вестки или внучки капитана Коленсо. Что до мужчин - а их было числом
двадцать три, - то те из них, кто не носил фамилию Коленсо, прозывались
Пенгелли, и почти все, судя по страдальческим позеленевшим физиономиям и
неуклюжим движениям, - народ сугубо сухопутный. Походка у них была та-
кая, словно они только что оторвались от плуга, хотя на лицах уже не ос-
талось здорового загара и румянца - отпечатка работы в поле, на свежем
воздухе.
Дважды в день, а по воскресеньям трижды, эта престранная команда со-
биралась на полуюте, обнажала головы, и начиналось богослужение, назвать
которое неистовством - значит еще ничего не сказать. Сперва все шло
вполне пристойно, капитан Коленсо дрожащим голосом излагал какую-либо
главу Священного писания. Но постепенно (и особливо в час вечерней служ-
бы) слушатели воодушевлялись и так часто повторяли "аминь", точно откры-
вали беглый огонь. Мало-помалу они доходили до исступления и разражались
благодарственными кликами, все более и более разжигая друг друга; они
теснились к "кафедре" (ею служил пушечный лафет) и, отчаянно бия себя в
грудь, поочередно, наперебой, до хрипоты каялись в грехах, в то время
как остальные рыдали, кричали "Еще, еще!" и даже подпрыгивали на месте.
"Говори, говори, брат!" - восклицали они. "Вот оно, просветление. Иску-
паем грехи свои! Душа спасется!" Минут десять, а то и пятнадцать на ко-
рабле царило вавилонское столпотворение, он поистине превращался в су-
масшедший дом. Затем буйство стихало так же внезапно, как началось, ка-
питан отпускал команду, все расходились по своим обычным делам, и лица
вновь становились непроницаемы, разве лишь слегка подергивались после
только что испытанного душевного потрясения.
А еще через пять минут просто не верилось, что все эти люди способны
на такие взрывы чувств. Капитан Коленсо, заложив руки за спину, вновь
принимался мерить шагами шканцы, по-стариковски волоча ноги и с обычной
кроткой рассеянностью оглядывая корабль. Порою он приостанавливался и
мягко поучал какогонибудь неумелого матроса, что неуклюже брасопил реи
либо не по правилам вязал морские узлы. Он никогда никого не распекал,
редко возвышал голос. Манерой говорить и легкостью, с какою он повелевал
людьми, капитан разительно отличался от всех остальных членов своего се-
мейства. Однако же я, кажется, понял, отчего все они столь беспрекослов-
но ему повинуются. Самый неумелый из этих горе-моряков вязал узлы и де-
лал любую работу (как правило, из рук вон плохо) с видом столь серьезным
и сосредоточенным, будто решал тем самым иную, куда более сложную и воз-
вышенную задачу.
В середине второй недели плавания мы попали в шторм, нас закружило,
завертело, но, по счастью, ненадолго, потому что шторм задел нас только
краем, однако же для человека сухопутного и эта недолгая встряска была
тяжким испытанием. Уже совсем под вечер я, наконец, высунул нос на палу-
бу и огляделся. Огромные сорокафутовые валы швыряли наш корабль из сто-
роны в сторону, и фальшборт временами так кренился, что, высунувшись из
люка трапа, я упирался взглядом в скользящую серую бездну и чувствовал
себя как муха на стене. Усталое деревянное тело "Леди Нипеан" неслось
вперед по бурным валам, под одним только малым парусом, остальные были
туго зарифлены. Капитан приказал убрать брамстеньги и принайтовить ору-
дия в средней части судна, и все же корабль качало так, что кошка и та
не удержалась бы на палубе, через которую беспрестанно перекатывались
волны. Все попрятались в каюты, наверху оставались лишь капитан да руле-
вой на полуюте, совсем еще мальчишка - тот самый, что был гребцом на
шлюпке, которая нас подобрала. Весь исхлестанный волнами, он мужественно
сжимал спицы штурвала и не сводил глаз с рукояти, но по лицу его, блед-
ному, как полотно, видно было, что он ни на миг не забывает о бушующих
вокруг валах. На мостике над рулевым возвышался капитан Коленсо в рези-
новых сапогах и дождевике; он помолодел и весь преобразился; тело легко
покачивалось в такт движениям корабля, лицо было спокойное и бодрое,
воспаленные от морских брызг глаза чуть сузились, но смотрели зорко и
даже сверкали, как у юноши. Чем не герой!
