кивать перед ним и чуть ли не пеняли ему, как это он с самого начала не
поставил их в известность о достатке своих родителей, позволив им тем
самым выказать невольное неуважение к деньгам.
В это время происходил рекрутский набор, но Жюльен в качестве семина-
риста не подлежал призыву. Он был глубоко потрясен этим. - Вот и прошел
для меня навсегда этот миг, который двадцать лет назад позволил бы мне
вступить на путь героев!"
Как-то раз, прогуливаясь в одиночестве по семинарскому саду, он услы-
шал разговор каменщиков, чинивших ограду:
- Ну вот, пришел и наш черед. Новый набор объявили!
- Да, когда тот был - что же, в добрый час! Из каменщика ты офицером
делался, а то и генералом, видали такие случаи.
- Теперь, брат, уж не увидишь! Одна голытьба в солдаты идет. А тот, у
кого в кармане позвякивает, дома остается.
- Кто нищим родился, тот нищим весь век и останется.
- А что это, верно говорят, будто тот помер? - вмешался третий камен-
щик.
- Это, брат, толстосумы говорят! Как же, он им нагнал страху!
- Вот ведь какая она разница получается, как делато при том шли! И
скажи на милость, его же маршалы его и предали! Родятся же на свет такие
изменники!
Этот разговор несколько утешил Жюльена. Он пошел дальше по дорожке и,
вздыхая, говорил про себя:
- Единственный монарх, чью память чтит народ!
Подошло время экзаменов. Жюльен отвечал блестяще; он видел, что даже
Шазель старается показать все свои знания.
В первый день господа экзаменаторы, назначенные небезызвестным стар-
шим викарием де Фрилером, были весьма раздосадованы тем, что им неизмен-
но приходилось выставлять в своем списке на первое или в крайнем случае
на второе место этого Жюльена Сореля, о котором им донесли, что он лю-
бимчик аббата Пирара. В семинарии уже держали пари, что Жюльен выйдет на
первое место по всем предметам и в главном экзаменационном листе, а зна-
чит, ему и достанется почетное право быть приглашенным на обед к его
преосвященству епископу.
Но на последнем экзамене, когда он отвечал об отцах церкви, один лов-
кий экзаменатор, задав ему несколько вопросов о святом Иерониме и его
пристрастии к Цицерону, завел речь о Горации, Вергилии и прочих поэ-
тах-язычниках. Жюльен потихоньку от товарищей выучил наизусть немало
стихов этих авторов. Воодушевленный своим успехом, он забыл о том, где
находится, и на повторный вопрос экзаменатора начал с жаром читать и пе-
релагать горациевы оды. Экзаменатор минут двадцать не мешал ему пребы-
вать в этом ослеплении, а затем, вдруг сразу приняв негодующий вид, стал
сурово отчитывать за то, что он даром тратил время на это нечестивое за-
нятие и засорял себе голову бесполезными и греховными идеями.
- Я глупец, сударь, вы правы, - смиренно отвечал ему Жюльен, поняв,
наконец, искусный маневр, которым его погубили.
Эта уловка экзаменатора даже и семинаристам показалась подлостью, од-
нако она не помешала тому, что г-н аббат де Фрилер, этот хитрейший чело-
век, который так искусно наладил обширную сеть тайных обществ в Безансо-
не и чьи донесения в Париж приводили в трепет судей, префекта и даже
высшее начальство гарнизонного штаба, изволил сам своей властной рукой
поставить против имени Жюльена цифру "198". Он обрадовался этой возмож-
ности причинить неприятность своему врагу янсенисту Пирару.
Вот уже добрых десять лет, как он всеми способами старался столкнуть
его с поста ректора семинарии. Аббат Пирар следовал тем же правилам по-
ведения, которые он преподал Жюльену: он был искренен, благочестив, не
занимался интригами и ревностно исполнял свои обязанности. Но господь в
гневе своем наделил его желчным темпераментом, а такие натуры глубоко
чувствуют обиду и ненависть. Ни одно из оскорблений, нанесенных ему, не
проходило бесследно для этой пламенной души. Он уже сто раз подал бы в
отставку, но он был убежден, что действительно приносит пользу на этом
посту, на который его поставило провидение. "Я препятствую распростране-
нию иезуитства и идолопоклонства", - говорил он себе.
