это была бы непростительная клевета. Я считаю необходимым отметить, что
он всегда хвалился своей неумолимостью и, возможно, убедил в этом мно-
гих, недаром слыл он среди соседей человеком, которому опасно перечить.
Словом, этот молодой дворянин (в 45-м году ему не было еще и двадцати
четырех лет) не по летам прославился в своих краях.
Не мудрено поэтому, что мало кто слышал о втором сыне, мистере Генри
(моем покойном лорде Дэррисдире). Не было в нем крайностей ни в дурную,
ни в хорошую сторону, а был он простой, честный человек, как многие из
его соседей.
О нем мало кто слышал, сказал я; вернее будет - о нем мало кто гово-
рил. Слышали о нем рыбаки залива, потому что он был завзятый рыболов, но
знал он толк и в лечении лошадей и с юношеских лет вплотную занимался
ведением дел по усадьбе. Никто лучше меня не видел, насколько это было
неблагодарное занятие и как легко было при том положении, в котором ока-
залась семья, без всякого основания прослыть тираном и скрягой.
Четвертой в доме была мисс Алисой Грэм, близкая родственница семьи,
сирота и наследница значительного состояния, нажитого ее отцом на тор-
говле. Эти деньги могли вывести моего господина из больших затруднений
(ведь поместье было многократно перезаложено), и мисс Алисон предназна-
чалась в жены Баллантрэ, на что она шла вполне охотно. Другое дело - на-
сколько охотно подчинялся этому решению сам Баллантрэ. Она была миловид-
ная девушка и в те дни очень живая и своенравная - ведь дочерей у милор-
да не было, а миледи давно скончалась, так что мисс Алисон росла без
присмотра, как ей вздумается.
Известие о высадке принца Чарли [4] перессорило всю семью. Милорд,
как и подобает домоседу, предлагал выжидать событий. Мисс Алисон выска-
зывалась за обратное, потому что это казалось ей романтичным, и Баллант-
рэ (хотя, как я слышал, они редко сходились во мнениях) на этот раз был
на ее стороне. Насколько я понимаю, его привлекала эта авантюра, соблаз-
няла и возможность поправить дела дома и, не менее того, надежда запла-
тить личные долги, которые размером своим превосходили все предположе-
ния. Что касается мистера Генри, то поначалу Он, видимо, говорил мало,
его черед наступил позже. А те трое, проспорив весь день, пришли наконец
к решению держаться среднего курса: один сын поедет сражаться за "короля
Джемса", а другой останется с милордом дома, чтобы не потерять располо-
жения "короля Джорджа" [5].
Несомненно, это решение было подсказано милордом, и хорошо известно,
что так поступили многие влиятельные семьи Шотландии.
Но лишь только окончился один спор, как разгорелся другой. Потому что
милорд, мисс Алисон и мистер Генри - все трое придерживались того мне-
ния, что ехать надлежит младшему; а Баллантрэ с присущей ему непоседли-
востью и тщеславием ни за что не соглашался остаться дома.
Милорд увещевал, мисс Алисон плакала, мистер Генри настаивал - ничто
не помогало.
- У королевского стремени должен ехать прямой наследник Дэррисдиров,
- твердил Баллантрэ.
- Да, если бы мы вели игру всерьез, - возражал мистер Генри, - тогда
это было бы резонно. Но что мы делаем? Мы играем краплеными картами.
- Мы спасем дом Дэррисдиров, Генри, - говорил ему отец.
- Ты сам посуди, Джеме, - сказал мистер Генри, - если поеду я и принц
возьмет верх, тебе будет легко договориться с королем Джемсом. Но если
ты поедешь и попытка его провалится, то ведь законное право и титул бу-
дут разъединены. И кем тогда буду я?
- Ты будешь лордом Дэррисдиром, - ответил Баллантрэ. - Я ставлю
ва-банк.
- А я не хочу вести такую игру! - закричал мистер Генри. - Ты меня
оставишь в положении, которого не может потерпеть ни один человек, обла-
дающий рассудком и честью. Я ведь буду ни рыба ни мясо! - восклицал он.
С минуту помолчав, он высказался еще резче и, может быть, даже откро-
веннее, чем хотел бы.
- Ты обязан остаться здесь с отцом, - сказал он. - Ты ведь прекрасно
знаешь, что ты любимец.