В сердце моем пробудилась горячая симпатия к нему, и на другое утро,
когда мы скользили по волнам при умеренном бризе, я воспользовался слу-
чаем и поздравил капитана с тем, каким молодцом "Леди Нипеан" показала
себя в шторм.
- Да, - рассеянно отозвался он. - Старушка не подвела.
- Надобно полагать, настоящей опасности и не было?
Капитан Коленсо вдруг поднял на меня серьезные глаза.
- Мистер Дьюси, вся моя жизнь - служение господу, и он не потопит
судно, которому я вверил свою честь. - И, не давая мне времени понять,
что означают эти загадочные слова, он продолжал совсем другим тоном: -
Сейчас этому трудно поверить, но в прежние времена моя "Леди Нипеан" бы-
ла очень шустрая.
- Уж, наверно, быстрота для нее и сейчас - первое дело, - заметил я.
Только безнадежно сухопутная крыса, вроде меня, могла вообразить, будто
этому старому корыту по силам заниматься каперством, но никак иначе я не
умел объяснить себе странности этого корабля.
- У нас нет нужды полагаться на быстроту ее хода.
- Стало быть, вы полагаетесь на ваши пушки?
Я еще и раньше приметил, как заботливо здесь ухаживают за орудиями.
Они были медные и сияли не хуже дверных ручек в кают-компании.
- Что ж, мне и прежде случалось на них полагаться, - уклончиво отве-
чал капитан. - В последний раз - в те поры только еще началась война с
Америкой - мы направлялись в Галифакс и в открытом море сошлись с одной
шхуной. На ней было двенадцать тяжелых карронад и две длинных пушки, да
еще тяжелое орудие на левом траверсе, а у нас, сами видите, восемь кар-
ронад и еще вот это орудие, мы их называем "почтовые пушки". Однако же
за каких-нибудь два часа мы обратили эту шхуну в бегство.
- И спасли свою почту?
Капитан резко встал (мы с ним сидели на корме на клетках с курами).
- Извините, мне надобно распорядиться, - сказал он и поспешно поднял-
ся по трапу на ют.
Дней, должно быть, через десять, когда я по обыкновению рассеянно
бродил по палубе, капитан подошел ко мне и предложил с ним посидеть.
- Я желал бы с вами посоветоваться, мистер Дьюси. Вы, как будто, не
обрели еще спасения? Я хочу сказать, вы не принадлежите к нашей вере?
- Какой именно?
- Я и все мое семейство, сэр, - смиренные последователи Джона Уэсли.
- Нет, к этой вере я не принадлежу.
- Но ведь вы джентльмен? - Я поклонился. - И во всем, что касаемо
чести... Считаете ли вы, сэр, что верноподданным должно повиноваться
своему земному повелителю, даже если веления его противны их совести?
- Смотря по тому...
- Речь идет о чести, сэр. Положим, вы поклялись исполнить справедли-
вое... нет, более того, благородное дело, и вам приказывают нарушить
клятву. Как тут поступить?
Мне вспомнился злополучный полковник, что бежал из плена, изменив
своему слову, и я ответил не сразу.
- Может быть, вы выскажетесь яснее? - спросил я наконец.
Капитан не сводил с меня пытливого взгляда. Потом вздохнул, покачал
головою и вытащил из кармана маленькую Библию.
- Я не джентльмен, сэр. Я исповедовался во всем перед господом, одна-
ко же мне хотелось узнать, как поступил бы на моем месте джентльмен, -
продолжал он простодушно.
Длинные нервные пальцы его листали Библию, видно, он хотел отыскать
какой-то текст, но передумал, снова вздохнул и закрыл книгу, а через ми-
нуту его позвали проверить курс судна.
До сих пор мое уважение к капитану неуклонно росло. Он был ко мне так
доброжелателен, так неизменно учтив; он нес бремя скорби - какова бы ни
была ее причина - с такой кроткой покорностью, что я подчас от души жа-
лел его, хоть и клял его самого и всю команду за их противную человечес-
кой природе скрытность.
Но назавтра же это уважение в один короткий миг рассеялось, как дым.
