конфета. Как перст.
- Ваши объяснения удовлетворили меня полностью, - сказал журналист
Каммерер. - Но я не любопытствующий. Я пришел по делу.
- Восемьдесят три процента всех компаний, - немедленно откликнулся
Александр_Б., - являются сюда именно по делу. Последняя компания - из пяти
экземпляров, включая малолетних детей и собаку, - искала здесь случая
договориться с руководителями миссии об уроках языка Голованов. Но в
огромном большинстве это собиратели ксенофольклора. Поветрие! Все собирают
ксенофольклор. Я тоже собираю ксенофольклор. Но у Голованов нет фольклора!
Это же утка! Шутник Лонг Мюллер выпустил книжонку на манер Оссиана, и все
посходили с ума... "О лохматые древа, тысячехвостые, затаившие скорбные
мысли свои в пушистых и теплых стволах! Тысячи тысяч хвостов у вас и ни
одной головы!.." А у Голованов, между прочим, понятия хвоста нет вообще!
Хвост у них - орган ориентировки, и если уж переводить адекватно, то
получится не хвост, а компас... "О тысячекомпасовые деревья!" Но вы, я
вижу, не фольклорист.
- Нет, - честно признался журналист Каммерер. - Я гораздо хуже. Я
журналист.
- Пишите книгу о Голованах?
- В каком-то смысле. А что?
- Нет, ничего. Пожалуйста. Не вы первый, не вы последний. Вы
Голованов-то когда-нибудь видели?
- Да, конечно.
- На экране?
- Нет. Дело в том, что именно я открыл их на Саракше...
Александр Б. даже привстал.
- Так вы - Каммерер?
- К вашим услугам.
- Нет уж, это я к вашим услугам, доктор! Приказывайте, требуйте,
распоряжайтесь...
Я моментально вспомнил разговор Каммерера с Абалкиным и торопливо
пояснил:
- Я всего лишь открыл их и не более того. Я вовсе не специалист по
Голованам. И меня интересуют сейчас не Голованы вообще, а только
один-единственный Голован, переводчик миссии. Так что если вы не
возражаете... Я пройду туда к ним?
- Да помилуйте, доктор! - Александр_Б. всплеснул руками. - Вы,
кажется, подумали, что мы здесь сидим, так сказать, на страже? Ничего
подобного! Пожалуйста, проходите! Очень многие так и делают. Объяснишь
ему, что слухи, мол, преувеличены, он покивает, распрощается, а сам выйдет
- и шмыг через мост...
- Ну?
- Через некоторое время возвращается. Очень разочарованный. Ничего и
никого не видел. Леса, сопки, распадки, очаровательные пейзажи - это все,
конечно, есть, а Голованов нет. Во-первых, Голованы ведут ночной образ
жизни, во-вторых, живут они под землей, а самое главное - они встречаются
только с теми, с кем хотят встречаться. Вот на этот случай мы здесь и
дежурим - на положении, так сказать, связных...
- А кто это - вы? - спросил журналист Каммерер. - КОМКОН?
- Да. Практиканты. Дежурим здесь по очереди. Через нас идет связь в
обе стороны... Вам кого именно из переводчиков?
- Мне нужен Щекн-Итрч.
- Попробуем. Он вас знает?
- Вряд ли. Но скажите ему, что я хочу поговорить с ним про Льва
Абалкина, которого он знает наверняка.
- Еще бы! - сказал Александр Б., и придвинул к себе селектор.
Журналист Каммерер (да, признаться, и я сам) с восхищением,
переходящим в благоговение, наблюдал, как этот юноша с нежным ликом
романтического поэта вдруг дико выкатил глаза и, свернув изящные губы в
немыслимую трубку, защелкал, закрякал, загукал, как тридцать три Голована
сразу (в мертвом ночном лесу, у развороченной бетонной дороги, под мутно
фосфоресцирующим небом Саракша), и очень уместными казались эти звуки в
этом сводчатом казематно-пустом помещении с шершавыми голыми стенами.
Потом он замолчал и склонил голову, прислушиваясь к сериям ответных
щелчков и гуканий, а губы и нижняя челюсть его продолжали странно
двигаться, словно он держал их в постоянной готовности к продолжению
беседы. Зрелище это было скорее неприятное, и журналист Каммерер при всем
своем благоговении счел все-таки более деликатным отвести глаза.
