го отчаяния; он готов был кричать; эта стойкая душа была истерзана вко-
нец; в ней не осталось живого места.
Всякое усилие мысли, если оно не было связано с м-ль де Ла-Моль, ста-
ло ненавистно ему; он не в состоянии был написать самого простого
письма.
- Да вы с ума сошли! - сказал ему однажды утром маркиз.
Жюльен, испугавшись, как бы кто не догадался о причине его состояния,
сказал, что он болен, и ему поверили. На его счастье, маркиз за обедом
начал подшучивать по поводу его будущего путешествия. Матильда поняла,
что оно может затянуться надолго. Жюльен уже несколько дней избегал ее,
а блестящие молодые люди, которые обладали всем, чего недоставало этому
бледному, мрачному и когда-то любимому ею человеку, неспособны были вы-
вести ее из задумчивости.
"Обыкновенная девушка, - говорила она себе, - стала бы искать себе
избранника именно среди этих молодых людей, привлекающих к себе все взо-
ры в гостиных; но человек с возвышенной душой как раз и отличается тем,
что его мысль не следует по избитой тропе, проложенной посредствен-
ностью.
Если я стану подругой такого человека, как Жюльен, которому не хвата-
ет только состояния, - а оно есть у меня, - я буду постоянно привлекать
к себе всеобщее внимание, жизнь моя не пройдет незамеченной. Я не только
не буду испытывать вечного страха перед революцией, как мои кузины, ко-
торые так трепещут перед чернью, что не смеют прикрикнуть на кучера, ко-
торый их плохо везет, - я, безусловно, буду играть какую-то роль, и
крупную роль, ибо человек, которого я избрала, - человек с характером и
безграничным честолюбием Чего ему недостает? Друзей, денег? Я дам ему и
то и другое". Но в своих размышлениях о Жюльене она представляла его се-
бе как бы каким-то низшим существом, которое можно осчастливить, когда и
как тебе заблагорассудится, и в любви которого даже не может возникнуть
сомнения.
XIX
КОМИЧЕСКАЯ ОПЕРА
О, how this spring of love ressembleth
The uncertain glory of an April day,
Which now shows all the beauty of the sun,
And by, and by a cloud takes all away!
Shakespeare [30].
Поглощенная мечтами о будущем и о той исключительной роли, которую
ей, быть может, предстояло играть, Матильда иной раз не без сожаления
вспоминала о сухих, метафизических спорах, которые у них прежде возника-
ли с Жюльеном. А иногда, устав от этих высоких размышлений, она с сожа-
лением вспоминала о минутах счастья, которые обрела возле него. Но эти
воспоминания вызывали у нее чувство раскаяния, и оно иной раз жестоко
терзало ее.
"Если человек уступает какой-то своей слабости, - говорила она себе,
- то такая девушка, как я, может позволить себе поступиться своей добро-
детелью только ради действительно достойного человека. Никто никогда не
скажет про меня, что я прельстилась красивыми усиками или умением ловко
сидеть в седле. Нет, меня пленили его глубокие рассуждения о будущем,
которое ожидает Францию, его мысли о грядущих событиях, которые могут
оказаться сходными с революцией тысяча шестьсот восемьдесят восьмого го-
да в Англии. Да, я прельстилась, - отвечала она своим угрызениям, - да,
я слабая женщина, но по крайней мере мне хоть не вскружили голову, как
какой-нибудь безмозглой кукле, просто внешние качества! Его лицо отража-
ет высокую душу, этим-то оно и пленило меня.
Если произойдет революция, то почему бы Жюльену Сорелю не сыграть в
ней роль Ролана, а мне - госпожи Ролан? Эта роль мне нравится больше,
чем роль госпожи де Сталь: безнравственное поведение в наше время было
бы большим препятствием. Ну уж меня-то наверняка нельзя будет еще раз
упрекнуть в слабости, - я бы умерла со стыда".
Надо признаться, впрочем, что не всегда рассуждения Матильды были так
уж серьезны, как мысли, которые мы только что привели.
Она иной раз украдкой смотрела на Жюльена и в каждом его движении на-
ходила неизъяснимую прелесть.
