Неужели вам здесь не надоело?
- Мы работаем, - возражаю я лениво.
- Зачем работать без всякого смысла?
- Почему же - без смысла? Ты же видишь, сколько мы узнали всего за
один день.
- Вот я и спрашиваю: зачем вам узнавать то, что не имеет смысла? Что
вы будете с этим делать? Вы все узнаете и узнаете и ничего не делаете с
тем, что узнаете.
- Ну, например? - спрашиваю я.
Щекн - великий спорщик. Он только что одержал одну победу и теперь
явно рвется одержать вторую.
- Например, яма без дна, которую я нашел. Кому и зачем может
понадобиться яма без дна?
- Это не совсем яма, - говорю я. - Это скорее дверь в другой мир.
- Вы можете пройти в эту дверь? - осведомляется Щекн.
- Нет, - признаюсь я. - Не можем.
- Зачем же вам дверь, в которую вы все равно не можете пройти?
- Сегодня не можем, а завтра сможем.
- Завтра?
- В широком смысле. Послезавтра. Через год...
- Другой мир, другой мир... - ворчит Щекн. - Разве вам тесно в этом?
- Как тебе сказать... Тесно должно быть нашему воображению.
- Еще бы! - ядовито произносит Щекн. - Ведь стоит вам попасть в
другой мир, как вы сейчас же начинаете переделывать его на подобие вашего
собственного. И, конечно же, вашему воображению снова становится тесно, и
тогда вы ищете еще какой-нибудь мир и опять принимаетесь переделывать
его...
Он вдруг резко обрывает свою филиппику, и в то же мгновение я ощущаю
присутствие постороннего. Здесь. Рядом. В двух шагах. Возле постамента с
мифологическим чудищем.
Это совершенно нормальный абориген - судя по всему, из категории
"человеков" - крепкий статный мужчина в брезентовых штанах и брезентовой
куртке на голое тело, с магазинной винтовкой, висящей на ремне через шею.
Копна нечесаных волос спадает ему на глаза, а щеки и подбородок выскоблены
до гладкости. Он стоит у постамента совершенно неподвижно, и только глаза
его неторопливо перемещаются с меня на Щекна и обратно. Судя по всему, в
темноте он видит не хуже нас. Мне непонятно, как он ухитрился так бесшумно
и незаметно подобраться к нам.
Я осторожно завожу руку за спину и включаю линган транслятора.
- Подходи и садись, мы друзья, - одними губами говорю я.
Из лингана с полусекундным замедлением несутся гортанные, не лишенные
приятности звуки.
Незнакомец вздрагивает и отступает на шаг.
- Не бойся, - говорю я. - Как тебя зовут? Меня зовут Лев, его зовут
Щекн. Мы не враги. Мы хотим с тобой поговорить.
Нет, ничего не получается. Незнакомец отступает еще на шаг и
наполовину укрывается за постаментом. Лицо его по-прежнему ничего не
выражает, и не ясно даже, понимает ли он, что ему говорят.
- У нас вкусная еда, - не сдаюсь я. - Может быть, ты голоден или
хочешь пить? Садись с нами, и я с удовольствием тебя угощу...
Мне вдруг приходит в голову, что аборигену должно быть довольно
страшно слышать это "мы" и "с нами", и я торопливо перехожу на
единственное число. Но это не помогает. Абориген совсем скрывается за
постаментом, и теперь его не видно и не слышно.
- Уходит, - ворчит Щекн.
И я тут же снова вижу аборигена - он длинным, скользящим, совершенно
бесшумным шагом пересекает улицу, ступает на противоположный тротуар и,
так ни разу и не оглянувшись, скрывается в подворотне.
2 ИЮНЯ 78-ГО ГОДА. ЛЕВ АБАЛКИН ВООЧИЮ
Около 18.00 ко мне ввалились (без предупреждения) Андрей и Сандро. Я
спрятал папку в стол и сразу же строго сказал им, что не потерплю никаких
деловых разговоров, поскольку теперь они подчинены не мне, а Клавдию.
Кроме того, я занят.
Они принялись жалобно ныть, что пришли вовсе не по делам, что
соскучились и что нельзя же так. Что-что, а ныть они умеют. Я смягчился.
