- Да, и был у этого Туиди пес...
Историю того пса я давно позабыл, помню только, что была это скука
смертная и притом, как я подозреваю, сплошная выдумка; вообще же
странствия с гуртовщиками сделали меня доверчивее, а пожалуй, и снисхо-
дительнее ко всему, что касается собак. До чего же красивые, неутомимые
создания! Глядя, как в конце долгого дневного перехода они прыгают, ска-
чут, лают, перебегают с места на место, лихо красуясь перед зрителем и
явно наслаждаясь своим изяществом и картинностью, держат на отлете пу-
шистые хвосты, я оборачивался к Симу и Кэндлишу, смотрел, как неуклюже
они бредут позади, сутулые, закутанные в пледы, на носу капля от вечных
понюшек, - и думал, что куда приятней было бы оказаться в родстве с эти-
ми собаками, нежели с их хозяевами! Приязнь моя не встречала взаимности:
в глазах собак я был существом слишком легковесным; лишь изредка они,
бывало, подбегут, чтобы я накоротке их приласкал, или второпях лизнут
меня мокрым языком - и снова спешат усердно служить своим обтрепанным
божествам, своим хозяевам, а хозяева чаще всего без зазрения совести
клянут их за глупость.
Словом, последние часы нашего путешествия, бесспорно, были самые при-
ятные для меня да, я думаю, и для всех нас; и к тому времени, как нам
пришла пора разойтись, между нами уже возникло известное дружелюбие и
взаимное уважение, отчего расстаться было несколько труднее. Расстались
мы часа в четыре пополудни на голом склоне холма; оттуда видна была лен-
та Большого северного тракта, которого с этой минуты мне надлежало при-
держиваться. Я спросил, сколько должен своим спутникам.
- Ничего, - ответил Сим.
- Это еще что за вздор! - воскликнул я. - Вы меня вели, кормили, да-
вали мне виски сколько моей душе угодно, а теперь не желаете брать де-
нег!
- На то мы и подрядились, - отвечал Сим.
- Подрядились? - переспросил я. - Что вы хотите этим сказать, прия-
тель?
- Мистер Сент-Ив, - сказал Сим, - это дело касается только нас с
Кэндлишем да старой вдовы Гилкрист. И нечего вам спорить, понятно? Вы
тут ни при чем.
- Милейший, - возразил я, - я не могу позволить, чтобы меня ставили в
такое нелепое положение. Миссис Гилкрист мне не родня, и я не желаю ока-
заться у ней в долгу.
- Уж не знаю, что вы тут можете поделать, - заметил гуртовщик.
- Да просто возьму и расплачусь с вами, - отвечал я.
- Для всякой сделки нужны две стороны, мистер Сент-Ив, - возразил
Сим.
- Вы хотите сказать, что не возьмете денег? - спросил я.
- Вроде этого, - отвечал он. - Потому как будет куда лучше, ежели вы
прибережете свои денежки для тех, кому должны. Вы, мистер Сент-Ив, чело-
век молодой, в голове ветер, но, ежели станете поосторожней да поосмот-
рительней, я так думаю, из вас еще выйдет толк. Вот только запомните
крепко-накрепко: ежели кто в долгу, тому негоже деньги тратить попусту.
Ну что я мог на это возразить? Я проглотил его упрек, пожелал им обо-
им доброго пути и отправился один своей дорогой - к югу.
- Мистер Сент-Ив, - сказал мне на прощание Сим, - я не больно-то верю
в англичан, но по совести скажу: сдается мне, есть в вас добрый корень.
ГЛАВА XI
БОЛЬШОЙ СЕВЕРНЫЙ ТРАКТ
Спускаясь с холма, я задумался об этих последних словах моего гуртов-
щика, они запали мне в душу. Я ни разу не обмолвился своим спутникам ни
о том, откуда я родом, "и о моем состоянии, ибо среди их правил вежли-
вости существовало одно, едва ли не лучшее - не задавать вопросов, и,
однако, они без всяких колебаний признали меня за англичанина. Именно
этим они, конечно, объяснили и некоторую необычность моего произношения.
