черкнул это "я", что Жюльен пришел в восторг.
"Вот это правильный ход! - думал он, и перо его летало по бумаге,
почти не отставая от речи маркиза. - Одно слово, сказанное так, как на-
до, и г-н де ЛаМоль сводит на нет двадцать кампаний, проделанных этим
перебежчиком".
- И не только на чужеземцев следует нам рассчитывать, - продолжал
маркиз самым невозмутимым тоном, - в наших надеждах на новую военную ок-
купацию. Вся эта молодежь, которая пишет зажигательные статейки в
"Глоб", может вам дать три-четыре тысячи молодых командиров, среди коих,
возможно, найдутся и Клебер, и Гош, и Журдан, и Пишегрю, только далеко
не такой благонамеренный на сей раз.
- Мы не позаботились создать ему славу, - сказал председатель. - Сле-
довало бы увековечить его имя.
- Необходимо, наконец, добиться, чтобы во Франции было две партии, -
продолжал г-н де Ла-Моль, - но чтобы это были две партии не только по
имени, а две совершенно четкие, резко разграниченные партии. Установим,
кого надо раздавить. С одной стороны, журналисты, избиратели, короче го-
воря, общественное мнение; молодежь и все, кто ею восхищается. Пока они
себе кружат головы собственным пустословием, мы, господа, пользуемся ве-
ликим преимуществом: мы распоряжаемся бюджетом.
Тут его опять перебили.
- Вы, сударь, - обратился г-н де Ла-Моль к перебившему его, и при
этом с удивительным спокойствием и крайним высокомерием, - вы, если вас
задевает мое выражение, не распоряжаетесь бюджетом, а просто пожираете
сорок тысяч франков государственного бюджета плюс восемьдесят тысяч, ко-
торые вы получаете по цивильному листу.
Хорошо, сударь, раз вы меня к этому вынуждаете, я позволю себе, не
стесняясь, привести в пример вас. Подобно вашим благородным предкам, ко-
торые пошли за Людовиком Святым в крестовый поход, вы за эти сто двад-
цать тысяч франков должны были бы выставить нам, по крайней мере, один
полк, - да что я говорю, хотя бы одну роту, ну, полроты, или пусть это
будет хоть пятьдесят человек, готовых сражаться и преданных правому делу
на жизнь и на смерть. А что же у вас? Одни лакеи, которые, случись бунт,
вам же и зададут страху.
Трон, церковь, дворянство - все это может завтра же рухнуть, господа,
если вы не позаботитесь создать в каждом департаменте вооруженные отряды
из пятисот преданных людей, я говорю преданных не только со всей фран-
цузской доблестью, но и со всей испанской стойкостью.
Половина этих людей должна состоять из наших сыновей, наших племянни-
ков - словом, из родовитого дворянства. И каждый из них должен иметь при
себе не пустого болтуна-мещанина, готового нацепить на себя трехцветную
кокарду, если повторится тысяча восемьсот пятнадцатый год, - нет, прос-
того крестьянского парня, простодушного, чистосердечного, вроде Катели-
но. Наш дворянин будет его наставником, а всего лучше, если возможно,
чтобы это был его молочный брат. Пусть каждый из нас отдаст пятую долю
своих доходов, чтобы создать в каждом департаменте этакий маленький пре-
данный отряд из пятисот человек. Тогда можно смело рассчитывать на
иностранную оккупацию. Никогда чужеземный солдат не дойдет даже до Дижо-
на, если он не будет уверен, что в каждом департаменте он найдет пять
сотен вооруженных друзей.
Иностранные короли до тех пор не будут вас слушать, пока вы не заяви-
те им, что у вас есть двадцать тысяч дворян, готовых взяться за оружие
для того, чтобы распахнуть перед ними ворота Франции. Это тяжкая повин-
ность, скажете вы. Но, господа, только такой ценой мы спасем наши голо-
вы. Между свободой печати и нашим существованием, как дворян, идет
борьба не на жизнь, а на смерть. Становитесь заводчиками либо крестьяна-
ми или беритесь за ружье. Можете робеть, если вам угодно, но не будьте
глупы, откройте глаза.
