бовой тростью.
Я взглянул. Камень был вставлен в стену меж другими как-то боком, и
на нем ясно виднелись следы геральдических знаков. И меня вдруг осенило:
джентльмен этот с виду в точности таков, каким Флора описала мне мистера
Робби, если же он притом еще и знаток фамильных гербов, то, несомненно,
это Робби и есть. А ведь что может быть удачнее, нежели случайное зна-
комство с человеком, которого я непременно должен разыскать на другой же
день, чтобы поведать ему о гуртовщиках, и которому мне во что бы то ни
стало надобно прийтись по душе!
Я тоже склонился над камнем.
- Шеврон на трех рыбах? - сказал я задумчиво. - Похоже на герб Дугла-
сов, не правда ли?
- Вот именно, сэр, вы совершенно правы. Как две капли воды похоже на
герб Дугласов; впрочем, тут все так сбито и обломано, да и краски так
выцвели, что я не решился бы это утверждать. Но позвольте мне высказать
свое удивление, сэр: ныне, когда культура день ото дня падает все ниже,
редко встретишь подобную осведомленность!
- Видите ли, образованием своим я обязан наставнику моей юности, -
отвечал я, - то был пожилой джентльмен, друг нашей семьи и, можно ска-
зать, мой опекун, но с той поры я многое позабыл. Ради бога, не подумай-
те, сэр, что я стремлюсь показаться знатоком, я всего лишь невежествен-
ный любитель.
- Что ж, скромность украшает и знатоков, - любезно возразил мой новый
знакомец.
Коротко говоря, дальше мы двинулись вдвоем и, весьма дружески бесе-
дуя, прошли остаток проселочной дороги, предместья нового города и всту-
пили на его улицы, безлюдные, тихие, точно вымершие. Лавки были закрыты,
ни извозчиков, ни экипажей, одни кошки опрометью носились по залитой
солнцем старой мостовой; наши голоса и шаги гулко отдавались от стен
молчаливых домов. Вот оно, престранное завершение бурной деятельности, в
которой Эдинбург пребывал всю неделю и которая неуклонно нарастала день
ото дня, подобно морскому приливу; то был апофеоз воскресенья, и, приз-
наюсь, картина была величественная, хоть и на редкость унылая. Не всякий
религиозный обряд производит столь глубокое впечатление. Итак, мы шли и
разговаривали в совершенном одиночестве, как вдруг во всем городе зазво-
нили колокола и улицы мгновенно заполнились благочестивыми прихожанами,
спешащими в церковь.
- Вот и колокола, - сказал мой спутник. - Вы человек приезжий, сэр, а
посему позвольте предложить вам мою скамью в церкви. Быть может, вы не
знакомы с нашими шотландскими богослужениями; тогда я покажу вам в мо-
литвеннике, какие нынче будут псалмы. Я прихожанин храма Святой Девы, а
наш пастырь, доктор богословия, преподобный Генри Грей, - один из лучших
проповедников в городе.
Это предложение повергло меня в ужас. Я вовсе не собирался идти на
такой риск. На улице мимо нас пройдут десятки людей, кое-кто, возможно,
разок на меня оглянется, но и только; если же я просижу на церковной
скамье долгую службу, на меня посмотрят и в третий и в четвертый раз и в
конце концов признают. Довольно случайного поворота головы, чтобы прив-
лечь внимание людей. "Кто бы это мог быть? - спросят они себя. - До чего
знакомое лицо". И так как в церкви думать решительно не о чем, меня ста-
нут разглядывать и еще до конца богослужения припомнят, кто я такой. Но
будь что будет! Я поблагодарил моего нового друга за любезность и покор-
но пошел за ним.
Мы направились в северо-восточную часть города, где в живописном но-
вом предместье стояла недавно построенная просторная И красивая церковь.
И вскоре я уже восседал на скамье рядом с моим добрым самаритянином, и
на меня глядели словно бы с угрозой все многочисленные прихожане храма.
Сперва я непрестанно думал об опасности и сидел как на иголках, но по-
немногу уверился, что страшиться нечего, ибо, видно, служба так и не
оживится арестом французского шпиона, и принялся усердно слушать пропо-
ведь преподобного Генри Грея.
Но и это испытание кончилось, мы вышли из церкви, и моего спутника
окружила толпа друзей и знакомых; я с радостью услышал, что они называли
его, как я и предполагал, мистером Робби.