К тому времени, как начались экзамены, он уже около двух месяцев ни
разу не разговаривал с Жюльеном, и, однако, он заболел и прохворал целую
неделю после того, как получил официальное уведомление о результатах эк-
заменов и увидел цифру "198" против имени своего ученика, который в его
глазах был гордостью семинарии. Единственное утешение для этой суровой
натуры заключалось в том, что он теперь сосредоточил на Жюльене всю силу
своей бдительности. И для него было величайшей радостью убедиться, что
Жюльен не обнаруживал ни злобы, ни желания отомстить, ни малодушия.
Через несколько недель Жюльен получил письмо и весь затрепетал: на
конверте стоял парижский штемпель. "Наконец-то, - подумал он, - госпожа
де Реналь вспомнила о том, что она мне когда-то обещала". Какой-то гос-
подин, подписавшийся "Поль Сорель" и называвший себя его родственником,
посылал ему чек на пятьсот франков. В письме говорилось, что если Жюльен
будет и впредь с таким же рвением изучать славных авторов-латинян, он
каждый год будет получать такую же сумму.
"Это она, это ее доброта! - растрогавшись, думал Жюльен. - Ей захоте-
лось утешить меня. Но почему же нет ни одного дружеского слова?"
Он жестоко ошибался относительно этого письма. Г-жа де Реналь, подпав
под влияние своей подруги, г-жи Дервиль, всей душой предавалась глубоко-
му раскаянию Против своей воли ей случалось нередко вспоминать об этом
необыкновенном существе, встреча с которым перевернула ее жизнь, но она
ни за что не позволила бы себе написать ему.
Если бы нам вздумалось заговорить семинарским языком, мы, наверное,
признали бы чудом появление этих пятисот франков и сказали бы, что они
исходят от самого г-на де Фрилера, кого провидение избрало своим оруди-
ем, дабы ниспослать этот дар Жюльену.
Двенадцать лет тому назад аббат де Фрилер явился в город Безансон с
одним тощим саквояжем в руках, где, как утверждает здешняя молва, заклю-
чалось все его достояние. Теперь он был одним из самых богатых помещиков
на всю округу. За время своего постепенного обогащения он приобрел поло-
вину имения, другая половина которого досталась по наследству г-ну де
Ла-Молю. Из-за этого между двумя высокими особами и возникла великая
тяжба.
Несмотря на свое блестящее положение в Париже и все свои придворные
должности, г-н маркиз де ЛаМоль почувствовал, что вести в Безансоне
борьбу против старшего викария, о котором шла молва, будто он рукопола-
гает и низлагает префектов, небезопасно. Однако вместо того чтобы выхло-
потать себе пятьдесят тысяч наградных под каким-нибудь удобным наимено-
ванием, предусмотренным бюджетом, и уступить аббату де Фрилеру в этой
пустяковой тяжбе из-за пятидесяти тысяч франков, маркиз заупрямился. Он
считал, что право на его стороне: несокрушимый довод - право!
Но да позволено нам будет спросить: существует ли на свете такой
судья, у которого нет сына или хотя бы какого-нибудь родственника, кото-
рого надо протолкнуть, помочь ему выбиться в люди?
Дабы сие уразумел и слепой, г-н аббат де Фрилер через неделю после
того, как он добился первого решения суда, явился в карете его высокоп-
реосвященства к своему адвокату и самолично вручил ему орден Почетного
Легиона. Г-н де Ла-Моль, несколько растерявшись от таких решительных
действий противной стороны и чувствуя, что адвокаты его того и гляди
сдадутся, обратился за советом к аббату Шелану, а тот, в свою очередь,
связал его с г-ном Пираром.
К тому времени, о котором повествует наша история, отношения между
ними длились уже несколько лет. Аббат Пирар взялся за это дело со всей
страстностью своей натуры Постоянно встречаясь с адвокатами маркиза, он
хорошо изучил его иск и, убедившись, что маркиз прав, открыто стал на
сторону г-на де Ла-Моля, против всемогущего старшего викария. Г-н де
Фрилер был чрезвычайно оскорблен подобной дерзостью, да еще со стороны
какого-то ничтожного янсениста!