И мне пришло в голову, что если в Шотландии я мог сойти за англичанина,
то в Англии, напротив, вероятно, сойду за шотландца. Если понадобится, я
смогу без особого труда изобразить шотландский выговор; за время пути с
Симом и Кэндлишем я накопил солидный запас диковинных словечек и, уж ко-
нечно, сумею так рассказать историю Туидиева пса, что любой попадется на
эту удочку. А вот имя мое - Сент-Ив - едва ли годится для такой роли. Но
тут я вспомнил, что в провинции Корнуэлл есть город под таким названием,
подумал, отчего бы не выдать себя за его уроженца, и решил говорить,
будто родился я в городе Сент-Иве, а образование получил в Шотландии.
Что же до рода моих занятий, то поскольку я во всех областях равно был
профаном и, назвав даже самую невинную, в любую минуту - могу быть изоб-
личен, то и почел за благо обойтись вовсе без профессии. Просто я моло-
дой джентльмен с достатком, отличаюсь складом ума праздным и ориги-
нальным. Странствую по своей надобности, здоровья ради, от пытливости
ума и из любви к веселым приключениям.
В Ньюкасле, первом городе на моем пути, я завершил приготовления к
избранной мною роли: прежде чем идти в гостиницу, купил заплечный мешок
и пару кожаных гетр. С пледом я не расставался, ибо он был дорог моему
сердцу. К тому же он был теплый: завернувшись в него, удобно спать, если
вновь случится ночевать под открытым небом, да еще оказалось, что чело-
веку с благородной осанкой он весьма к лицу. В таком виде я уже вполне
мог сойти за беспечного странника. В гостинице, правда, удивились, что я
выбрал для путешествия столь неподходящее время года, но я сослался на
то, что меня задержали дела, и, улыбаясь, объявил себя завзятым оригина-
лом. Да проваляться мне на этом месте, говорил я, если не всякое время
года мне по плечу. Я не сахарный, не неженка и не испугаюсь, ежели пос-
тель окажется дурно проветренной или же, напротив, меня посыплет снеж-
ком. И я стукнул кулаком по столу и потребовал еще бутылку вина, как то
и приличествовало шумливому, душа нараспашку, молодому джентльмену, за
какого я себя выдавал. Такова была моя линия (если можно так выразиться)
- много говорить да немного сказать. За столиком в гостинице я мог разг-
лагольствовать о провинции, по которой шел, о том, хороши ли дороги, о
делах моих собутыльников, наконец, о событиях в мире ив государстве -
передо мною открывалось широкое поле для всяческих рассуждении и при
этом полная возможность ничего не сообщать о себе самом. Меньше всего я
походил на человека скрытного; я наслаждался компанией как никто и к то-
му же еще рассказал какую-то длиннейшую небывальщину про свою несущест-
вующую тетушку, после чего уже и самые недоверчивые не могли усомниться
в моем простодушии.
- Как! - воскликнули бы они. - Чтобы этот молодой осел что-то скры-
вал! Да он совсем заговорил меня, без конца болтал про свою тетушку,
прямо все уши прожужжал. Ему только дай случай, и уж он выложит вам всю
свою родословную от самого Адама и все свои богатства до последнего шил-
линга.
Один почтенный, солидный постоялец так был растроган моей неопыт-
ностью, что одарил меня парочкой добрых советов. Он сказал, что я, в
сущности, совсем еще юнец - в ту пору у меня была крайне обманчивая на-
ружность, и больше двадцати одного года мне не давали, а это при сложив-
шихся обстоятельствах было весьма драгоценно, - что общество в гостини-
цах весьма разношерстное, и лучше бы мне вести себя поосмотрительней, ну
и так далее, все в том же духе. На это я отвечал ему, что сам никому не
желаю зла и, провалиться мне на этом месте, не жду худого и от других.
- А вы, видно, из того, прах их побери, опасливого племени, которое я
с пеленок терпеть не мог, - говорил я далее. - Вы из тех, которые себе
на уме. Весь мир так и делится, почтеннейший: на тех, которые себе да
уме, и на простаков! Ну так вот, я - простак.
- Боюсь, что вас быстро обдерут как липку, - заметил он.
Я предложил ему побиться об заклад, но он только качал головою и живо
от меня отошел.