Впрочем, беседа продолжалась не слишком долго. Александр_Б. откинулся
на спинку стула и, ловко массируя нижнюю челюсть длинными бледными
пальцами, произнес, чуть задыхаясь:
- Кажется, он согласился. Впрочем, не хочу вас слишком обнадеживать:
Я вовсе не уверен, что все понял правильно. Два смысловых слоя я уловил,
но, по-моему, там был еще и третий... Короче говоря, ступайте через мост,
там будет тропинка. Тропинка идет в лес. Он вас там встретит. Точнее, он
на вас посмотрит... Нет. Как бы это сказать... Вы знаете, не так трудно
понять Голована, как трудно его перевести. Вот, например, эта рекламная
фраза: "Мы любознательны, но не любопытны". Это, между прочим, образец
хорошего перевода. "Мы не любопытны" можно понимать так, что "мы не
любопытствуем попусту", и в то же самое время - "мы для вас неинтересны".
Понимаете?
- Понимаю, - сказал журналист Каммерер, слезая со стола. - Он на меня
посмотрит, а там уж решит, стоит ли со мной разговаривать. Спасибо за
хлопоты.
- Какие хлопоты! Это моя приятная обязанность... Подождите, возьмите
мой плащ, дождь на дворе...
- Спасибо, не надо, - сказал журналист Каммерер и вышел под дождь.
3 ИЮНЯ 78-ГО ГОДА. ЩЕКН-ИТРЧ, ГОЛОВАН
Было по местному времени около трех часов утра, небо было кругом
обложено, а лес был густой, и этот ночной мир казался мне серым, плоским и
мутноватым, как скверная старинная фотография.
Конечно, он первым обнаружил меня и, наверное, минут пять, а может
быть и все десять, следовал параллельным курсом, прячась в густом
подлеске. Когда же я наконец заметил его, он понял это почти мгновенно и
сразу оказался на тропинке передо мною.
- Я здесь, - объявил он.
- Вижу, - сказал я.
- Будем говорить здесь, - сказал он.
- Хорошо, - сказал я.
Он сейчас же сел, совершенно как собака, разговаривающая с хозяином,
крупная, толстая, большеголовая собака с маленькими треугольными ушами
торчком, с большими круглыми глазами под массивным, широким лбом. Голос у
него был хрипловатый, и говорил он без малейшего акцента, так что только
короткие рубленые фразы и несколько преувеличенная четкость артикуляции
выдавали в его речи чужака. И еще - от него попахивало. Но не мокрой
псиной, как можно было бы ожидать, запах был скорее неорганический -
что-то вроде нагретой канифоли. Странный запах, скорее механизма, чем
живого существа. На Саракше, помнится, Голованы пахли совсем не так.
- Что тебе нужно? - спросил он прямо.
- Тебе сказали, кто я?
- Да. Ты - журналист. Пишешь книгу про мой народ.
- Это не совсем так. Я пишу книгу о Льве Абалкине. Ты его знаешь.
- Весь мой народ знает Льва Абалкина.
Это была новость.
- И что же твой народ думает о Льве Абалкине?
- Мой народ не думает о Льве Абалкине. Он его знает.
Кажется, здесь начинались какие-то лингвистические болота.
- Я хотел спросить: как твой народ относится к Льву Абалкину?
- Он его знает. Каждый. От рождения и до смерти.
Мы с журналистом Каммерером посоветовались и решили пока оставить эту
тему. Мы спросили:
- Что ты можешь рассказать о Льве Абалкине?
- Ничего, - коротко ответил он.
Вот этого я боялся больше всего. Боялся до такой степени, что
подсознательно отвергал саму возможность такого положения и был к нему
совершенно не готов. Я растерялся самым жалким образом, а он поднес
переднюю лапу к морде и принялся шумно выкусывать между когтями. Не
по-собачьи, а так, как это делают иногда наши кошки.
Впрочем, у меня хватило самообладания. Я вовремя сообразил, что если
бы эта псина-сапиенс действительно не хотела иметь со мной никакого дела,
она бы просто уклонилась от встречи.
