- Это только так называется по старому шотландскому законодательству
и честного человека вовсе не должно пугать, - возразила она. - А вы, как
я погляжу, весьма беззаботны, вам бы все шутить. Надеюсь, у вас не будет
причин об этом пожалеть.
- Прошу вас, не думайте, что мои легкомысленные речи означают, будто
мне неведомы глубокие чувства, - сказал я. - Ваша доброта совершенно ме-
ня покорила. Я всецело в вашем распоряжении и, поверьте, исполнен самой
искренней к вам признательности. Прошу вас, отныне и навсегда считайте
меня вашим преданнейшим другом.
- Ладно, ладно, - сказала она в ответ, - вон идет ваш преданный друг
гуртовщик. Надо полагать, ему не терпится поскорей отправиться в путь, а
сама я не успокоюсь, покуда вы благополучно не уйдете со двора, да еще
мне надобно вымыть посуду, прежде чем проснется служанка. Слава богу,
поспать-то она мастерица!
Небо меж деревьев сада начинало бледнеть, свеча, при которой я завт-
ракал, была уже не нужна. Хозяйка поднялась из-за стола, и мне не оста-
валось ничего Другого, как последовать ее примеру. Все это время я ломал
себе голову над тем, как бы мне исхитриться наедине перекинуться словеч-
ком с Флорой или улучить минуту и написать ей хоть коротенькую записку.
Покуда я завтракал, окна спальни растворили, верно, для того, чтобы вы-
ветрился всякий след моего пребывания там; на лужайке перед домом пока-
зался Рональд, и мой неусыпный страж в образе старой дамы оборотился к
нему.
- Рональд, - сказала она, - там не Сим ли прошел за оградой?
Я не упустил случая. Прямо у ней за спиною, на мое счастье, приготов-
лены были перо, чернила и бумага. Я написал: "Я вас люблю" - и, не успев
прибавить более ни слова или хотя бы промокнуть написанное, вновь очу-
тился под прицелом лорнета в золотой оправе.
- Пора, - начала она, но тут же увидела, чем я занят, и перебила се-
бя: - Э, да вы что-то пишете?
- Кое-какие заметки, сударыня, - отвечал я, с живостью поклонившись.
- Заметки? - переспросила она. - А не записку?
- В английском языке, без сомнения, существуют finesse [15], которые
я не различаю, - отвечал я.
- Постараюсь сделать смысл моих слов вполне ясным для вас, мусью ви-
конт, - продолжала старая дама. - Как я полагаю, вы желаете, чтоб вас
считали джентльменом?
- Надеюсь, вы не сомневаетесь в этом, сударыня?
- Сомневаюсь, и даже очень, по крайности сомневаюсь, так ли вы себя
ведете, как подобает джентльмену, - отвечала она. - Вы явились сюда ко
мне, а как, я толком не знаю; думаю, вы согласитесь, что обязаны мне то-
ликой благодарности хотя бы за этот завтрак, который я для вас состряпа-
ла. Но кто вы для меня? Молодой человек, каких немало, недурной наруж-
ности и с недурными манерами, притом бездомный, у которого в кармане
есть сколько-то английских денег и за голову которого объявлена награда.
Я женщина благородного происхождения; хотя и без особой охоты, но я ока-
зала вам гостеприимство и желаю, чтобы ваше случайное знакомство с моим
домом на том и кончилось.
Должно быть, меня бросило в краску.
- Сударыня, - сказал я, - заметки эти не имеют никакого значения, и
малейшее ваше желание для меня закон. Вы изволили во мне усомниться. Я
их разрываю.
И, уж поверьте, я проделал это весьма тщательно.
- Ну вот, так-то лучше, - сказал мой грозный дракон и тут же двинулся
впереди меня к выходу.
Брат и сестра ожидали нас на лужайке перед домом, и, сколько я мог
рассмотреть в предрассветных сумерках, лица их ясно говорили о том, что
им пришлось выслушать немало суровых слов. Рональд в присутствии тетуш-
ки, казалось, даже стыдился встретиться со мною глазами, и вид у него
был отчаянно сконфуженный. Что же до Флоры, то едва она успела бросить
на меня взгляд, как неумолимая тетушка взяла ее за руку и в смутном све-
те занимающегося утра без единого слова зашагала по саду. Мы с Рональдом
последовали за ними - тоже в полном молчании.