"Теперь можно не сомневаться, - говорила она себе, - я своего доби-
лась; у него, конечно, и в мыслях нет, что он может иметь какие-то права
на меня.
Какой несчастный вид был у бедного мальчика, когда он с таким глубо-
ким чувством сделал мне это признание в любви, в саду, неделю тому на-
зад! Это ли не доказательство? И надо сознаться, с моей стороны было в
высшей степени странно сердиться на него за эти слова, в которых было
столько глубокого уважения, столько чувства. Разве я не жена его? Ведь
так естественно, что он это сказал, и, признаться, он был очень мил.
Жюльен продолжал любить меня даже после этих бесконечных, разговоров,
когда я изо дня в день и, по правде сказать, так безжалостно рассказыва-
ла ему обо всех моих минутных увлечениях этими великосветскими юношами,
к которым он так меня ревнует! А ведь у меня это было просто от нестер-
пимой скуки, среди которой мне приходится жить. Ах, если бы он только
знал, сколь мало они для него опасны! Какими бесцветными они мне кажутся
по сравнению с ним; и все совершенно одинаковы, точно списаны друг с
друга".
Углубившись в эти размышления и делая вид, что она очень занята, -
чтобы не вступать в разговор с матерью, которая на нее смотрела, - Ма-
тильда рассеянно чертила карандашом в своем альбоме Один из профилей,
который она только что набросала, изумил и обрадовал ее: он был порази-
тельно похож на Жюльена. "Это глас провидения! Вот истинное чудо любви!
- в восторге воскликнула она. - Я, совершенно не думая об этом, нарисо-
вала его портрет".
Она бросилась к себе в комнату, заперлась на ключ, взяла краски и
принялась усердно писать портрет Жюльена. Но у нее ничего не получалось;
профиль, который она набросала случайно, все-таки имел наибольшее
сходство. Матильда пришла в восхищение; она увидела в этом неоспоримое
доказательство великой страсти.
Она оставила свой альбом, когда уже совсем стемнело и маркиза присла-
ла за ней, чтобы ехать в Итальянскую оперу. Матильда думала только об
одном: хорошо бы увидать Жюльена Тогда можно будет уговорить мать, чтобы
она пригласила и его ехать с ними.
Но Жюльен не появился, и в ложе наших дам оказались только самые зау-
рядные личности. Во время первого акта Матильда ни на минуту не переста-
вала мечтать о своем возлюбленном с увлечением и страстью Но во втором
акте одна любовная ария - мелодия эта поистине была достойна Чимарозы -
поразила ее в самое сердце. Героиня оперы пела: "Я должна наказать себя
за ту беспредельную любовь, которую я чувствую к нему; я слишком люблю
его!"
С той минуты как Матильда услыхала эту восхитительную арию, все в ми-
ре исчезло для нее. С ней разговаривали - она не отвечала; мать делала
ей замечания, но она с трудом могла заставить себя взглянуть на нее Она
была в каком-то экстазе, все чувства ее были до такой степени возбужде-
ны, что это можно было сравнить только с теми исступленными приступами
страсти, которые в течение последних дней одолевали Жюльена. Мелодия,
полная божественной грации, на которую были положены эти слова, удиви-
тельно совпадавшие с тем, что она переживала сама, так захватила ее, что
в те минуты, когда она не думала о самом Жюльене, она вся была поглощена
ею. Благодаря своей любви к музыке она в этот вечер стала такой, какой
всегда бывала г-жа де Реналь, когда думала о Жюльене. Рассудочная лю-
бовь, конечно, гораздо разумнее любви истинной, но у нее бывают только
редкие минуты самозабвения, она слишком хорошо понимает себя, беспрес-
танно разбирается в себе, она не только не позволяет блуждать мыслям -
она и возникает не иначе, как при помощи мысли.
Вернувшись домой, Матильда, не слушая никаких уговоров г-жи де
Ла-Моль, заявила, что ей нездоровится, и до поздней ночи просидела у се-
бя за роялем, наигрывая эту мелодию. Она без конца напевала знаменитую
кантилену, которая ее так пленила:
Devo punirmi, devo punirmi,
Se troppo amdi, etc
Безумие, охватившее ее в эту ночь, перешло у нее в конце концов в
твердую уверенность, что она сумела преодолеть свою любовь.