- Вот как? - процедил Баллантрэ. - "И взяла слово Зависть"! Ты что
же, хочешь подставить мне ножку, Иаков? [6] - и он с умыслом подчеркнул
это имя.
Мистер Генри отошел и, не отвечая, несколько раз прошелся по дальнему
концу залы; он умел молчать. Потом он вернулся.
- Я младший, и ехать должен я, - сказал он. - Приказывает здесь глава
семьи, а он говорит, что я должен ехать. Что вы на это скажете, братец?
- А вот что. Генри, - ответил Баллантрэ. - Когда поспорят два очень
упрямых человека, выходов только два: драться - а я надеюсь, ни один из
нас к этому не прибегнет, - или положиться на судьбу. Вот гинея; подчи-
нишься ты ее решению?
- Будь что будет, - сказал мистер Генри. - Корона - я еду, герб - ос-
таюсь!
Метнули жребий, и монета легла гербом.
- Вот и урок Иакову! - воскликнул Баллантрэ.
- Мы еще раскаемся в этом, - сказал мистер Генри и с этими словами
выбежал из комнаты.
А что до мисс Алисон, то она схватила золотую монету, которая только
что обрекла ее жениха превратностям войны, и, швырнув ее, пробила фа-
мильный герб в одном из стекол большого витража.
- Если бы вы любили меня, как я вас люблю, вы бы остались! - вскрича-
ла она.
- "Как смел бы я любить тебя, коль не хранил бы чести я?" - пропел
Баллантрэ.
- О! - зарыдала она. - Вы бессердечны, пусть же вас там убьют! - И
она в слезах выбежала и заперлась у себя в комнате.
Говорят, что Баллантрэ обернулся к милорду с самой веселой ужимкой и
сказал:
- Дьявол, а не женщина!
- Это мне дан дьявол в сыновья, - закричал отец, - ты, которого, к
стыду своему, я любил больше всех! Ничего доброго не видел я от тебя с
самого часа твоего рождения, нет, ничего доброго! - и повторил это еще и
в третий раз.
Что так взволновало милорда - то ли легкомыслие Баллантрэ, то ли его
строптивость, то ли словечко мистера Генри про любимца, - не знаю, но
думаю, что, пожалуй, последнее вернее всего, потому что с этого дня ми-
лорд стал ласковее к мистеру Генри.
Во всяком случае, весьма холодно было прощанье, когда явно наперекор
всей семье Баллантрэ уезжал на север; и это еще больше омрачало запозда-
лые, как всем казалось, сожаления об этих часах.
Плетью и пряником он сколотил себе свиту в десяток верховых, все
больше из фермерских сынков. Все они были изрядно навеселе, когда, наце-
пив по белой кокарде на шляпу, с криками и песнями поднимались вверх по
холму мимо старого аббатства. Для такого маленького отряда было чистым
безрассудством пробираться через всю Шотландию без всякой поддержки; тем
более (как все и отметили), что о ту пору, когда эта горстка въезжала на
холм, в заливе, широко распустив по ветру королевский флаг, красовалось
военное судно, которое на одной шлюпке могло бы всех их доставить в ко-
рабельную тюрьму.
На следующий день, дав брату отъехать подальше, собрался в свой черед
и мистер Генри. Он уехал без провожатых - предлагать свой меч и доста-
вить письма отца правительству короля Георга. Мисс Алисон до самого их
отъезда не выходила из своей комнаты и не переставая плакала; но все же
она сама пришила белую кокарду на шляпу Баллантрэ, и, как рассказал мне
Джон Поль, шляпа была вся мокрая от слез, когда он понес ее в комнату
Баллантрэ.
Во все время последующих событий мистер Генри и мой старый господин
были верны своему уговору. Я не знаю, много ли им удалось сделать, и не
думаю, чтобы они особенно старались для короля. Но как бы то ни было,
они придерживались буквы лояльности, переписывались с лордом-наместни-
ком, смирно сидели дома и совсем, или почти совсем, не поддерживали свя-
зи с Баллантрэ, покуда длилась вся эта история. Он тоже, со своей сторо-
ны, не давал о себе знать. Правда, мисс Алисон все время слала ему вес-
точки, но часто ли она получала от него ответы, мне неизвестно. Одно из
ее писем возил Макконнэхи. Он нашел горцев под Карлайлем [7], и среди
них Баллантрэ, разъезжавшего в свите принца с великим почетом. Баллантрэ
взял письмо, распечатал его, взглянул на него мельком (как рассказывал
Макконнэхи), сложив губы так, словно собирался свистнуть, и засунул его
за пояс, откуда оно при очередном курбете коня вывалилось в грязь, чего
он и не заметил. Макконнэхи подобрал письмо и доселе его хранит, как я
сам в этом потом убедился.
