друг друга взглядом.
- Забавное положение, - заметил майор.
- Вы правы, - отвечал я. - Но позвольте сказать вам прямо: ваши уси-
лия будут напрасны, и предупредить вас об этом мой долг, ибо вы были
добры к узнику Шандиверу.
- Вы хотите сказать, что сердце молодой леди уже занято и судьба ока-
залась благосклоннее к вам? - заметил Шевеникс с усмешкой. - Весьма
признателен. Но откровенность за откровенность: выслушайте же и вы меня.
Честно ли это, деликатно ли, достойно ли порядочного человека - компро-
метировать молодую девушку вниманием, которое, как вы и сами прекрасно
понимаете, ни к чему хорошему привести не может?
Я молчал: я просто не находил слов.
- Прошу прощения, но я вас покидаю, - продолжал Шевеникс. - Надо по-
лагать, разговор наш бесплоден, а меня ждет беседа более приятная.
- Да, - сказал я. - Вы правы, говорить нам с вами не о чем. Вы бес-
сильны, связаны по рукам и ногам путами чести. Вы знаете, что меня обви-
няют ложно, да если бы и не знали, вы мой соперник, и потому у вас
только два выхода: либо молчать, либо совершить подлость.
- Этого я бы не сказал, - возразил майор, побледнев. - Мое терпение
может лопнуть. - И он направился туда, где среди унылых желторотых юнцов
сидела Флора, мне же оставалось лишь последовать за ним да по пути неми-
лосердно корить себя за недостаток самообладания.
Замечали ли вы когда-нибудь, как тушуются молодые люди, еще не дос-
тигшие двадцати лет, при одном появлении мужчин постарше - лет двадцати
пяти и более? Едва подошли мы с майором, как желторотые юнцы бежали с
поля брани, даже не подумав сопротивляться; правда, иные еще помешкали
неподалеку с видом глупейшим и беспомощным, но затем скрылись и они, и
перед Флорой остались только мы двое. В этом углу залы от дверей слегка
тянуло сквозняком, и Флора накинула пелерину на обнаженные плечи и руки;
обшитый темным мехом край пелерины оттенил ее дивную кожу, и она как бы
засияла в лучах света, а лицо от волнения вспыхнуло румянцем... Поистине
Флора была ослепительна! Какую-то долю секунды она переводила взор с од-
ного поклонника на другого и словно колебалась. А затем обратилась к мо-
ему сопернику.
- Вы, разумеется, приедете на бал в Благородное собрание, майор Шеве-
никс? - спросила она.
- Боюсь, что нет; в этот вечер я, вероятно, буду занят, - отвечал Ше-
веникс. - Долг превыше всего, превыше даже удовольствия танцевать с ва-
ми, мисс Флора.
Несколько времени мы беседовали о каких-то безобидных пустяках, - ка-
жется, о погоде - потом разговор как-то коснулся войны. Никто в этом не
был повинен, просто война была у всех на языке, и упоминания о ней не
удалось избежать.
- С театра военных действий поступают хорошие вести, - сказал майор.
- Вести эти хороши, пока положение не меняется, - возразил я. - Но не
выскажет ли нам мисс Флора свое мнение о войне? Конечно, она восхищается
победителями, но не примешивается ли сюда и малая толика жалости к по-
бежденным?
- О да, сэр! - с живостью отвечала Флора. - И отнюдь не малая. Мне
кажется, с девушками о войне говорить не следует. Я ведь волей-нево-
лей... как бы это сказать... не воин. Зачем же напоминать мне о том, что
приходится совершать другим, и о том, как они страдают? Это просто несп-
раведливо.
- У мисс Гилкрист нежное, истинно женское сердце, - заметил майор.
- Напрасно вы так в этом уверены! - вскричала Флора. - Я была бы
очень рада, если бы мне позволили сражаться!
- На чьей же стороне? - спросил я.
- Вы еще спрашиваете! - горячо воскликнула она. - Ведь я шотландка.
- Она шотландка, - повторил майор, выразительно глядя на меня. - Она
вас жалеет, но в этом вам никто не позавидует.
- А я упиваюсь каждой каплей ее жалости, - возразил я. - Ведь жалость
- сестра любви.
- Что ж, давайте спросим у нее самой. Мисс Гилкрист решать, а нам -
покорно склоняться перед ее решением. Скажите, мисс Флора, что ближе к
любви - восхищение или жалость?