В той высокой ограде, на верху которой я примостился всего лишь нака-
нуне утром, оказалась калитка. Старая дама отперла ее ключом, а по ту
сторону нас поджидал грубой наружности коренастый малый; обеими руками
он опирался на внушительный посох. Тетушка тут же с ним заговорила.
- Сим, - сказала она, - вот это и есть тот самый молодой человек.
Сим проворчал что-то невнятное и головой и рукой изобразил нечто вро-
де приветствия.
- А теперь, мистер Сент-Ив, вам самое время отправляться в путь, -
заявила тетушка. - Но прежде дайте-ка я разменяю ваши пять гиней. Вот
вам четыре фунта ассигнациями, а остальное мелким серебром, шестипенсо-
вик я удерживаю. Некоторые берут за размен шиллинг, но так и быть, пусть
будет в вашу пользу. Смотрите, распоряжайтесь ими как можете разумнее.
- А это для вас плед, мистер Сент-Ив, - впервые заговорила со мною
Флора, - в таком трудном путешествии он вам будет необходим. Надеюсь, вы
не откажетесь его принять из рук вашего шотландского друга, - прибавила
она, и голос ее дрогнул.
- Настоящий падуб, я сам срезал, - молвил Рональд и протянул мне пре-
отличную дубинку. О такой в случае драки можно только мечтать.
Церемонность, с какою были вручены эти дары, и ожидавший меня погон-
щик яснее всяких слов говорили, что пора отправляться в путь. Я опустил-
ся на одно колено и распрощался с тетушкой, поцеловав ей руку. Таким об-
разом я простился и с племянницей - но несколько горячее! Рональда же я
заключил в объятия и прижал к груди с такой нежностью, что он лишился
дара речи.
- Прощайте! Прощайте! - повторил я. - Никогда я вас не забуду, друзья
мои. Вспоминайте меня хоть изредка. Прощайте!
С этими словами я поворотился и пошел прочь и почти тотчас услыхал,
как за моей спиною в высокой стене захлопнулась калитка. Это, уж конеч-
но, было делом рук тетушки, и, если я хоть что-то понимаю в человеческой
натуре, она бы на прощание охотно наговорила мне резкостей. Но уверяю
вас, даже доведись мне их выслушать, я бы ничуть не обиделся, ибо глубо-
ко убежден, что если в "Лебяжьем гнезде" у меня остались поклонники, то
и тетушка была меж них не последняя.
ГЛАВА Х
ГУРТОВЩИКИ
Мне не сразу удалось догнать моего нового товарища, ибо хотя шел он,
уродливо переваливаясь и словно бы не спеша, однако при желании стано-
вился поистине скороходом. Мы поглядели друг на друга. Я - с вполне ес-
тественным любопытством, он - с нескрываемым отвращением. Уже потом мне
стало известно, что с самого начала он настроился против меня: увидев,
как я преклонял колени перед дамами, он почел меня за шута горохового.
- Вы, стало быть, в Англию? - спросил мой спутник.
Я отвечал утвердительно.
- Чего ж, есть места и похуже, - заявил он, и добрых пятнадцать минут
мы шли спорым шагом, не обмениваясь более ни словом.
Тем временем мы вступили в безлесную зеленую лощину, которая прихот-
ливо вилась меж холмами. Посреди нее навстречу нам сбегал ручеек, обра-
зуя там и сям прозрачные озерца; у самого нижнего расположилось стадо
лохматых дсоров, и человек, показавшийся мне двойником мистера Сима,
стерег их, закусывая хлебом, с сыром. Завидев нас, человек этот (после я
узнал, что имя его Кэндлиш) поднялся на ноги.
- Этот парень пойдет с нами, - сказал ему Сим. - Так наказала вдова
Гилкрист.
- Чего ж, пускай идет, - отвечал второй гуртовщик; потом, спохватясь,
что забыл о приличиях, оборотился ко мне и сказал с хмурой усмешкой: -
Ладный денек!
Я согласился с ним и спросил, как он поживает.
- Лучше всех, - отвечал он.
И, решив, по-видимому, что долг вежливости исполнен, оба гуртовщика
принялись собирать скот в дорогу. Этим, как и почти всей прочей пас-
тушьей работой, занимались два умных красивых пса, которые понимали при-
казания Сима и Кэндлиша с полуслова. Вскорости мы уже поднимались в гору
по неровному, заросшему травой проселку, которого я прежде не заметил.