"Стройтесь в батальоны - вот что я вам скажу словами якобинской пе-
сенки, и тогда найдется какой-нибудь великодушный Густав-Адольф, кото-
рый, видя неминуемую опасность, угрожающую монархическим основам, бро-
сится за три сотни лье от своих владений и сделает для вас то, что сде-
лал Густав для протестантских князей. Или вам угодно заниматься разгово-
рами и сидеть сложа руки? Пройдет пятьдесят лет, и в Европе будут только
одни президенты республик и ни одного короля. А вместе с этими шестью
буквами: К-О-Р-О-Л-Ь - будут стерты с лица земли и служители церкви и
дворяне. Вот мы тогда и полюбуемся, как останутся одни кандидаты, заис-
кивающие перед низким большинством.
Можно сколько угодно разглагольствовать о том, что во Франции сейчас
нет популярного генерала, всем известного и всеми любимого, что армия
наша созидалась в целях защиты престола, тогда как в любом австрийском
или прусском полку найдется человек пятьдесят унтеров, понюхавших поро-
ху. Двести тысяч молодых людей из мелкой буржуазии бредят войной.
- Не достаточно ли этих горьких истин? - чванно произнесла некая важ-
ная особа, по-видимому, занимавшая весьма видное место среди духовной
иерархии, ибо г-н де Ла-Моль, вместо того, чтобы рассердиться, улыбнулся
на его слова, что Жюльену показалось весьма знаменательным.
- Достаточно горьких истин, хорошо, сделаем выводы, господа: челове-
ку, которому необходимо отнять гангренозную ногу, бесполезно было бы
уверять своего хирурга, что эта больная нога совершенно здорова. Прости-
те меня, если я позволю себе так выразиться, господа: благородный герцог
*** - наш хирург.
"Ну, вот, наконец-то заветное слово сказано, - подумал Жюльен, - зна-
чит, нынче ночью я помчусь прямехонько в..?"
XXIII
ДУХОВЕНСТВО, ЛЕСА, СВОБОДА
Основной закон для всего существующего - это уцелеть, выжить. Вы сее-
те плевелы и надеетесь взрастить хлебные колосья.
Макиавелли.
Важная персона продолжала свою речь; видно было, что это человек ос-
ведомленный; Жюльену очень понравилась мягкая, сдержанная убеди-
тельность, с которой он излагал свои великие истины:
1. У Англии не найдется для нас ни одной гинеи, там сейчас в моде
экономия и Юм. Никто, даже их святые, не дадут нам денег, а господин
Брум поднимет нас на смех
2. Больше чем на две кампании венценосцы Европы не рискнут пойти без
английского золота, а двух кампаний мало, чтобы раздавить мелкую буржуа-
зию.
3. Необходимо создать во Франции вооруженную партию, без чего монар-
хические элементы Европы не отважатся даже и на эти две кампании.
А четвертый пункт, который я позволю себе вам представить как нечто
совершенно бесспорное, заключается вот в чем:
Немыслимо создать вооруженную партию во Франции без помощи духо-
венства. Я вам прямо это говорю, господа, и сейчас вам это докажу. Надо
все предоставить духовенству. Находясь денно и нощно при исполнении сво-
их обязанностей, руководимое высокодостойными людьми, кои ограждены от
всяких бурь, ибо обитель их за триста лье от ваших границ...
- А-а! Рим, Рим! - воскликнул хозяин дома.
- Да, сударь, Рим! - гордо повторил кардинал - В каких бы шуточках ни
изощрялись на этот счет в дни вашей юности, когда подобное остроумие бы-
ло в моде, я говорю вам во всеуслышание, в тысяча восемьсот тридцатом
году, одно только духовенство, руководимое Римом, сумеет найти доступ к
сердцу простого народа.
Пятьдесят тысяч священников повторяют одни и те же слова в день, ука-
занный их владыками, и народ, который в конце концов и дает вам солдат,
восчувствует глас своих пастырей сильнее, нежели всякое витийство ми-
рян... (Этот личный выпад вызвал ропот среди собравшихся.)
- Духовенство обладает силой, превосходящей вашу, - снова заговорил
кардинал, возвышая голос, - все шаги, которые вы делали, дабы достичь
основной цели - создать во Франции вооруженную партию, - были сделаны
нами...
Тут последовали факты... Кто роздал восемьдесят тысяч ружей в Ван-
дее?.. И так далее, и так далее.