Мы сидели в кают-компании за обедом, капитан во главе стола с обычным
своим отсутствующим видом рассеянно крошил сухарик, и вдруг на пороге
встал Рубен Коленсо, старший сын и первый помощник капитана, и торжест-
венно объявил, что в четырех милях по курсу с подветренной стороны виден
парус. Я поднялся за капитаном на палубу. Когда неизвестную шхуну сквозь
дымку тумана заметил дозорный, она лежала в дрейфе, но теперь, судя по
всему, она готовилась нас перехватить. Было около двух часов дня, види-
мость отличная, и хотя она была от нас мили за две, я разглядел на ней
британский флаг.
- Но это не настоящий английский флаг, - сказал капитан Коленсо, гля-
дя в подзорную трубу. На его старческих, желтовато-бледных щеках заиграл
румянец, я почувствовал скрытое волнение всей команды. Что до меня, то я
готов был в предстоящей схватке играть незавидную роль мишени; однако
же, к моему удивлению, капитан не стал раздавать абордажные сабли, не
приказал вытащить из трюмов порох, иными словами, и пальцем не ше-
вельнул, чтобы привести "Леди Нипеан" и своих людей в боевую готовность.
Почти все они собрались на палубе, совершенно позабыв про свои пушки,
которые еще утром начищали с превеликим усердием. Так мы и шли, ни на
дюйм не отклоняясь от курса, и были уже почти на расстоянии выстрела,
как вдруг над шхуной взвился звездно-полосатый флаг, и прямо перед нами
в воду шлепнулось ядро, должно быть, предостережения ради.
Я во все глаза смотрел на капитана Коленсо. Неужто он намерен сдаться
без единого выстрела? Отложив подзорную трубу, он взялся за рупор и
словно ждал чего-то; лицо его болезненно подергивалось. Внезапно черное
подозрение оледенило меня: да ведь этот человек собирается изменить сво-
ей отчизне! Я глянул на грот-мачту: там развевался британский флаг. Я
повернул голову и тут скорее почувствовал, нежели увидел вспышку и услы-
шал оглушительный грохот, - озадаченный американский корабль ударил по
"Леди Нипеан" из бортовых орудий так, что ядра пронеслись над самым но-
сом нашего брига. Американцы, разумеется, тоже увидели наш флаг и реши-
ли, что мы намерены подойти вплотную, сцепиться с их судном на абордаж.
И тут то ли мой упорный взгляд, то ли гром пушечных выстрелов, уж не
знаю, что именно, вывели капитана Коленсо из оцепенения, и когда нас
окутало дымом, он выронил рупор и с искаженным лицом побежал к гакаборту
отвязывать фал. Предатель совсем позабыл спустить флаг своей страны! Но
было уже поздно. Пока он канителился с фалом, по шканцам ударил ружейный
залп. Капитан вскинул руки, повернулся на каблуках и повалился навзничь
к ногам рулевого, а флаг медленно опустился на него, словно затем, чтобы
скрыть его позор.
Тот же час стрельба стихла. Во мне боролись презрение и жалость,
влекло коснуться несчастного и обуревало отвращение, но тут какая-то
женщина, я не вдруг узнал Сусанну, с воплем метнулась мимо меня и упала
на колени перед трупом. Из-под пурпурных складок флага струился то-
ненький ручеек крови. Он пополз по палубе, приостановился у стыка двух
досок и разлился там лужицей престранной формы. Я не сводил с нее глаз.
Лужица удивительно напоминала карту Ирландии. Тут я наконец услышал, что
мне что-то говорят, поворотил голову и увидел рядом тощего американца с
квадратной челюстью, который уже успел подняться на бриг.
- Вы что, туги на ухо? Сколько раз повторять вам, что все это неслы-
ханная глупость?
- Я и не думаю это оспаривать, сэр.
- "Леди Нипеан"! Не угодно ли! А кто там под флагом? Капитан? Так я и
думал. Убит, а? Что ж, его счастье. А не то я охотно побеседовал бы с
ним минут пяток: уж очень мне любопытно, чего ради он все это проделал.
- Что именно?
- Да привел свой корабль в здешние воды, - ведь коммодор Роджерс уже
у Род-Айленда, никак не дальше. Видно, не из трусливых был. Ну, а вы ка-
