были переночевать, артиллеристы, за исключением утесовцев, направились в
Артиллерийский городок, а оставшиеся утесовцы двинулись дальше.
Звонарев повел взвод в обход Золотой горы. Солдаты шли с трудом:
сказывалась усталость последних дней,
- Чего примолкли, или не хочется на нашем Утесе сидеть? - спросил
прапорщик ближайших солдат.
- Никак нет, соскучились мы по своему Утесу... - отозвался Кошелев.
- Поди ждут нас там - поджидают. По Шурке Саввична слезы льет, - вставил
Белоногов.
- По нас... Ведьмедь, - перебил Блохин, подошедший сзади.
- Это верно: денно и нощно поди по батарее ходит да нас выглядывает,
особливо Блоху, - вставил Булкин.
Когда обогнули Золотую гору и в темноте стал виден прожектор Утеса,
солдаты сразу оживились.
- Светит, светит наш Утесик. Днем и ночью все за морем наблюдает, -
радостно проговорил Ярцев.
- Подтянись! - обернулся Родионов к солдатам. - Должны мы героями
подойти, чтобы не подумали про нас, что мы из Цзидджоу бежали. Затяни-ка,
Белоного!
- Медвежью! Чтоб сразу он почуял, что мы идем, - предложил Блохин.
Звонарев удивленно обернулся.
- Это еще что за медвежья?
- Какую поручик любит.
Белоногов откашлялся и с чувством запел;
Гай, чего, хлопцы, славны молодцы,
Смуты я невеселы?
Хиба в шивкарки мало горилки,
Мало и меду и пива?
Остальные подхватили сперва тихо, а затем все сильнее и сильнее, будя
тишину тихой летней ночи.
По мере приближения к Утесу солдаты постепенно убыстряли темп песни и
ускоряли шаг.
У самых казарм Звонарев скомандовал;
- Взвод, стой!
Солдаты с особой четкостью остановились и опустили винтовки к ноге,
- Налево равняйсь!
В то же мгновение широко распахнулась дверь офицерского флигеля, и на
крыльце появилась высокая фигура Борейко в одной рубахе, в брюках и туфлях
на босу ногу. Спрыгнув с крыльца, он на бегу закричал во вею силу своих
легких:
- Здорово, орлы! Спасибо за службу геройскую!
Взвод тотчас так ответил, что зазвенели стекла в окнах. Борейко уже сгреб
в свои объятия Звонарева, затем Родионов а, а потом по очереди и всех
солдат.
- Не думал вас и в живых видеть! - взволнованно кричал поручик. - Еще в
одиннадцать часов вечера звонил в Управление артиллерии, справлялся о вас.
Мне ответили, что "служите, мол, панихиду за упокой душ новопреставленных
воинов". АН, вы легки на помине, сами домой притопали живы и здоровы.
- Не все, ваше благородие, - заметил Родионов.
- Кого нет?
- Убиты Купим, Люков, Гнедин, Жариков, - перечислял фейерверкер, - да
пропали без вести. Павлов, Копеико, Зых.
Борейко глубоко вздохнул,
- Помянем же их, братцы, добрым словом. Шапки долой! Запевай, Белоногов.
- Ве-е-ечная па-а-мя-а-ать, - торжественно, грустно запели солдаты.
Пение подхватили высыпавшие из казарм оставшиеся на Утесе артиллеристы, и
образовался хор в две с половиной сотни голосов.
Около фельдфебельской квартиры Саввична, утирая слезы, целовала свою
дочь.
- Доню моя, родная, дитятко мое! Не чаяла я тебя видеть еще на этом
свете, - причитала она над дочкой.
- Ой, мамо! Так я же вернулась. Зачем же вам плакать?
- Плачу я с радости, доченька, что тебя увидела. Плачу по тем, кто погиб
на войне, - ответила старая фельдфебельша.
- Накройсь! - скомандовал Борейко, когда пение окончилось. - Теперь
рассказывайте, кто из вас самый большой герой?
- Генерал-фельдмаршал Блохин! - выкрикнули солдаты и наперебой начали
рассказывать о его похождениях.
- Выходит, что блоха не простая, а геройская. Иван! Подай сюда четвертуху
водки и стакан: надо за Блохина выпить. Кто же еще у нас герой?
- Родионов, Заяц, Мельников, - перечисляли солдаты.
