говорила с ним так непреклонно". И она убежала.
"Боже, как она хороша! - думал Жюльен, глядя ей вслед. - И это созда-
ние всего каких-нибудь две недели тому назад так пылко кинулось в мои
объятия!.. И эти мгновения больше никогда не повторятся, никогда! И я
сам в этом виноват! А в самый момент этого столь необыкновенного, столь
важного для меня события я был совершенно бесчувствен! Надо сознаться, я
уродился на свет с каким-то ужасно убогим и на редкость несчастным ха-
рактером".
Вошел маркиз; Жюльен поспешил сообщить ему о своем отъезде.
- Куда? - спросил г-н де Ла-Моль.
- В Лангедок.
- Нет уж, извините, вам предуготовлены более высокие дела. Если вы
куда-нибудь и поедете, так на север... и даже скажу больше: выражаясь
по-военному, я вас сажаю под домашний арест. Извольте мне обещать, что
вы не будете отлучаться больше чем на два-три часа в день; вы мне можете
понадобиться с минуты на минуту.
Жюльен поклонился и вышел, не сказав ни слова, чем маркиз был немало
удивлен. Жюльен был не в состоянии говорить; он заперся у себя в комна-
те. Тут уж ему никто не мешал, предаваться любым преувеличениям и прок-
линать беспримерную жестокость своей злосчастной судьбы.
"Вот теперь я даже уехать не могу, - говорил он. - И один бог знает,
сколько времени продержит меня маркиз в Париже. Боже мой, что со мной
будет? И нет ни одного друга, не с кем посоветоваться. Аббат Пирар обор-
вет меня на первом же слове, а граф Альтамира, чтобы отвлечь меня, пред-
ложит вступить в какой-нибудь заговор. А ведь я прямо с ума схожу -
чувствую, что схожу с ума. Кто может поддержать меня? Что со мной бу-
дет?"
XVIII
УЖАСНЫЕ МГНОВЕНИЯ
И она признается мне в этом! Рассказывает все до мельчайших подроб-
ностей. Ее прекрасные очи глядят на меня, пылая любовью, которую она ис-
пытывает к другому!
Шиллер.
Мадемуазель де Ла-Моль в совершенном упоении только и думала о той
восхитительной минуте, когда ее чуть было не убили. Она уже едва ли не
говорила себе: "Он достоин быть моим господином: ведь он готов был убить
меня. Сколько понадобилось бы сплавить вместе этих прелестных великос-
ветских юношей, чтобы добиться такого взрыва страсти?
Надо признаться, он был очень красив в ту минуту, когда встал на
стул, чтобы повесить шпагу, и старался, чтобы она приняла то же самое
живописное положение, какое придал ей обойщик-декоратор. В конце концов
я уж вовсе не так безумна, что полюбила его".
Подвернись ей в эту минуту какой-нибудь удобный предлог, чтобы возоб-
новить отношения, она с радостью ухватилась бы за него. Жюльен, наглухо
заперев дверь, сидел у себя в комнате и предавался самому безудержному
отчаянию У него иногда мелькала безумная мысль пойти броситься к ее но-
гам. Если бы, вместо того, чтобы прятаться у себя в углу, он пошел поб-
родить по саду или прогуляться по дому и таким образом не уклонялся бы
от случая, возможно, что какой-нибудь один миг превратил бы его ужасное
отчаяние в самое сияющее счастье.
Однако, будь у него эта предусмотрительность, в отсутствии которой мы
его упрекаем, он был бы неспособен с такой благородной пылкостью схва-
титься за шпагу, а это-то и сделало его теперь таким красавцем в глазах
м-ль де Ла-Моль. Этот благоприятный для Жюльена каприз длился целый день
Матильда предавалась прелестным видениям, вспоминая те краткие минуты,
когда она любила его, и вспоминала о них с сожалением.
"Сказать по правде, - рассуждала она, - моя любовь к бедному мальчи-
ку, если взглянуть на это его глазами, только и продолжалась, что с часу
ночи, когда он взобрался ко мне по лестнице со всеми своими пистолетами
в кармане, и до девяти утра. А уже через четверть часа, когда мы с ма-
терью слушали мессу в церкви св. Валерия, я начала думать, как бы ему не
пришло в голову заставить меня повиноваться ему при помощи угроз".