Эта страничка может повредить злосчастному автору больше всех других
Найдутся ледяные души, которые будут обвинять его в непристойности. Но
он вовсе не собирается обижать юных особ, блистающих в парижских гости-
ных, и не допускает мысли, что среди них найдется хотя бы одна, способ-
ная на такие безумства, принижающие образ Матильды. Героиня моего романа
есть плод чистейшей фантазии и даже более того, - она создана фантазией
вне всяких социальных устоев, которые, безусловно позволят занять циви-
лизации XIX века столь выдающееся место в ряду всех прочих столетий.
В чем, в чем, но уж никак не в недостатке благоразумия можно упрек-
нуть юных девиц, составляющих украшение балов нынешней зимы.
Не думаю также, что их можно было бы обвинить в излишнем пренебреже-
нии к богатству, к выездам, к прекрасным поместьям и ко всему, что обес-
печивает приятное положение в свете. Все эти преимущества отнюдь не на-
гоняют на них скуки, напротив, они неизменно являются для них предметом
постоянных вожделений, и если сердца их способны загораться страстью, то
только к этому единственному предмету.
И отнюдь не любовь берет под свое покровительство и ведет к успеху
молодых людей, одаренных, подобно Жюльену, кое-какими способностями; они
прилепляются накрепко, нерасторжимой хваткой к какой-нибудь клике, и
когда этой клике везет, все блага общественные сыплются на них в изоби-
лии Горе ученому, не принадлежащему ни к какой клике, - любой, самый
ничтожный, едва заметный его успех навлечет на него нападки, и высокая
добродетель будет торжествовать, обворовывая его. Эх, сударь мой! Ро-
ман-это зеркало, с которым идешь по большой дороге. То оно отражает ла-
зурь небосвода, то грязные лужи и ухабы. Идет человек, взвалив на себя
это зеркало, а вы этого человека обвиняете в безнравственности! Его зер-
кало отражает грязь, а вы обвиняете зеркало! Обвиняйте уж скорее большую
дорогу с ее лужами, а еще того лучше - дорожного смотрителя, который до-
пускает, чтобы на дороге стояли лужи и скапливалась грязь.
Теперь, когда мы твердо установили, что характер Матильды совершенно
немыслим в наш столь же благоразумный, сколь и добродетельный век, я уже
не так буду бояться прогневить читателя, продолжая свой рассказ о без-
рассудстве этой прелестной девушки.
На следующий день она всячески искала случая, который позволил бы ей
убедиться в том, что она действительно одержала победу над своей безум-
ной страстью. Самое же главное заключалось в том, чтобы все делать напе-
рекор Жюльену; но при этом она следила за каждым его движением, за каж-
дым его жестом.
Жюльен был слишком несчастен, а главное, слишком потрясен, чтобы раз-
гадать столь сложный любовный маневр; и еще менее того он был способен
усмотреть в нем что-либо благоприятное для себя; он оказался просто-нап-
росто жертвой Никогда еще он не доходил до такого отчаяния; его поведе-
ние до такой степени не согласовалось с голосом рассудка, что если бы
какой-нибудь умудренный горем философ сказал ему. "Торопитесь воспользо-
ваться обстоятельствами, которые складываются для вас благоприятно: при
этой рассудочной любви, которую мы встречаем в Париже, одно и то же
настроение не может продлиться более двух дней", - он бы его не понял.
Но в каком бы умоисступлении он ни находился, он неспособен был изменить
долгу чести. Честь обязывала его молчать, он это понимал Попросить сове-
та, рассказать о своих мучениях первому попавшемуся человеку было бы для
него великим счастьем, подобным тому, какое испытывает несчастный пут-
ник, когда он посреди раскаленного зноя пустыни чувствует каплю прохлад-
ной влаги, упавшую с неба Он сознавал эту опасность; он боялся, что,
случись кому-нибудь неосторожно обратиться к нему с расспросами, он сей-