- Софрон Тимофеевич, представим тебя да и остальных к Георгиевским
крестам, - с чувством проговорил Борейко. - Что это у вас там за повозки? -
пригляделся в темноту поручик.
- Трофеи наши: санитарная двуколка, походная кухня, три лошади, четыре
коровы, хомуты, - перечислял Родионов. - Все Заяц с Мельниковым да
Лебедкиным разжились.
- Молодцы ребята! Поди соскучились там по своему Медведю? - под общий
смех спросил Борейко.
- Мы сами из медвежьей породы, - отозвался Блохин.
- Так я первый взвод буду звать медвежьим, - рассмеялся Борейко.
Денщик принес водку, стакан и нарезанный на тарелке хлеб.
- Подходи причащаться! Софрон Тимофеевич, тебе первому, - поднес
фейерверкеру стакан водки Борейко.
Родионов залпом выпил водку, крякнул и закусил кусочком хлеба.
- Сразу у тебя рана полегчает, Софрон, - заметил Блохин. - От водки кровь
сворачивается и тело заживает,
- Ты и здоровый ее весьма обожаешь, - усмехнулся Родионов.
- Ну-с, подходи, Блоха. Как тебя звать-то?
- Филиппом поп крестил.
- А по батюшке?
- Иванович, ваше благородие.
- Причащается раб божий Филипп, сын Иванов, чистейшей русской водкой и
ржаным хлебом, - пошутил Борейко, поднося ему стакан.
Блохин одним духом осушил стакан и с грустью посмотрел на пустое дно.
- Мало, что ли? - спросил Борейко.
- Надо бы еще чуток, а то глотка больно засохла,
- Очумеешь и в драку полезешь.
- Как перед истинным: отсюда прямо на свою койку пойду и завалюсь спать.
- Ладно, пей уж за все твои геройства, - налил второй стакан Борейко.
Угостив всех солдат водкой, Борейко вспомнил о Шуре Назаренко.
- А где Шурка? Позвать ее сюда, - распорядился он.
- У хату зашла. Сейчас ее покличем, - бросился кто-то из солдат к
фельдфебельской квартире
- Как она вела себя в Цзинджоу? - спросил поручик.
- Геройская девка, - ответил за всех Мельников.
- Не в папашу уродилась, - вставил Родионов.
- Вы меня шукали? - спросила, подходя, Шура.
- Горилкой тебя хочу угостить за твою храбрость, - сказал Борейко,
наливая стакан.
- Так я ж не в жизни не пила, - испугалась девушка.
- Ну, так я за твое здоровье выпью, чтоб тебе жених хороший попался, а ты
только пригубишь, - подал стакан Шурке поручик.
Девушка чуть прикоснулась к водке губами.
- Тьфу, какая горькая да противная! - плюнула она.
В это время вышел на улицу разбуженный шумом Гудима.
- Смирно! - скомандовал Борейко, увидев командира.
Поздоровавшись с солдатами, поздравив их с возвращением, Гудима
спохватился;
- А Звонарев где?
Все обернулись, ища в темноте исчезнувшего прапорщика.
- Сергей Владимирович, ау! - заорал Борейко.
- Они пошли к себе мыться, - сообщил Лебедкин. - Прикажете позвать?
- Нет, пусть приведет себя в порядок. - И Гудима с Борейко направились
осматривать привезенные трофеи.
Мельников вытаскивал из двуколки хомуты, цинкн с патронами,
медикаментами, станционный колокол, оцинкованную ванну и кучу разного
тряпья. Кухня Зайца тоже оказалась набита различными солдатскими пожитками.
Появление каждой новой вещи вызывало одобрительный гул среди столпившихся
вокруг солдат.
- Не зря, значит, первый взвод под Цзинджоу ездил, разжились-таки наши
там разным барахлишком, - завидовали в толпе.
- Кто разжился барахлом, а кто и деревянным крестом, - отозвался Ярцев.
- На войне без того не обходится, - возразил Лепехин.
Приказав спрятать вещи до утра в сарай, Гудима отправился к себе на
квартиру.
- Расходись по койкам, - распорядился Назаренко. - Завтра все разглядеть
поспеете.
Солдаты нехотя возвращались в казарму. Дежурный по роте Жиганов охрип,
крича и ругаясь, пока все улеглись на свои места.
Между тем Звонарен, вымывшись и переодевшись, отправился с докладом к
Гудиме. Здесь он застал и Борейко.