После обеда м-ль де Ла-Моль не только не старалась избегать Жюльена,
но сама заговорила с ним и дала ему понять, что она ничего не имеет про-
тив того, чтобы он пошел с ней в сад. Он покорился. Только этого испыта-
ния ему и не хватало. Матильда незаметно для себя уже поддавалась тому
чувству, которое снова влекло ее к нему Ей доставляло неизъяснимое удо-
вольствие идти с ним рядом, и она с любопытством поглядывала на эти ру-
ки, которые сегодня утром схватили шпагу, чтобы заколоть ее.
Однако, после всего того, что произошло между ними, о прежних разго-
ворах не могло быть и речи.
Мало-помалу Матильда с дружеской откровенностью стала рассказывать
ему о своих сердечных переживаниях; этот разговор доставлял ей какое-то
непонятное наслаждение, и она так увлеклась, что стала описывать свои
мимолетные увлечения г-ном де Круазенуа, г-ном де Келюсом.
- Как? И господином де Келюсом тоже, - воскликнул Жюльен, и жгучая
ревность покинутого любовника прорвалась в этом восклицании. Матильда
так это и поняла и совсем не обиделась.
Она продолжала мучить Жюльена, подробно описывая ему свои прежние
чувства, причем это выходило у нее как нельзя более искренне и правдиво
Он видел, что она действительно описывает то, что встает перед ней в
воспоминаниях. Он с болью замечал, что она, делясь с ним этими воспоми-
наниями, сама делает неожиданные открытия в собственном сердце.
Он пережил все самые ужасные пытки ревности.
Подозревать, что ваш соперник любим, - это нестерпимо, но слушать из
уст обожаемой женщины подробности этой любви - верх мучений.
О, как он теперь был наказан за все порывы своей гордости, внушавшей
ему, что он выше всех этих Келюсов и Круазенуа! С какой глубокой душев-
ной болью превозносил он теперь все их самые ничтожные преимущества! Как
пламенно, от всего сердца, презирал самого себя!
Матильда казалась ему бесподобной; нет слов, достаточно вырази-
тельных, чтобы передать его восхищение. Он шел рядом с ней и украдкой
поглядывал на ее руки, на ее плечи, на ее царственную осанку Он готов
был броситься к ее ногам, сраженный любовью и горем и крикнуть: "Поща-
ди!"
"И эта прелестная девушка, которая так возвышается надо всеми, любила
меня однажды, и вот теперь она, несомненно, готова влюбиться в господина
де Келюса"
Жюльен не мог сомневаться в искренности м-ль де Ла-Моль, - так убеди-
тельно и правдиво было все то, что она говорила. И словно для того, что-
бы переполнить меру его страданий, Матильда, стараясь разобраться в
чувствах, которые когда-то внушал ей г-н де Келюс, рассказывала о них
так, как если бы она питала их сейчас В ее интонациях, в ее голосе, не-
сомненно, прорывалась любовь. Жюльен явственно ощущал это.
Если бы в грудь Жюльена влили расплавленный свинец, он страдал бы
меньше. Да и как мог он, бедняжка, потерявший рассудок от горя, дога-
даться, что м-ль де Ла-Моль только потому с таким удовольствием вспоми-
нала свои мимолетные увлечения г-ном де Келюсом или г-ном де Круазенуа,
что она делилась этими воспоминаниями с ним.
Напрасно было бы пытаться описать мучительные переживания Жюльена. Он
слушал ее пространные сердечные излияния, признания в любви к другим в
той самой липовой аллее, где всего несколько дней тому назад он ждал,
что вот пробьет час ночи и он поднимется к ней, в ее комнату. Есть пре-
дел человеческому страданию - он дошел до этого предела.
Эта безжалостная откровенность продолжалась целую неделю. Матильда то
сама втягивала его в разговор, то пользовалась каким-нибудь случаем,
чтобы заговорить с ним, и тема этих разговоров, к которой оба они посто-
янно возвращались с каким-то жестоким упоением, всегда была одна и та же
- описание чувств, которые она испытывала к другим Она пересказывала ему
письма, которые когда-то писала, припоминала их слово в слово, приводила
оттуда целые фразы. В последние дни она, казалось, поглядывала на
Жюльена с какой-то лукавой радостью. Его страдания доставляли ей явное
удовольствие. Она видела в них слабость своего тирана, а следовательно,
могла позволить себе любить его.