Был открыт бар, и некоторое время мы с удовольствием говорили о моих
кактусах. Потом я вдруг совершенно случайно обнаружил, что говорим мы уже
не столько о кактусах, сколько о Клавдии, и это еще было как-то оправдано,
поскольку Клавдий своей шишковатостью и колючестью мне самому напоминал
кактус, но я и ахнуть не успел, как эти юные провокаторы чрезвычайно ловко
и естественно съехали на дело о биореакторах и о Капитане Немо.
Не подавая виду, я дал им войти в раж, а затем, в самый
кульминационный момент, когда они уже решили, что их начальник вполне
готов, предложил им убираться вон. И я бы их выгнал, потому что здорово
разозлился и на них, и на себя, но тут (опять же без предупреждения)
заявилась Алена. Это судьба, подумал я и отправился на кухню. Все равно
было уже время ужинать, а даже юным провокаторам известно, что при
посторонних о наших делах разговаривать не полагается.
Получился очень милый ужин. Провокаторы, забыв обо всем на свете,
распускали хвосты перед Аленой. Когда она их срезала, распускал хвост я -
просто для того, чтобы не давать супу остыть в горшке. Кончился этот парад
петухов великим спором: куда теперь пойти. Сандро требовал идти на
"Октопусов" и притом немедленно, потому что лучшие вещи у них бывают в
начале. Андрей горячился, как самый настоящий музыкальный критик, его
выпады против "Октопусов" были страстны и поразительно бессодержательны,
его теория современной музыки поражала своей свежестью и сводилась к тому,
что нынче ночью самое время опробовать под парусом его новую яхту
"Любомудр". Я стоял за шарады, или, в крайнем случае, факты. Алена же,
смекнувшая, что я сегодня никуда не пойду и вообще занят, расстроилась и
принялась хулиганить. "Октопусов" - в реку! - требовала она. - По
бим-бом-брамселям! Давайте шуметь!" И так далее.
В самый разгар этой дискуссии, в 19.33, закурлыкал видеофон. Андрей,
сидевший ближе всех к аппарату, ткнул пальцем в клавишу. Экран осветился,
но изображения на нем не было. И слышно не было ничего, потому что Сандро
вопил во всю мочь: "Острова, острова, острова!..", совершая нелепые
телодвижения в попытках подражать неподражаемому Б.Туарегу, между тем как
Алена, закусив удила, противостояла ему "Песней без слов" Глиэра (а может
быть, и не Глиэра).
- Ша! - гаркнул я, пробираясь к видеофону.
Стало несколько тише, но аппарат по-прежнему молчал, мерцая пустым
экраном. Вряд ли это был Экселенц, и я успокоился.
- Подождите, я перетащу аппарат, - сказал я в голубоватое мерцание.
В кабинете я поставил видеофон на стол, повалился в кресло и сказал:
- Ну вот, здесь потише... Только имейте в виду, я вас не вижу.
- Простите, я забыл... - произнес низкий мужской голос, и на экране
появилось лицо - узкое, иссиня-бледное, с глубокими складками от крыльев
носа к подбородку. Низкий широкий лоб, глубоко запавшие большие глаза,
черные прямые волосы до плеч.
Любопытно, что я сразу узнал его, но не сразу понял, что это он.
- Здравствуйте, Мак, - сказал он. - Вы меня узнаете?
Мне нужно было несколько секунд, чтобы привести себя в порядок. Я был
совершенно не готов.
- Позвольте, позвольте... - затянул я, лихорадочно соображая, как мне
следует себя вести.
- Лев Абалкин, - напомнил он. - Помните? Саракш, Голубая Змея...
- Господи! - вскричал журналист Каммерер, в прошлом Мак Сим, резидент
Земли на планете Саракш. - Лева! А мне сказали, что вас на Земле нет и
неизвестно, когда будете... Или вы еще там?
Он улыбался.
- Нет, я уже здесь... Но я вам помешал, кажется?
- Вы мне никак не можете помешать! - проникновенно сказал журналист
Каммерер. Не тот журналист Каммерер, который навещал Майю Глумову, а
скорее тот, который навещал Учителя. - Вы мне нужны! Ведь я пишу книгу о
Голованах!..
- Да, я знаю, - перебил он. - Поэтому я вам и звоню. Но, Мак, я ведь
уже давно не имею дела с Голованами.