Конечно, в Дэррисдир доходили слухи, вечно ползущие по всей стране
неведомыми путями, что не перестает поражать меня и поныне. Этим спосо-
бом семья узнала и о милостях, расточаемых принцем нашему Баллантрэ, и о
способах, которыми он снискал этой милости. С неразборчивостью, весьма
странной при его гордости (разве что честолюбие в нем пересилило даже
гордость), он, как говорили, втирался в высший круг, подлаживаясь к ир-
ландцам [8]. Он завел дружбу с сэром Томасом Сэлливаном, полковником
Бэрком и прочими и мало-помалу совсем отошел от своих земляков. Он прик-
ладывал руку ко всем мелким интригам И прилежно раздувал их. Он на каж-
дом шагу перечил и лорду Джорджу; всегда давал совет, который мог быть
угоден принцу, не думая о том, приведет ли это к добру, и, вообще гово-
ря, казался (как и подобает игроку, каким он был всю жизнь) человеком,
помышляющим не столько об успехе всей затеи, сколько о своем личном воз-
вышении, если прихотью судьбы затея эта увенчается успехом. А впрочем,
он очень хорошо держал себя на поле боя; этого никто не оспаривал, - он
ведь не был трусом.
А затем пришла весть о Куллодене [9], которая была принесена в Дэр-
рисдир единственным (по его словам) уцелевшим из всех тех, кто с песнями
въезжал тогда на холм. К несчастью, случилось так, что Джон Поль и Мак-
коннэхи в то самое утро нашли под кустом остролиста гинею - ту самую,
которая принесла несчастье. Они сейчас же, как говорят у нас слуги,
"отпросились со двора" к меняле, и если у них мало что осталось от ги-
неи, то еще меньше осталось от рассудка. Надо же было Джону Полю вор-
ваться в залу, где вся семья сидела за обеденным столом, и громогласно
сообщить, что, мол, "Тэм Макморленд воротился из похода, и - горе мне,
горе! - он пришел один-одинешенек".
Они выслушали эту новость молча, как приговоренные; мистер Генри
только закрыл лицо ладонью, мисс Алисон опустила голову на руки, а ми-
лорд посерел, как пепел.
- У меня еще остался сын, - сказал он. - И, надо отдать тебе справед-
ливость, Генри, сын более преданный.
Как-то странно было это слышать в такую минуту, но милорд никогда не
забывал упрека мистера Генри, да и на совести его были годы несправедли-
вого предпочтения. Но все же это было странно, и мисс Алисон не смогла
этого вынести. Она вспыхнула и стала укорять милорда за его бесчувствен-
ные слова, и мистера Генри за то, что он сидел тут в безопасности, когда
брат его сложил голову, и себя, что проводила любимого злым словом. Она
кричала, что Джеме лучше их всех, ломала руки, признавалась в своей люб-
ви к нему и звала его.
Мистер Генри вскочил и стоял, ухватившись за стул. Теперь он тоже по-
серел, как пепел.
- О, я знал, что вы его любите! - вырвалось у него.
- Бог мой, да весь свет знал об этом! - закричала она и, обращаясь к
нему, добавила: - Вот только никто, кроме меня, не знает, что вы в серд-
це своем предали его.
- Свидетель бог! - простонал он. - Мы оба любили напрасно.
Время шло, и в доме как будто бы ничего не изменилось, только было их
теперь трое, а не четверо, и это постоянно напоминало им об их утрате.
Не забудьте, что без денег мисс Алисон поместье не могло обойтись, и вот
теперь, когда один брат был мертв, старый лорд скоро пришел к мысли о
необходимости женить на ней второго.
День за днем он подготовлял ее к этому, сидя у камина, заложив
пальцем свою латинскую книгу и поглядывая на мисс Алисон с благожела-
тельной внимательностью, которая была ему очень к лицу. Если она плака-