Читателю ясно, что у Жюльена не было никакого жизненного опыта; он
даже не читал романов, будь он хоть чуточку догадливее, сумей он проя-
вить некоторое хладнокровие, он сказал бы этой обожаемой девушке, кото-
рая делала ему такие странные признания: "Сознайтесь, что хоть я и не
стою всех этих господ, а все-таки любите вы меня..?"
Быть может, она обрадовалась бы, что ее так разгадали; по крайней ме-
ре, успех его зависел бы исключительно от того, насколько удачно сумел
бы он выразить эту мысль, найти для этого наиболее подходящий момент. Во
всяком случае, он вышел бы из этого положения не без пользы для себя,
ибо оно уже начинало немножко надоедать Матильде своим однообразием.
- Вы меня совсем не любите? А я молиться на вас готов! - сказал ей
однажды Жюльен после одной из таких долгих прогулок, обезумев от любви и
от горя. Большей глупости, пожалуй, нельзя было бы и придумать.
Эти слова мгновенно уничтожили для м-ль де ЛаМоль все удовольствие,
которое она испытывала, рассказывая ему о своих сердечных делах. Она уже
начала удивляться, как это он, после всего, что произошло, не обижается
на ее рассказы, и как раз в ту самую минуту, когда он обратился к ней с
этой дурацкой фразой, у нее зародилось подозрение, а может быть, он ее
больше не любит. "Наверное, гордость подавила его любовь, - думала она.
- Не такой это человек, чтобы терпеть безнаказанно, что ему предпочитают
таких ничтожеств, как де Келюс, де Люз, де Круазенуа, хоть он и уверяет,
что они гораздо выше его. Нет, больше мне уж не видать его у своих ног!"
Последние дни Жюльен в чистосердечном отчаянии не раз от всей души
искренне превозносил перед ней блестящие достоинства этих молодых людей;
он даже склонен был приукрашивать их. Это приукрашивание не ускользнуло
от внимания м-ль де Ла-Моль: оно удивило ее. Смятенная душа Жюльена,
превознося своего соперника, осчастливленного любовью, стремилась разде-
лить с ним его счастье.
Но эти столь искренние и столь необдуманные слова мгновенно изменили
все. Матильда, убедившись, что она любима, сразу прониклась к нему пол-
ным презрением.
Они прогуливались вместе по саду, но едва он успел произнести эту не-
лепую фразу, как она тотчас же покинула его, и взгляд, который она бро-
сила на него, уходя, был полон самого уничтожающего презрения. Вечером,
в гостиной, она ни разу не взглянула на него. На следующий день она не
ощущала в своем сердце ничего, кроме презрения, - ни малейшей склоннос-
ти, которая до сих пор в течение целой недели влекла ее к дружескому об-
щению с Жюльеном и доставляла ей такое удовольствие; ей даже и смотреть
на него было неприятно. Это дошло до того, что вскоре он стал внушать ей
отвращение; нельзя даже и передать, какое безграничное презрение охваты-
вало ее, когда он попадался ей на глаза.
Жюльен ничего не понимал в том, что происходило в сердце Матильды, но
его обостренное самолюбие сразу ощутило ее презрение. У него хватило
здравого смысла показываться ей на глаза как можно реже, и он совсем пе-
рестал смотреть на нее.
Но для него это была смертная мука - лишить себя совсем ее общества.
Он чувствовал, что ему стало еще тяжелее переносить свое ужасное горе
"Есть же какойнибудь предел человеческому мужеству! - говорил он себе. -
Этого нельзя вынести". Он целыми днями просиживал в мансарде у маленько-
го окошечка с тщательно прикрытым решетчатым ставнем: отсюда ему по
крайней мере можно было хоть изредка увидеть м-ль де Ла-Моль, когда она
выходила в сад.
Что только делалось с ним, когда иной раз она появлялась после обеда
в обществе г-на де Келюса, г-на де Люза или еще кого-нибудь из тех, кого
она называла ему, рассказывая о своих прежних сердечных увлечениях!
Жюльен никогда не представлял себе, что можно дойти до такого ужасно-