- Пока духовенство не получит обратно своих лесов, оно ничего не в
состоянии сделать. Стоит только начаться войне, министр финансов предпи-
шет агентам за отсутствием средств выплачивать жалованье только приходс-
ким священникам. Ведь Франция, в сущности, - неверующая страна, и она
любит воевать. Кто бы ни преподнес ей войну, он будет популярен вдвойне,
ибо воевать - значит, выражаясь на площадном языке, заставить иезуитов
пухнуть с голоду; воевать - значит избавить гордых французов от угрозы
иноземного нашествия.
Кардинала слушали благосклонно.
- Следовало бы еще, - добавил он, - чтобы господин де Нерваль оставил
министерство, ибо имя его вызывает излишнее раздражение.
Тут все повскакали с мест и заговорили разом "Сейчас меня опять выш-
лют", - подумал Жюльен; но даже сам осмотрительный председатель забыл о
присутствии и существовании Жюльена.
Все взоры устремились на человека, которого Жюльен сразу узнал. Это
был г-н де Нерваль, премьер-министр; он видел его на бале у герцога де
Реца.
Смятение достигло апогея, как принято выражаться в газетах по поводу
парламентских заседаний. Прошло добрых четверть часа, пока, наконец,
восстановилась относительная тишина.
Тогда поднялся г-н де Нерваль и, наподобие апостола, начал вещать.
- Я далек от того, чтобы утверждать, - начал он каким-то необыкновен-
ным голосом, - что я вовсе не Дорожу постом министра.
Мне указывают, господа, будто имя мое умножает силы якобинцев, восс-
танавливая против нас множество умеренных. Я охотно ушел бы, но пути
господни дано знать немногим. А мне, - добавил он, глядя в упор на кар-
динала, - надлежит выполнить то, что мне предназначено. Глас небесный
изрек мне: "Либо ты сложишь голову на эшафоте, либо восстановишь во
Франции монархию и низведешь Палаты на то место, какое занимал парламент
при Людовике XV". И я это сделаю, господа.
Он умолк и сел; наступила мертвая тишина.
"Хороший актер!" - подумал Жюльен. Он ошибался, как всегда, приписы-
вая людям, по своему обыкновению, гораздо больше ума, чем у них было на
самом деле. Воодушевленный спорами сегодняшнего бурного вечера, а еще
того более искренностью выступавших ораторов, г-н де Нерваль в эту мину-
ту всей душой верил в свое предназначение. Этот человек, обладавший
большим мужеством, отнюдь не отличался умом.
В тишине, воцарившейся после знаменательной фразы "Я это сделаю",
пробило полночь. Жюльену почудилось в этом бое часов что-то величествен-
ное и зловещее. Он был взволнован.
Прения вскоре возобновились с удвоенной силой, а главное - с непости-
жимой откровенностью. "Эти люди в конце концов меня отравят, - подумывал
иногда Жюльен. - Как это они решаются говорить подобные вещи перед пле-
беем?"
Пробило два часа, а они все говорили и говорили Хозяин дома давно уже
похрапывал; г-н де Ла-Моль был вынужден позвонить, чтобы подали новые
свечи Г-н де Нерваль, министр, отбыл без четверти два, не преминув, од-
нако, несколько раз перед уходом впиться внимательным взглядом в физио-
номию Жюльена, отражавшуюся в стенном зеркале неподалеку от его стула.
Как только он скрылся, все почувствовали себя свободнее.
Пока вставляли новые свечи, человек в жилетах тихонько сказал соседу:
- Бог его знает, что только не наговорит королю этот человек. Он мо-
жет поставить нас в самое глупое положение и испортить нам все. Надо
прямо сказать: это исключительная самонадеянность и даже наглость с его
стороны, что он появляется здесь. Он бывал здесь и раньше, до того, как
попал в министры, но портфель, как-никак, меняет все, человек жертвует
ему всеми своими интересами и он должен был бы это понимать.
Не успел министр скрыться, как бонапартистский генерал сомкнул вежды.
Потом заговорил о своем здоровье, о ранах, взглянул на часы и исчез.
- Держу пари, - сказал человек в жилетах, - что генерал сейчас дого-
няет министра. Он будет оправдываться в том, что его застали здесь, и