Лишь только мы вновь остались одни, я поклонился и спросил:
- Мистер Робби, если не ошибаюсь?
- Он самый, сэр, - отвечал этот достойный джентльмен.
- И, кажется, адвокат?
- Присяжный стряпчий его величества, к вашим услугам.
- Сама судьба нас свела! - воскликнул я. - У меня с собою карточка,
адресованная вам. Ее вручил мне поверенный нашего семейства. Когда я
уезжал, он на прощание просил меня передать вам низкий поклон и выразил
надежду, что вы извините ему такой неположенный способ представить меня
вам.
И я подал ему листок мистера Роумена.
- А-а, старый друг Дэниел, - сказал Робби. - И как же поживает мой
старый друг?
Я заверил его, что мистер Роумен находится в добром здравии.
- Да, вот уж поистине прихоть случая, - продолжал мистер Робби. - Но
поскольку знакомство наше состоялось, чем я весьма польщен, давайте, не
откладывая, его закрепим. Позвольте пригласить вас перекусить перед
дневною проповедью в храме и распить бутылочку моего излюбленного вина,
а если никто нам не помешает, потихоньку побеседуем о гербах, мистер
Дьюси. (Я еще прежде назвался этим именем в тщетной надежде, что в ответ
и он назовет себя.)
- Прошу прощения, сэр, должен ли я понять ваше предложение в том
смысле, что вы приглашаете меня к себе в дом? - спросил я.
- Именно это я и пытался сделать, - отвечал адвокат. - Город наш сла-
вится гостеприимством, и я желал бы, чтобы вы вкусили от моего радушия.
- Мистер Робби, я искренне надеюсь им насладиться, но только не те-
перь, - сказал я. - Прошу вас, поймите меня правильно. Дело, которое
привело меня в Эдинбург, не совсем обычного свойства. Сначала выслушайте
мою историю, ибо иначе меня будет мучить мысль, будто я обманом втерся к
вам в дом.
- Ну что ж, - сказал Робби, несколько суше прежнего. - Будь по-ваше-
му, хотя говорите вы так, что можно подумать, будто вы совершили
убийство. Теряю на этом только я: мне придется обедать в одиночестве -
что весьма пагубно для человека моих привычек, - удовольствоваться, я
пинтой разливного кларета и ожидать беседы с вами. Однако о вашем деле:
ежели оно и вправду столь необычно, оно, вероятно, не терпит отлагатель-
ства?
- Должен признаться, сэр, дело крайне спешное.
- В таком случае встретимся завтра, скажем, в половине девятого утра,
- предложил мистер Робби, - и я надеюсь, когда вы выполните свою миссию
и успокоитесь - а ваше к этому отношение делает вам честь, - вы все же
разделите со мной временно отложенную трапезу и разопьете бутылочку.
Есть у вас мой адрес? - прибавил он и дал мне его, а мне только того и
надобно было.
Наконец где-то возле Йорк-Плейс мы учтивейшим образом распростились,
и сквозь толпы народу, возвращавшегося из церкви, я стал пробираться к
себе на Сент-Джеймс-сквер.
Я дошел почти до самого дома и тут нагнал мою квартирную хозяйку в
невообразимо строгом и чопорном наряде, которая влекла за собою не кого
иного, как Роули; на шляпе у него красовалась кокарда, а сапоги были с
элегантными отворотами. Впрочем, говоря, что миссис Макрэнкин влекла его
за собою, я несколько преувеличил; напротив того, это он с неподражаемым
достоинством вел ее под руку. Втихомолку улыбаясь, я поднялся вслед за
ними по лестнице.
Увидев меня, оба поспешили со мною поздороваться, и миссис Макрэнкин
тот же час осведомилась, где я был. Я хвастливо отвечал, что посетил та-
кую-то церковь и слушал такого-то проповедника, по своему невежеству на-
деясь возвысить себя в ее глазах. Но она не замедлила меня разубедить. В
нраве жителей Шотландии есть такие извивы и хитросплетен-ия, которых че-
ловеку пришлому не только не понять, но и не разглядеть: он постоянно
ходит меж пороховых бочек, и лучше всего ему сразу сдаться на милость
победителя. "Вот я весь тут в твоей власти" - как гласит стих из любимо-
го псалма миссис Макрэнкин.
