служит государству, он сам по себе, и управляет им частное лицо.
- Так теперь это капер?
- Можно назвать и так.
- Что ж, это мне и того более по вкусу. Возьмите меня с собой, капи-
тан...
- Коленсо.
- Возьмите меня с собою пассажиром, капитан Коленсо. Не скажу "това-
рищем по оружию", ибо я не силен в тактике морских сражений, вернее, со-
вершенный невежда. Но я могу заплатить... - Тут я поспешно сунул руку в
нагрудный карман и еще раз благословил Флору за непромокаемый мешочек. -
Прошу прощения, капитан, мне надо бы сказать моему другу два слова с
глазу на глаз.
Я отвел Байфилда в сторону.
- Где ваши деньги? Если они размокли в соленой воде...
- Видите ли, - сказал он, - я жертва повышенной кислотности желудка.
- Помилуйте! Да разве я вас про желудок спрашиваю?
- Нет, просто я никогда не поднимаюсь в воздух, не прихватив с собою
прочно закупоренного флакона английской соли.
- И вы выбросили соль и сунули в флакон деньги? Вы на удивление на-
ходчивы, Байфилд!
Я возвысил голос.
- А вы, мистер Далмахой, я полагаю, спешите воротиться к своим род-
ным, которые по вас, конечно же, стосковались?
- Они-то ничуть не стосковались, но я и вправду к ним спешу, - весело
поправил меня этот сумасброд. - От всех их не слишком доброхотных даяний
у меня в кармане осталось восемнадцать пенсов. Но я намерен ехать вместе
с Овценогом и попытаюсь заработать на его фокусах. Он будет метать копье
всю дорогу от Лендс-Энда до Фортсайда, и ему станут рукоплескать во всех
придорожных трактирах и бросать монеты.
- Что ж, попробуем помочь ему добраться до дому, хотя бы из уважения
к миссис Овценог. - Я вновь поворотился к капитану Коленсо. - Итак, сэр,
берете ли вы меня пассажиром?
- Я все еще полагаю, что вы шутите, сэр.
- Клянусь вам, я совершенно серьезен.
Капитан замялся, потом нетвердой походкой подошел к трапу, наклонился
и позвал:
- Сусанна, Сусанна! Поднимись-ка на палубу, сделай милость! Один из
джентльменов желает остаться на бриге пассажиром.
Из люка показалась голова немолодой темнобровой женщины; она внима-
тельно меня оглядела. Так взглянула бы поверх живой изгороди на прохоже-
го странника жующая жвачку корова.
- Что это на нем надето? - резко спросила она.
- Это было задумано как бальный костюм, сударыня.
- Ну, тут вы не потанцуете, молодой человек.
- Любезная сударыня, я принимаю и это условие и любые другие, какие
вы соблаговолите мне поставить. Я готов подчиниться всем порядкам, уста-
новленным на вашем бриге.
Она прервала меня на полуслове.
- Ты оказал ему, отец?
- Н-нет еще. Видите ли, сэр, мне надобно предупредить вас, что это не
совсем обычное плавание.
- Что ж, мое путешествие тоже не совсем обычное.
- Возможно, вам будут грозить многие опасности.
- На капере это само собою разумеется.
- Есть даже опасность попасть в плен.
- Натурально, хотя храбрый капитан, конечно же, об этом не задумыва-
ется.
И я, поклонился.
- А я все же задумываюсь, - отвечал он с некоторой даже горячностью,
и на щеках у него проступили красные пятна. - Мой долг сказать вам, сэр,
что мы, весьма возможно, попадем в руки врага.
- Скажи лучше: этого не миновать, - вставила Сусанна.
- Да, не миновать. По совести, я не вправе вас не предупредить. - Он
поглядел в глаза дочери, та кивнула.
"Черт бы побрал твою совесть!" - подумал я; во мне нарастало брезгли-
вое презрение к этому старому капитану, который при всей своей благород-
ной наружности держался столь малодушно.
- Ну, выкладывайте, - насмешливо сказал я. - Мы случайно встретимся с
французским судном или, предположим, с американским; ведь это и есть на-
ша цель, не так ли?
- Да, с американским. Именно это и есть наша цель.
- И уж тут-то мы себя покажем, я ручаюсь! Ай-яяй! И это бывший капи-
тан пакетбота!