С особенным восторгом разглагольствовал я о политике и о войне. Никто
не клял французов беспощадней меня, никто с такой горечью не отзывался
об американцах. И когда прибыла направлявшаяся на север почтовая карета,
украшенная остролистом, и кучер и страж, уже осипшие, возвестили и нам о
победе, я так разошелся, что выставил всей честной компании чашу пунша,
который сам смешал и разлил щедрой рукою, и даже разразился небольшим,
но прочувствованным тостом:
- За нашу блестящую победу на Нивеле! Да благословит бог лорда Вел-
лингтона! И да будет его оружие победоносным на веки веков! - И еще при-
бавил: - Горемыка Султ! [16] Пусть зададут ему еще разок перцу тем же
манером!
Навряд ли когда-нибудь еще красноречие награждалось столь бурными ру-
коплесканиями, навряд ли кто-нибудь пользовался большим признанием, не-
жели я в этот час. Ну и ночку же мы провели, уж можете мне поверить!
Кое-кто, поддерживая друг друга, с помощью коридорных добрался до своих
номеров, остальных сон свалил тут же, на поле славы; и на другое утро,
когда мы сели завтракать, взорам нашим предстала редкостная коллекция
красных глаз и трясущихся рук. При дневном свете патриотизм уже не горел
таким ярким пламенем. Да не обвинят меня в равнодушии к неудачам Фран-
ции! Одному богу известно, какая меня снедала ярость. Как жаждал я в
разгар пьяного веселья накинуться на это стадо свиней и столкнуть их
лбами! Но не забывайте, в каком я очутился положении; не забывайте так-
же, что беспечность, столь присущая всякому галлу, составляет сущность
моей натуры и, как дерзкого мальчишку, увлекает меня подчас на поступки
самые необдуманные. Возможно, что временами я даю этому проказливому ду-
ху завести меня дальше, нежели дозволяют приличия, и однажды я, как и
следовало ожидать, был за это наказан.
Случилось это в епископальном граде Дургаме. Мы сели обедать большой
компанией, ее составляли по преимуществу добропорядочные, уже сильно
хлебнувшие спиртного английские тори известного склада, которые обычно
столь полны энтузиазма, что уже не в силах выразить его словами. Я с са-
мого начала вел и направлял беседу и, когда речь зашла о французах на
Пиренейском полуострове, сообщил (сославшись на своего кузена-прапорщи-
ка) подлинные подробности некоторых каннибальских оргий в Галиции, в ко-
торых принимал участие ни много ни мало сам генерал Кафарелли. Я никогда
не жаловал сего командующего, ибо однажды он отправил меня под арест за
нарушение субординации; и вполне возможно, что мое безжалостное описание
было сдобрено щепоткой мести. Подробности я с той поры позабыл, но, надо
полагать, они были весьма красочны. Конечно же, я не упустил случая по-
дурачить этих олухов; и, конечно же, уверенный в своей безопасности (а
уверенность мне придавал вид этих тупых физиономий с разинутыми от изум-
ления ртами), я зашел слишком далеко. Как на грех, за столом среди про-
чих оказался некий молчаливый человечек, которого мне не удалось провес-
ти. И не оттого, что он обладал чувством юмора, - нет, чувства этого он
был начисто лишен. И не оттого, что человечек отличался особливой сме-
калкой, - его и смышленым-то не назовешь. Расположение ко мне - вот ведь
что, подумать только! - обратило его в ясновидца.
Едва мы отобедали, я вышел на улицу с намерением прогуляться по горо-
ду и посмотреть на собор; человечек же сей молча шел за мною по пятам.
Несколько отойдя от гостиницы, в плохо освещенном месте, я почувствовал,
что кто-то тронул меня за локоть, круто обернулся и увидел, что он стоит
рядом и смотрит на меня взволнованными, сияющими глазами.
- Прошу прощенья, сэр, - начал он, - но эта ваша история была преза-
бавна. Хи-хи! Препикантная историйка! Поверьте, сэр, я вас вполне понял!
Я вас, можно сказать, учуял! Право же, сэр, ежели бы нам с вами побесе-
довать по душам, у нас бы нашлось много общего. Вот в двух шагах "Коло-
кольчик", очень подходящее местечко. Там подают отличный эль, сэр. Не
удостоите ли вы меня чести выпить со мной кружечку?
Человечек сей изъяснялся столь таинственно и двусмысленно, что, приз-