Она презрительно фыркнула; ошибиться в значении этого звука было
столь же невозможно, как изобразить его на бумаге, и я мигом прибегнул к
упомянутому выше стратегическому маневру.
- Не забывайте, что я человек пришлый, - промолвил я. - И ежели я
сделал что-нибудь не так, сударыня, то единственно по невежеству. Нынче
же вечером, ежели вы соблаговолите взять меня с собою, я буду иметь
честь сопровождать вас в вашу церковь.
Но успокоить миссис Макрэнкин оказалось не такто просто, и она удали-
лась в свои комнаты, ворча что - то себе под нос.
- Итак, Роули, ты тоже был в церкви? - спросил я.
- С вашего позволения, сэр, - сказал он.
- Что ж, значит, нам обоим равно не повезло, - заметил я. - И как же
ты справился с шотландским богослужением?
- Да что, сэр, трудновато пришлось, чуть вовсе не осрамился, - отве-
чал Роули. - Не пойму даже, с чего бы это, но, сдается мне, тут уж
больно все переменилось со времен Уильяма Уоллеса. Ну и чудная же эта
церковь, куда она меня водила, мистер Энн! Прямо диву даюсь, как я выси-
дел всю службу до конца, может, потому, что она мне то и дело совала ле-
денцы. Она ведь добрая душа, наша хозяйка, хоть и налетит другой раз,
что твой коршун, и уж больно беспокойная, а только, право слово, мистер
Энн, она это все не со зла. Да вот нынче утром как напустится на меня,
прямо беда! Понимаете, вчера она меня позвала ужинать, а я, сэр, с ваше-
го позволения, осмелился да и сыграл ей песенку-другую на флажолете, и
она ничего, вроде даже довольна была. Ну вот, я утром-то нынче и стал
потихоньку наигрывать сам себе, а она как взовьется, да как закричит на
меня, да все попрекает и попрекает, дескать, нынче воскресенье!
- Видишь ли, Роули, они тут все немного не в себе, и нам надобно им
угождать, - сказал я. - Смотри же, не ссорься с миссис Макрэнкин, а пуще
всего остерегайся с ней спорить, не то будет худо. Что она тебе ни ска-
жет, ты знай кланяйся да тверди: "Как вам будет угодно, сударыня" либо
"Прошу прощения, сударыня". И еще вот что: мне тебя, конечно, очень
жаль, но придется тебе и к вечерней службе с ней сходить. Ничего не по-
делаешь, мой милый, это наш долг.
Как я и ожидал, с первым звуком вечернего колокола к нам явилась мис-
сис Макрэнкин, чтобы препроводить нас в церковь; я вскочил и с готов-
ностью предложил ей руку. Роули поплелся следом. Я уже начинал привыкать
к опасностям моего пребывания в Эдинбурге, и мне показалось даже забав-
ным предстать перед новой паствой в новой церкви. Правда, к концу службы
я не забавлялся более, ибо если поутру преподобный доктор Грей был
весьма многоречив, то мистер Маккроу оказался еще куда многоречивой, да
притом говорил сумбурно и невразумительно, и проповедь его состояла из
одних лишь нападок на все иные вероисповедания, включая и мое; поэтому
меня клонило ко сну, и я несколько оживлялся лишь, когда проповедник
позволял себе открытые оскорбления в адрес инаковерующих. Словом, я изо
всей мочи таращил глаза и время от времени колол Роули булавкой в бок,
чтобы и он не задремал, так что оба мы с грехом пополам высидели всю
службу до конца.
Миссис Макрэнкин была совсем покорена нашим "благочестием", но, бо-
юсь, в этом не последнюю роль сыграли соображения земного толка. Прежде
всего ей лестно было шествовать в церковь об руку с элегантным молодым
джентльменом, да еще в сопровождении щеголеватого слуги с кокардой на
шляпе. Это явствовало из того, как она хлопотала вокруг нас, указывая
нам в молитвеннике нужные места, шепотом сообщила мне имя проповедника,
совала мятные конфетки - я немедля передавал их Роули, - и поминутно ук-
радкой поглядывала по сторонам, чтобы убедиться, что на нас смотрят. Ро-
ули был недурен собой, и я тоже не совсем урод, да простит мне читатель