- Это как раз неважно, - возразил журналист Каммерер. - Важно, что вы
были первым, кто имел с ними дело.
- Положим, первым были вы.
- Нет. Я их просто обнаружил, вот и все. И вообще, о себе я уже
написал. И о самых последних работах Комова материал у меня подобран. Как
видите, пролог и эпилог есть, не хватает пустячка - основного
содержания... Послушайте, Лева, нам надо обязательно встретиться. Вы
надолго на Землю?
- Не очень, - сказал он. - Но встретимся мы обязательно. Правда,
сегодня я не хотел бы...
- Положим, сегодня и мне было бы не совсем удобно, - быстро подхватил
журналист Каммерер. - А вот как насчет завтрашнего дня?
Какое-то время он молча всматривался в меня. Я вдруг сообразил, что
никак не могу определить цвет его глаз - уж очень глубоко они сидели под
нависшими бровями.
- Поразительно, - проговорил он. - Вы совсем не изменились. А я?
- Честно? - спросил журналист Каммерер, чтобы что-нибудь сказать.
Лев Абалкин снова улыбнулся.
- Да, - сказал он. - Двадцать лет прошло. И, вы знаете, Мак, я
вспоминаю о тех временах как о самых счастливых. Все было впереди, все еще
только начиналось... И, вы знаете, я вот сейчас вспоминаю эти времена и
думаю: до чего же мне чертовски повезло, что начинал я с такими
руководителями, как Комов и как вы, Мак...
- Ну-ну, Лев, не преувеличивайте, - сказал журналист Каммерер. - При
чем здесь я?
- То есть как это - при чем здесь вы? Комов руководил, Раулингсон и я
были на подхвате, а ведь всю координацию осуществляли вы!
Журналист Каммерер вытаращил глаза. Я - тоже, но я вдобавок еще и
насторожился.
- Ну, Лев, - сказал журналист Каммерер, - вы, брат, по молодости лет
ни черта, видно, не поняли в тогдашней субординации. Единственно, что я
тогда для вас делал, это обеспечивал безопасность, транспорт и
продовольствие... да и то...
- И поставляли идеи! - вставил Лев Абалкин.
- Какие идеи?
- Идея экспедиции на Голубую Змею - ваша?
- Ну, в той мере, что я сообщ...
- Так! Это раз. Идея о том, что с Голованами должны работать
Прогрессоры, а не зоопсихологи, - это два!
- Погодите, Лев! Это Комова идея! Да мне вообще было на вас всех
наплевать! У меня в это время было восстание в Пандее! Первый массовый
десант Океанской Империи! Вы-то должны понимать, что такое... Господи! Да
если говорить честно, я о вас и думать тогда забыл! Зеф вами тогда
занимался, Зеф, а не я! Помните рыжего аборигена?..
Лев Абалкин смеялся, обнажая ровные белые зубы.
- И нечего оскаливаться! - сказал журналист Каммерер сердито. - Вы же
ставите меня в дурацкое положение. Вздор какой! Не-ет, голубчики, видно я
вовремя взялся за эту книгу. Надо же, какими идиотскими легендами все это
обросло!..
- Ладно-ладно, я больше не буду, - сказал Абалкин. - Мы продолжим
этот спор при личной встрече...
- Вот именно, - сказал журналист Каммерер. - Только спора никакого не
будет. Не о чем здесь спорить. Давайте так...
Журналист Каммерер поиграл кнопками настольного блокнота.
- Завтра в десять ноль-ноль у меня... Или, может быть, вам удобнее...
- Давайте у меня, - сказал Лев Абалкин.
- Тогда диктуйте адрес, - скомандовал журналист Каммерер. Он еще не
остыл.
- Курорт "Осинушка", - сказал Лев Абалкин. - Коттедж номер шесть.
2 ИЮНЯ 78-ГО ГОДА. КОЕ-КАКИЕ ДОГАДКИ О НАМЕРЕНИЯХ ЛЬВА АБАЛКИНА
Сандро и Андрею я приказал быть свободными. Совершенно официально.
Пришлось сделать официальное лицо и говорить официальным тоном, что,
впрочем, удалось мне без всякого труда, потому что я хотел остаться один и
как следует подумать.
Мгновенно поняв мое настроение, Алена притихла и беспрекословно
согласилась не заходить в кабинет и вообще беречь мой покой. Насколько я