- Я знаю, что Лев Абалкин - твой друг, - сказал я. - Вы жили и
работали вместе. Очень многие земляне хотели бы знать, что думает об
Абалкине его друг и сотрудник Голован.
- Зачем? - спросил он также коротко.
- Опыт, - ответил я.
- Бесполезный опыт.
- Бесполезного опыта не бывает.
Теперь он принялся за другую лапу и через несколько секунд проворчал
невнятно:
- Задавай конкретные вопросы.
Я подумал.
- Мне известно, что в последний раз ты работал с Абалкиным пятнадцать
лет назад. Приходилось тебе после этого работать с другими землянами?
- Приходилось. Много.
- Ты почувствовал разницу?
Задавая этот вопрос, я, собственно, ничего особенного не имел в виду.
Но Щекн вдруг замер, затем медленно опустил лапу и поднял лобастую голову.
Глаза его на мгновение озарились мрачным красным светом. Однако и секунды
не прошло, как он вновь принялся глодать свои когти.
- Трудно сказать, - проворчал он. - Работы разные, люди тоже разные.
Трудно.
Он уклонился. От чего? Мой невинный вопрос заставил его как бы
споткнуться. Он растерялся на целую секунду. Или здесь опять лингвистика?
Вообще-то лингвистика - вещь неплохая. Будем атаковать. Прямо в лоб.
- Ты с ним встретился, - объявил я. - Он снова пригласил тебя
работать. Ты согласился?
Это могло означать: "Если бы ты с ним встретился и он бы снова
пригласил тебя работать, - ты бы согласился?" Или на выбор: "Ты с ним
встречался, и он (как мне стало известно) приглашал тебя работать. Ты дал
ему согласие?" Лингвистика. Не спорю, это был довольно жалкий маневр, но
что мне оставалось делать?
И лингвистика выручила-таки.
- Он не приглашал меня работать, - возразил Щекн.
- Тогда о чем же вы говорили? - удивился я, развивая успех.
- О прошлом, - буркнул он. - Никому не интересно.
- Как тебе показалось, - спросил я, мысленно вытирая со лба трудовой
пот, - он сильно изменился за эти пятнадцать лет?
- Это тоже неинтересно.
- Нет. Это очень интересно. Я тоже видел его недавно и обнаружил, что
он сильно изменился. Но я - землянин, а мне надо знать твое мнение.
- Мое мнение: да.
- Вот видишь! И в чем же он, по-твоему, изменился?
- Ему больше нет дела до народа Голованов.
- Вот как? - искренне удивился я. - А со мной он только о Голованах и
говорил...
Глаза его опять озарились красным. Я понял это так, что мои слова
снова его смутили.
- Что он тебе сказал? - спросил он.
- Мы спорили: кто из землян сделал больше для контактов с народом
Голованом.
- А еще?
- Все. Только об этом.
- Когда это было?
- Позавчера. А почему ты решил, что ему больше нет дела до народа
Голованов?
Он вдруг объявил:
- Мы теряем время. Не задавай пустых вопросов. Задавай настоящие
вопросы.
- Хорошо. Задаю настоящий вопрос. Где он сейчас?
- Не знаю.
- Что он намеревался делать?
- Не знаю.
- Что он тебе говорил? Мне важно каждое его слово.
И тут Щекн принял странную, я бы даже сказал, неестественную позу:
присел на напружиненных лапах, вытянул шею и уставился на меня снизу
вверх. Затем, мерно покачивая тяжеленной головой вправо и влево, он
заговорил, отчетливо выговаривая слова:
- Слушай внимательно, понимай правильно и запоминай надолго. Народ
Земли не вмешивается в дела народа Голованов. Народ Голованов не
вмешивается в дела народа Земли. Так было, так есть и так будет. Дело Льва
Абалкина есть дело народа Земли. Это решено. А потому. Не ищи того, чего
нет. Народ Голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину.
Вот это да! У меня вырвалось:
- Он просил убежища? У вас?
- Я сказал только то, что сказал: народ Голованов никогда не даст
убежища Льву Абалкину. Больше ничего. Ты понял это?
- Я понял это. Но меня не интересует это. Повторяю вопрос: что он
