, - сказал он. -
Теперь-то я, конечно, понимаю, что этот кроманьонец просто морочил мне
голову...
Сегодня, а вернее, вчера утром к нему явился молодой человек лет
сорока-сорока пяти и представился как Александр Дымок, конфигуратор
сельскохозяйственной автоматики. Роста среднего, очень бледное лицо,
длинные черные прямые волосы, как у индейца. Он пожаловался, что на
протяжении многих месяцев пытается и никак не может выяснить
обстоятельства исчезновения своих родителей. Он изложил Бромбергу в высшей
степени загадочную и чертовски соблазнительную в своей загадочности
легенду, которую он якобы собрал по крупицам, не брезгуя даже самыми
малодостоверными слухами. Легенда эта у Бромберга записана во всех
подробностях, но излагать ее сейчас вряд ли имеет смысл. Собственно, визит
Александра Дымка преследовал единственную цель: не может ли Бромберг,
крупнейший в мире знаток запрещенной науки, пролить хоть какой-нибудь свет
на эту историю.
Крупнейший знаток Бромберг окунулся в свою картотеку, но ничего о
супругах Дымок не обнаружил. Молодой человек был заметно огорчен этим
обстоятельством и совсем уже собрался было уходить, когда в голову ему
пришла счастливая мысль. Не исключено, сказал он, что фамилия его
родителей вовсе и не Дымок. Не исключено также, что вся его легенда не
имеет ничего общего с действительностью. Может быть, доктор Бромберг
попытается вспомнить, не происходило ли в науке каких-то загадочных и
впоследствии запрещенных к широкой публикации событий в годы, близкие к
дате рождения Александра Дымка (февраль 36-го), поскольку родителей своих
он потерял то ли в годовалом, то ли в двухлетнем возрасте...
Знаток Бромберг снова полез в свою картотеку, но на этот раз в
хронологическую ее часть. За период с 33-го по 39-й годы он обнаружил в
общей сложности восемь различных инцидентов, в том числе и историю с
саркофагом-инкубатором. Вместе с Александром Дымком они тщательно
проанализировали каждый из этих инцидентов и пришли к выводу, что ни один
из них не может быть связан с судьбой супругов Дымок.
Отсюда "я, старый дурак, сделал заключение, что судьба подарила мне
историю, которая в свое время совершенно ускользнула из поля моего зрения.
Представляете себе? Не запрет ваш какой-нибудь паршивый, а исчезновение
двух биохимиков! Уж этого бы я вам не простил, Сикорски!" И еще битых два
часа Бромберг допрашивал Александра Дымка, требуя от него вспомнить все
самые мельчайшие подробности, любые, даже самые нелепые слухи, взял с него
торжественное обещание пройти глубокое ментоскопирование, так что молодой
человек на протяжении последнего часа явно мечтал только об одном -
поскорее убраться восвояси...
Уже в самом конце разговора Бромберг совершенно случайно заметил
"родимое пятно". Это родимое пятно, не имеющее, казалось бы, никакого
отношения к делу, каким-то необъяснимым образом застряло у Бромберга в
мозгу. Молодой человек уже давно ушел. Бромберг уже успел сделать
несколько запросов в БВИ, поговорить с двумя-тремя специалистами по поводу
супругов Дымок (безрезультатно), но этот проклятый значок никак не шел у
него из головы. Во - первых, Бромберг был совершенно уверен, что уже видел
его где-то и когда-то, а во-вторых, его не покидало ощущение, что об этом
значке или о чем-то, связанном с этим значком, упоминалось в его беседе с
Александром Дымком. И только восстановив в памяти самым скрупулезным
образом всю эту беседу фразу за фразой, он добрался наконец до саркофага,
вспомнил детонаторы, и поразительная догадка о том, кто таков на самом
деле Александр Дымок, осенила его.
Первым его движением было немедленно позвонить мальчику и сообщить,
что тайна его происхождения раскрыта. Но присущая ему, Бромбергу, научная
добросовестность требовала прежде всего абсолютной достоверности, не