- Прежде всего вам надо закусить с дороги, - предложил Гудима.
- И выпить нам всем, - добавил Борейко, - за него и за Варю Белую.
- Да перестань ты глупости говорить, Борис Дмитриевич! - рассердился
Звонарев.
- То-то, когда вы уехали в Цзинджоу, она нам покоя не давала: на день по
пять раз спрашивала, нет ли у нас оттуда известий, - догадался Гудима.
- Да она не только у вас, а как бешеная кошка носилась по всему Артуру в
надежде получить сведения о Звонареве. И у Стесселя бывала, и у Кондратенко,
и даже к морякам заглянула. Успокоилась только тогда, когда потихоньку
удрала от родителей вместе с Шуркой. Переполох тут поднялся страшный:
пропала генеральская дочка! Решили, что ее хунхузы похитили, нарядили целый
отряд для розысков, но тут получили телеграмму от Высоких, что она в
Цзинджоу, и успокоились, а сегодня опять поднялась суматоха: решили, что она
вместе с вами пропала в бою без вести. Белый даже ездил к германскому
военному агенту при штабе Стесселя, просил его навести справки через
германского посла в Японии, не попала ли Варя в плен, - рассказывал Борейко.
- Да, девушка боевая, того и гляди, соберет свой отряд и начнет
партизанить в тылу у японцев и попадет к хунхузам в лапы.
- Последняя новость, - не унимался Борейко. - Юницкий получил у Кати
Белой полную отставку, изъят из адъютантов и сослан на постройку батареи у
Кумирненского люнета, верст за семь от Нового города.
- Кто же теперь адъютантом?
- Пока никого нет, а кандидатов всего один - это ты.
- Ни за что не пойду в адъютанты.
- Раз ухаживаешь за генеральской дочкой, значит, отказываться нельзя, -
шутил Гудима.
- Да не я за ней ухаживаю, а она за мной! - в отчаянии воскликнул
Звонарев под хохот своих собеседников.
- Вот так признание! Обязательно Варе расскажу, - смеялся Борейко.
За ужином прапорщик начал подробный рассказ обо всем происшедшем в
Цзинджоу, и было далеко за полночь, когда собеседники наконец - разошлись.
На следующее утро все офицеры роты, включая и Чижа, сухо поздоровавшегося
с Звонаревым, собрались в канцелярии. Тут же присутствовал и Родионов.
Гудима зачитал написанную им реляцию о представлении к награждению отряда
Звонарева. Прапорщик был поражен точностью изложения его ночного доклада.
После полудня Звонарев отправился с докладом в Управление артиллерии. Там
его встретили как воскресшего из мертвых. Белый долго пожимал ему руку и
благодарил за работу под Цзинджоу и за заботы о дочери.
- Поженить их надо, ваше превосходительство, - шутил Тахателов, - очень
хорошая пара будет.
- Не время сейчас свадьбами заниматься, да и молода еще Варя, чтобы
думать о замужестве, - возразил Белый. - О вашей деятельности в бою, Сергей
Владимирович, у меня имеется донесение Высоких и сообщение Третьякова. Было
бы очень хорошо, если бы поручик Енджеевский также дал отзыв о вашей работе
при отступлении. Это дало бы мне возможность представить вес к высшей
награде, - обратился к прапорщику генерал.
- Я весьма признателен вашему превосходительству за заботу обо мне, но я
думаю, что есть много других лиц, более меня заслуживающих награды, -
ответил Звонарев.
- Скромность - красота юноши, но вы, несомненно, достойны награды, и я
надеюсь, что генерал Стессель удовлетворит мое ходатайство о награждении
вас.
Прапорщику оставалось только поблагодарить.
- Теперь о деле. Я хочу вас взять с Электрического Утеса на работу в
Управление крепостной артиллерии. Здесь, правда, вы тоже не засидитесь.
Николая Андреевича Гобято и вас мне придется на время откомандировать в
распоряжение генерала Кондратенко, которому поручено общее руководство
работой по укреплению сухопутной обороны.
- Одним словом, душа мой, вы пошли в гору, - похлопал по плечу прапорщика
Тахателов.
- Я лично предпочел бы остаться на Утесе, - возразил Звонарев.
- Там вам сейчас делать нечего; теперь центр тяжести обороны переносится
на сухопутный фронт. Вашей роте поручается вооружить батареи: литера Б и
Залитерную - все в районе форта номер два, - пояснил генерал. - Если