Я прикусил язык; наш разговор вдруг показался мне на редкость неле-
пым, да и на что он пытается меня толкнуть? Чего ради я разглагольствую
перед седовласым моряком на его же собственном корабле и взываю к его
доблести! Нет, конечно, меня дурачат, подстрекают самоуверенного профана
поучать мастера и знатока своего дела на потеху всем богам и людям. И
капитан Коленсо, конечно, исподтишка смеется надо мною и старается
только об одном - так или иначе от меня избавиться. Еще минута - и даже
Овценог поймет, что надо мной подшутили. А я, признаться, не переношу,
когда надо мной смеются; другим это, может быть, и на пользу, во мне же
мигом просыпается дух противоречия.
Но ежели капитан Коленсо и потешался надо мною, он весьма умело это
скрывал. Со старческой нерешительностью он поглядывал то на меня, то на
Сусанну.
- Я ничего более не могу вам объяснить, сэр. Последствия... Я мог бы
смягчить их для вас... и все же вам придется рисковать. - Он было умолк,
потом принялся меня уговаривать. - Прошу вас, не настаивайте, сэр, очень
вас прошу! Я вынужден просто умолять вас об этом, сэр!
- И все же я настаиваю, - отвечал я с поистине ослиным упрямством. -
Говорю вам, я не боюсь никаких опасностей. Но ежели вы непременно хотите
отправить меня на катере вместе с моими друзьями, придется вам свистать
наверх всю вашу команду и пускай стащат меня по трапу силой. Вот вам мое
последнее слово.
- Ах, боже мой, боже мой! Скажите, по крайности, сэр, вы не женаты?
- Покуда имею несчастье оставаться холостяком. - И я отвесил поклон
Сусанне, но дама эта как раз поворотилась ко мне своей широкой спиною, и
поклон мой пропал втуне. - Кстати, - продолжал я, - не будете ли вы
столь любезны ссудить мне перо, чернила и писчую бумагу? Я бы хотел пе-
реправить на берег письмо, чтобы его сдали на почту.
Сусанна пригласила меня следовать за нею; мы спустились в чисто приб-
ранную, даже щегольскую каюткомпанию, где спугнули двух довольно хоро-
шеньких девиц: одна протирала вращающийся стол красного дерева, другая
полировала медную дверную ручку. Они собрали свои тряпки, поспешно при-
сели передо мною и исчезли по приказанию Сусанны, а она предложила мне
сесть за стол и подала все, что надобно для письма. Кают-компания осве-
щалась широким кормовым иллюминатором; справа и слева двери, тоже крас-
ного дерева, по-видимому, вели в спальные каюты; все филенки, не говоря
уже о медных ручках и пластинках на дверях, сияли так, что в них можно
было смотреться, как в зеркало, и даже бриться. "Но откуда здесь, на
борту капера, столько женщин?" - подумал я, пробуя на ногте перо и при-
нимаясь за первое в моей жизни любовное послание.
"Любимая, спешу сообщить тебе, что воздушный шар благополучно спус-
тился и твой преданный Энн находится сейчас на борту..."
- Кстати, мисс Сусанна, как называется ваш бриг?
- Он называется "Леди Нипеан", а я мужняя жена и мать шестерых детей.
- Примите мои поздравления, сударыня, - отвечал я, поклонился и про-
должал писать.
"... брига, который называется "Леди Нипеан" и идет из Фалмута в..."
- Простите, сударыня, но куда мы держим путь?
- Кажется, к Массачусетсу.
- Ах, вам так кажется?
Она кивнула.
- Молодой человек, послушайтесь моего совета и ворочайтесь восвояси.
- Сударыня, - сказал я неожиданно для самого себя, - я беглый воен-
нопленный француз. - И тут, сжегши, как говорится, за собою все мосты, я
откинулся в кресле, и мы поглядели друг другу прямо в глаза. - Я захва-
тил с собой малую толику денег, но сердце мое осталось там, откуда я бе-
жал, - продолжал я, все так же глядя ей в глаза. - Я пишу это письмо
той, кому отдано мое сердце, прекрасной дочери Британии. Что вы на все
это скажете?
- Что ж, - задумчиво произнесла Сусанна, - пути господни неисповеди-
мы. Может, для вас так будет легче.
Видно, вся команда на этом корабле изъяснялась загадками. Я снова
взялся за перо.