- Полноте, - прервал я, - будем говорить прямее.
Нарисуйте перед дамой всю картину, без утайки: опишите вашего кавале-
ра, а я опишу моего - и пусть мисс Флора сделает выбор.
- Кажется, я вас понимаю, - сказал Шевеникс. -
Что ж, попробуем. Вы полагаете, что женское сердце прежде всего подв-
ластно жалости и родственным ей чувствам. Нет, я более высокого мнения о
женщинах. Я убежден, что тот, кого женщина полюбит, должен сначала заво-
евать ее уважение: он тверд, ему смело можно довериться; он горд; если
угодно, быть может, суховат... но превыше всего тверд. Вначале она будет
глядеть на него с сомнением, но под конец поймет, что лицо его, суровое
для остального мира, смягчается для нее одной. Прежде всего доверие, го-
ворю я. Так любит женщина, достойная героя.
- О да, сэр, он у вас большой честолюбец и несомненный герой, - ска-
зал я. - Мой кандидат проще и, смею думать, человечнее. Он и сам не осо-
бенно уверен в себе и не обладает столь необыкновенной твердостью, чтобы
ею восхищаться; он видит прекрасное лицо, слышит милый голос - и вот без
всяких пышных слов он уже влюблен. О чем же ему просить, как не о сост-
радании, о сострадании к его слабости, к его любви, которая составляет
всю его жизнь! Для вас женщина всегда в подчинении у героя, она должна
глядеть на него снизу вверх, а он стоит, точно мраморное изваяние, зад-
равши нос! Но господь бог мудрее вас, и даже самый неколебимый ваш герой
может в конце концов оказаться всего лишь человеком. А теперь выслушаем
приговор королевы, - закончил я, оборотясь к Флоре, и низко пред нею
склонился.
- Но как же королеве судить, кто из вас прав? - спросила Флора. - Мне
придется дать ответ, который вовсе не послужит ответом на ваш вопрос.
Кто прикажет ветру, куда дуть? Кто прикажет девушке, кого любить?
Говоря это, она закраснелась, и мои щеки тоже вспыхнули, ибо я услы-
шал в ее словах признание, и сердце мое переполнилось радостью. Шевеникс
же побледнел.
- Вы превращаете жизнь в весьма опасную лотерею, сударыня, - сказал
он. - Но я не стану отчаиваться. Наперекор всему я отдаю предпочтение
чести и безыскусственности.
И должен признать, что в эту минуту он был на диво хорош и в то же
время презабавно походил на мраморную статую с задранным носом, с кото-
рою я его сравнил.
- Просто понять не могу, как это у нас зашел такой разговор, - молви-
ла Флора.
- Из-за войны, сударыня, - сказал майор Шевеникс.
- Все дороги ведут в Рим, - заметил я. - О чем же еще мы с мистером
Шевениксом можем разговаривать?
Тут я ощутил позади себя в комнате какое-то оживление, суету, но от-
несся к этому без должного внимания - и совершенно напрасно! Флора пере-
менилась в лице, поспешно замахала веером; глаза ее жалобно молили меня
о чем-то; я с несомненностью понял, что она от меня чего-то ждет... Не-
ужто она хочет, чтобы я отступил и оставил поле брани сопернику? Ну нет,
не бывать этому! Наконец она в нетерпении поднялась.
- Мне кажется, вам пора откланяться, мистер Дьюси, - сказала она.
Но я не видел к тому никакой причины и так прямо и сказал.
- Моя тетуш-к-а вышла из карточной комнаты, - был устрашающий ответ.
Во мгновение ока я откланялся и был таков. В дверях я на секунду ог-
лянулся и имел честь узреть величественный профиль и лорнет в золотой
оправе: миссис Гилкрист выплывала из карточной комнаты. При виде ее у
меня словно выросли крылья, сам не помню, как я вылетел вон; через мину-
ту я уже стоял на тротуаре на
Касл-стрит, а надо мною сияли освещенные окна, в которых, точно в
насмешку, мелькали тени тех, кто остался на вечере у мистера Робби.