- Полюбуйтесь-ка на эту придворную знать, которая считает себя такой
всесильной, - говорил своим близким друзьям аббат де Фрилер. - Господин
де ЛаМоль не потрудился даже исхлопотать своему безансонскому агенту ка-
кого-нибудь ничтожного крестика; он и пальцем не пошевельнет, если того
сместят. А между тем, как мне пишут, сей благородный пэр недельку не
пропустит, чтобы не выставить напоказ свою голубую ленту и не отпра-
виться в гостиную министра юстиции, кто бы он там ни был.
Несмотря на все старания аббата Пирара, г-ну де ЛаМолю, хоть он
действительно всегда был в наилучших отношениях с министром юстиции, а
тем паче с его канцелярией, после шестилетних хлопот удалось добиться
только того, что тяжба его не была проиграна окончательно.
Постоянно переписываясь с аббатом Пираром по пот воду этого дела, к
которому оба они относились с большим рвением, маркиз в конце концов
оценил своеобразный ум аббата. Мало-помалу, несмотря на огромное рассто-
яние, разделявшее их на общественной лестнице, их переписка приняла дру-
жеский той - Аббат Пирар сообщил маркизу, что путем всяческих притесне-
ний его хотят заставить уйти в отставку. Возмущенный гнусным подвохом,
придуманным, как он полагал, нарочно для Жюльена, он изложил всю эту ис-
торию маркизу.
При всем своем богатстве этот вельможа отнюдь не был скуп. Ему до сих
пор никогда не удавалось заставить аббата Пирара принять от него хотя бы
некоторую сумму в возмещение почтовых расходов, вызванных тяжбой. И тут
ему пришло в голову послать пятьсот франков любимому ученику аббата.
Господин де Ла-Моль даже изволил потрудиться и собственноручно напи-
сал сопроводительное письмо. Это заставило его вспомнить и об аббате.
В один прекрасный день аббат Пирар получил записку, в которой его
просили немедленно прийти по одному весьма важному делу в гостиницу в
предместье Безансона. Там он нашел управителя г-на де Ла-Моля.
- Господин маркиз поручил мне предоставить в ваше распоряжение его
коляску, - сказал ему управитель. - Он надеется, что вы не откажетесь,
ознакомившись с его письмом, отправиться через четыре или пять дней в
Париж. А я за тот срок, который вам угодно будет мне назначить, объеду
владения господина маркиза здесь, во Франш-Конте. А после этого, когда
вы изволите пожелать, мы отправимся в Париж.
Письмо было коротенькое: "Развяжитесь вы со всеми этими провинци-
альными дрязгами, дорогой мой аббат, и приезжайте подышать нашим спокой-
ным парижским воздухом. Посылаю вам мой экипаж - я приказал ждать вашего
решения четыре дня. Сам я буду ждать вас в Париже до вторника. От вас,
сударь, ждут только одного слова "да", чтобы оставить за вами один из
самых лучших приходов в окрестностях Парижа. Самый богатый из ваших бу-
дущих прихожан никогда вас не видел, однако вы себе и представить не мо-
жете, до какой степени он вам предан; это не кто иной, как маркиз де
Ла-Моль.
Суровый аббат Пирар, сам того не подозревая, горячо любил свою семи-
нарию, населенную его врагами: вот уж пятнадцать лет как все его думы
были посвящены ей. Письмо г-на де Ла-Моля подействовало на него так, как
если бы к нему явился хирург для того, чтобы произвести над ним некую
мучительную, но неизбежную операцию. Смещение его было неминуемо. Он
назначил управителю свидание через три дня.
В продолжение сорока восьми часов его одолевали приступы нереши-
тельности. Наконец он написал письмо г-ну де Ла-Молю и сочинил послание
его высокопреосвященству, истинный шедевр экклезиастического стиля, но
чуточку длинноватый. Трудно было бы подыскать более безукоризненные вы-
ражения, проникнутые столь глубокой почтительностью. И, однако же,
письмо это, предназначенное для того, чтобы заставить г-на де Фрилера
пережить нелегкий часок с глазу на глаз со своим начальством, подробно