"... к Массачусетсу в Соединенных Штатах Америки, а оттуда я надеюсь
незамедлительно перебраться во Францию. У тебя, верно, есть новости, до-
рогая, но боюсь, они еще не так скоро до меня дойдут. И все-таки даже
если тебе вовсе нечего написать мне, кроме этих нескольких слов: "Я люб-
лю тебя, Энн", - напиши их и передай мистеру Робби, он перешлет письмо
мистеру Роумену, а уж тот, может быть, сумеет как-нибудь тайком перепра-
вить его в Париж, улица дю Фуар, 16. Письмо надобно адресовать вдове Жю-
пиль для передачи "капралу, который когда-то хвалил ее белое вино". Она
непременно вспомнит: ведь человек, который имел мужество похвалить это
вино, стоит того, чтобы о нем помнили, ибо он единственный в своем роде,
среди всех французских солдат, второго такого не сыскать. Ежели к тебе
явится юнец по имени Роули, можешь всецело положиться на его предан-
ность, но боже тебя упаси довериться его сообразительности. А теперь це-
лую имя "Флора" (шлюпка уже дожидается) и до того часа, когда я приеду
за тобою, чтобы уже век с тобой не разлучаться, остаюсь твоим пленником.
Энн".
Собственно, у меня была еще причина поскорее закончить и запечатать
письмо. Качка, хоть и небольшая, была чувствительна, и в душной каюте
голова моя уже начала кружиться. Я поспешил на палубу и едва успел по-
жать руки моим спутникам и отдать письмо Байфилду с просьбою отослать
его по указанному адресу.
- А если за ваше участие в этом приключении вас потянут к ответу, об-
ратитесь к майору Шевениксу; он сейчас находится в Эдинбургском замке и
неплохо осведомлен о моих делах, - сказал я. - Майор - человек чести и
не откажется вам помочь" И Далмахой тоже подтвердит, что вы знали меня
лишь как мистера Дьюси.
Затем я сунул в руку Далмахою деньги на путевые расходы для него и
Овценога.
- Дорогой мой, - забормотал Далмахой, - мне и в голову не приходи-
ло... ежели вы совершенно уверены, что это для вас не обременительно...
разве что только взаймы... и чертовски любезно с вашей стороны, прямо
скажу.
Он заставил катер подождать и написал расписку, в которой именовал
меня Лордом, раздающим милостыню, и Казначеем Советуса Крэмондской ака-
демии. Тем временем Овценог с чувством пожал мне руку.
- Это было незабываемое путешествие, сэр, - молвил он. - Мне найдется
что порассказать супруге, когда я ворочусь домой.
Я подумал, что и у супруги тоже найдется, что ему сказать, и, пожа-
луй, еще побольше, чем у него. Наконец он спустился на катер, и, когда
они отвалили, Далмахой весело нахлобучил ему шляпу чуть не на нос в ви-
де, так сказать, прощального салюта.
- Брасопить реи! Право руля! - скомандовал капитан Коленсо. Команду
выполнили, "Леди Нипеан" понемногу стала набирать ход, а я стоял у
фальшборта, глядел вслед моим друзьям и пытался уверить себя, что на
свежем воздухе мне легчает.
Капитан Коленсо заметил, что я не в своей тарелке, и посоветовал
спуститься вниз и лечь; измученный, я ответил какой-то дерзостью, но он
ласково взял меня под руку и, словно капризного ребенка, повел вниз. Я
прошел через кают-компанию, дверь красного дерева захлопнулась за мною -
я был в отведенной мне каюте... И теперь уж на следующие двое суток бла-
говолите оставить меня в сем уединении. Ужасные то были часы.
Но и через двое суток мне было невесело, и я все еще почти не мог
есть. Корабельные дамы заботливо за мной ухаживали и пытались раздраз-
нить мой аппетит легчайшей морской диетой. Матросы ставили для меня
кресло на палубе и, проходя мимо, сочувственно и уважительно кланялись.
Все как один были неизменно добры ко мне, но при этом до неправдоподобия
молчаливы. Бриг и его экипаж окутывала, подобно все густеющему туману,
какая-то тайна, и я бродил по палубе, точно в нескончаемом дурном сне,
теряясь в самых невероятных догадках. Начать с того, что на борту восемь
женщин, - чересчур много для серьезного каперства: и все они дочери, не-