ГЛАВА XXIX
ЧТО ПРОИЗОШЛО ВО ВТОРНИК. СЕТЬ ЗАТЯГИВАЕТСЯ
Этот день начался с неожиданности. Сев завтракать, я обнаружил у сво-
его прибора письмо, адресованное "его милости Эдуарду Дьюси", и в первое
мгновение перепугался свыше всякой меры. Поистине нечистая совесть всех
нас обращает в трусов! Я вскрыл письмо; это оказалась всего лишь записка
от мистера Робби, а в нее вложен был пригласительный билет на четверг на
бал в Благородное собрание. Вскоре после завтрака, когда я курил сигару
у окна гостиной и понемногу приходил в себя, а Роули, выполнив свои нем-
ногочисленные обязанности, сидел неподалеку и с воодушевлением дудел на
флажолете, явно питая пристрастие к самым высоким нотам, нежданно явился
Рональд. Я предложил ему сигару, пододвинул для него кресло к камину и
заставил сесть... я чуть было не сказал, удобно расположиться в нем, да
не хочу грешить против истины: Рональд сидел как на иголках, долго не
мог решить, взять ли у меня сигару или отказаться, а когда, наконец,
взял, то снова очутился перед неразрешимой задачей, то ли ее закурить,
то ли вернуть мне. Я сразу же понял, что ему надобно о чем-то со мной
поговорить и притом не по своей воле, и готов был побиться об заклад,
что тут не обошлось без майора Шевеникса.
- Ну вот вы меня навестили, - заметил я с холодной любезностью, ибо
отнюдь не желал облегчать ему разговор. Если он и вправду выполняет по-
ручение моего соперника, я поведу с ним честную игру, но уж, конечно, не
дам никаких преимуществ.
- Собственно, я бы хотел побеседовать с вами наедине, - начал Ро-
нальд.
- Извольте, - сказал я. - Роули, поди-ка в спальню. Однако, дружище,
- продолжал я, обращаясь к Рональду, - такое начало меня пугает. Наде-
юсь, ничего дурного не случилось?
- Скажу начистоту, - отвечал Рональд. - Я, и правда, очень встрево-
жен.
- Держу пари, я знаю причину! - вскричал я. - И держу пари, что могу
вас выручить!
- Что вы хотите сказать? - спросил озадаченный Рональд.
- У вас, верно, нужда в деньгах, - пояснил я, - и могу вас заверить,
вы пришли как раз туда, куда нужно. Если вам понадобился какой-нибудь
пустяк - ну, скажем, сотня фунтов или около того, вам стоит только заик-
нуться. Они всегда к вашим услугам.
- Это, конечно, очень любезно с вашей стороны, - отвечал Рональд. -
По совести сказать, хоть я и не пойму, как вы догадались, я и правда по-
издержался. Только я пришел говорить с вами совсем не об этом.
- Конечно, конечно! - вскричал я. - Об этом и говорить нечего. Но
помните, Рональд: я всегда готов помочь вам всем, чем могу. Помните, в
свое время вы оказали мне такую услугу, что я вам друг навеки. И раз уж
мне посчастливилось получить изрядное наследство, вы меня очень обяжете,
если хоть столь малую его долю станете считать своею.
- Нет, - сказал Рональд. - Я не могу принять от вас эти деньги, пра-
во, не могу. Да и пришел я к вам совсем по другому делу. Речь пойдет о
моей сестре, Сент-Ив, - тут он покачал головой и поглядел на меня с уг-
розою.
- Вы уверены, что деньги вам сейчас не нужны? - настаивал я. - Они
здесь, при мне, и к вашим услугам, извольте, хоть пятьсот фунтов, хоти-
те? Ну, да ладно, когда они вам понадобятся, просто приходите и берите.
- Ах да перестаньте вы ради бога! - с досадой вскричал Рональд. - Я
пришел для весьма неприятного разговора, а как мне к нему приступить,
если вы не даете слова сказать? Я уже говорил, речь пойдет о моей сест-
ре. Вы и сами понимаете, дальше так продолжаться не может. Своим внима-
нием вы ее только компрометируете, это все равно ни к чему не приведет,
и вообще я бы ни одной моей родственнице не позволил с вами знаться, не-
подходящий вы человек, вы и сами должны это понимать. Мне до крайности
неприятно говорить вам все это, Сент-Ив... как будто бьешь лежачего... и
я сразу сказал майору, что все это мне ужасно претит. Но так или иначе
вам пришлось бы это выслушать. Ну, а теперь все сказано и, надеюсь, нам
больше незачем об этом говорить, мы ведь оба джентльмены.
- Компрометирует... ни к чему не приведет... неподходящий человек...
- повторял я задумчиво. - Да, кажется, я вас понимаю и потому не замедлю