Путь наш сопровождало чавканье жующих коров и мягкое "трр" куропаток;
из-за неторопливого движения скота и неистребимого его аппетита мы дви-
гались с томительной медленностью. И посреди стада в удовлетворенном
молчании, которым я не мог не восхищаться, неторопливо шагали два моих
проводника. Чем дольше я на "их глядел, тем больше поражался тому, как
они до смешного схожи. Оба в грубой домотканой одежде, у обоих носы в
табаке, в руках одинаковые посохи и на плечах совершенно одинаковые
клетчатые пледы. Если посмотреть сзади, их совсем не отличишь друг от
друга, и даже спереди сходство поразительное. Да и нравом они были на
редкость схожи. Раза четыре я пытался подготовить почву для какого-то
обмена мыслями, впечатлениями или уж хотя бы обыкновенными человеческими
словами. Но в ответ слышал лишь "угу" да "хм", и беседа замирала, не
возникнув. Не стану отрицать, я был огорчен. И когда, несколько времени
спустя после моих безуспешных попыток завязать с ними разговор, Сим
обернулся, протянул мне бараний рог с нюхательным табаком и спросил:
- Не желаете?
Я ответил, оживясь:
- Право, сэр, я не отказался бы и от перца, лишь бы завязать с вами
дружбу.
Но даже и эта шутка не достигла цели и, во всяком случае, не располо-
жила ко мне моих спутников.
Так мы добрались до вершины гряды; отсюда видно было, как дорога к
руто спускается вниз, в пустынную долину не меньше лье длиною, и упира-
ется в голые холмы. Сим остановился, снял шляпу и утер лоб.
- Ну вот, - сказал он, - вот мы и на вершине Хаудена.
- Так и есть, на вершине Хаудена, - подтвердил Кэндлиш.
- Как, мистер Ив, в горле-то, небось, пересохло? - спросил Сим.
- Да ведь про это и думать грех, - отвечал я.
- Чего это вы? - сказал он. - Выпейте глоточек, я угощаю.
- Ну что ж, выпить так выпить, признаться, у меня и вправду в горле
пересохло.
Тут Сим вытащил из-под пледа непрозрачную бутылку, и мы все трое вы-
пили за здоровье друг друга. Оказалось, что в подобных случаях сии
джентльмены следуют весьма строгому этикету, который я, разумеется, пос-
пешил у них перенять. Каждый утирал губы тыльной стороной левой руки,
правой поднимал бутылку, произносил с чувством: "Ваше здоровье!" - и от-
пивал из бутылки сколько душа требовала. Эта скромная церемония, в кото-
рой как-никак проявлялось нечто отдаленно напоминавшее любезность, пов-
торялась через подобающие промежутки времени, обыкновенно после восхож-
дения на очередной перевал. Порою мы закусывали овечьим сыром и никогда
мною дотоле невиданным хлебом, который, насколько я понял (но честью
своей в том не поручусь), носит название лепешек стригаля. И в первый
день этим, можно сказать, и ограничилось все наше общение.
И вновь меня поражал унылый, пустынный облик этого края, по которому
час за часом и день за днем вилась дорога, проторенная гуртами. Опять и
опять все те же однообразные, поросшие кустарником лохматые холмы, избо-
рожденные несчетным множеством ручьев, через которые нам приходилось пе-
ребираться вброд и на берегу которых мы располагались на ночлег. Беско-
нечные вересковые пустоши, изобилие куропаток; там и сям над ручьем купы
ив или серебристых берез; там и сям развалины не блиставших пышностью
старинных замков - вот и все, что мы видели вокруг. Изредка, да и то
вдалеке, мы различали дымки какого-нибудь селения или одинокой фермы, а
порою два-три домишка посреди вересковой пустоши; несколько чаще поодаль
виднелось стадо овец и при нем пастух или попадалось кое-как возделан-
ное, зачастую еще не убранное поле. Если не считать этих разнообразящих
картину пятен, можно сказать, что мы шли сплошь пустыней, и притом одной
из самых убогих в Европе; когда я вспоминал, что мы находимся всего в
нескольких лье от главного города (где каждодневно заседают суды, спеша
решить неотложные дела, солдаты охраняют крепость, а те, кому положено,
