излагало все основания для серьезных жалоб, все вплоть до мелких гнусных
придирок, которые, после того как он покорно переносил их в течение шес-
ти лет, заставили его в конце концов решиться покинуть епархию.
У него воровали дрова из сарая, отравили его собаку, и так далее, и
так далее.
Окончив это письмо, он послал разбудить Жюльена, который, как и все
семинаристы, ложился спать в восемь часов вечера.
- Вы знаете, где находится епископское подворье? - обратился он к не-
му на безупречном латинском языке. - Отнесите это письмо его высокопре-
освященству. Не стану скрывать от вас, что посылаю вас в волчье логово.
Вам надлежит быть лишь ушами и глазами. Не допускайте никакой лжи в ва-
ших ответах, но не забудьте, что тот, кто будет задавать вам вопросы,
возможно, испытает истинную радость, если ему удастся повредить вам. Я
очень рад, дитя мое, дать вам возможность пройти через это испытание,
прежде чем я вас покину, ибо не скрою от вас, что письмо, которое вы по-
несете, - это моя отставка.
Жюльен словно застыл на месте. Он любил аббата Пирара. Тщетно осто-
рожность твердила ему: "Когда этот честный человек уйдет отсюда, партия
Сердца Иисусова будет притеснять меня и, может быть, выгонит совсем".
Он не в силах был думать о себе. Он стоял в нерешительности, потому
что ему хотелось сказать одну вещь; он не знал, как бы выразить это по-
деликатнее, и ничего не мог придумать.
- Ну что же, друг мой? Отчего вы не идете?
- Дело в том, что... - робко сказал Жюльен, - мне пришлось слышать,
что вы за все долгое время вашего управления ничего не отложили. У меня
есть шестьсот франков...
Слезы мешали ему говорить.
- Это тоже будет отмечено, - холодно ответил бывший ректор семинарии.
- Отправляйтесь к епископу, уже поздно.
Случайно в этот вечер дежурным в приемной епископа оказался аббат де
Фрилер. Его высокопреосвященство был на обеде в префектуре. Таким обра-
зом, Жюльен вручил письмо самому г-ну де Фрилеру; но, разумеется, он
этого не знал.
Жюльен с удивлением смотрел, как этот аббат бесцеремонно вскрыл
письмо, адресованное епископу. Красивое лицо старшего викария сначала
выразило изумление, смешанное с живейшим удовольствием, а затем сдела-
лось весьма озабоченным. Пока он читал, Жюльен, пораженный его красивой
внешностью, успел хорошо разглядеть его. Лицо это обладало бы большей
внушительностью, если бы в каких-то его черточках не сквозила порази-
тельная хитрость, которая могла бы даже изобличить криводушие, если бы
только обладатель этой красивой физиономии хоть на миг забыл о том, что
ей надлежит выражать. Нос, резко выступавший вперед, образовывал превос-
ходную прямую линию, но придавал, к несчастью, этому весьма благородному
профилю непоправимое сходство с лисьей мордой. Заметим, кстати, что этот
аббат, которого, по-видимому, так заинтересовала отставка аббата Пирара,
был одет с большой элегантностью, что очень понравилось Жюльену, которо-
му до сих пор не приходилось видеть чего-либо подобного ни у одного свя-
щенника.
Уже много времени спустя Жюльен узнал, в чем заключался особый талант
аббата де Фрилера. Он умел забавлять своего епископа, любезного старца,
привыкшего жить в Париже и чувствовавшего себя в Безансоне, как в изгна-
нии. У епископа было очень слабое зрение, а он страстно любил рыбу. Аб-
бат де Фрилер выбирал косточки из рыбы, которую подавали его высокопре-
освященству.
Жюльен молча смотрел на аббата, перечитывавшего прошение об отставке,
как вдруг дверь с шумом распахнулась. В комнату поспешно вошел богато
разодетый лакей Жюльен едва успел обернуться к двери: он увидел су-
хонького старичка с крестом на груди. Жюльен бросился на колени и расп-
ростерся в земном поклоне; епископ милостиво улыбнулся ему и проследовал
дальше. Красавец аббат пошел вслед за ним, и Жюльен остался один в при-
емной, где он мог без помех наслаждаться окружающим его благолепием.
Епископ Безансонский, человек ума испытанного, но отнюдь не одряхлев-
шего от долгих невзгод эмиграции, имел от роду более семидесяти пяти лет
и чрезвычайно мало беспокоился о том, что случится лет через десять.
- Что это за семинарист с таким смышленым взглядом, которого я сейчас
заметил, проходя? - спросил епископ - Разве они не должны, согласно мое-
му уставу, давно уже быть в постелях и спать в этот час?
- Уж у этого, можно поручиться, сна нет ни в одном глазу, ваше высо-
копреосвященство. Он принес нам весьма важную новость: прошение об отс-
тавке единственного янсениста, который оставался в нашей епархии. Нако-
нец-то этот ужасный аббат Пирар догадался, чего от него хотят.
- Вот как! - сказал епископ с лукавой усмешкой. - Держу пари, что вы
не сумеете заменить его человеком, который бы его стоил. И чтобы вы зна-
ли цену таким людям, я приглашаю его обедать назавтра.
Старший викарий хотел было ввернуть словцо насчет преемника Но прелат
не был настроен заниматься делами и сказал ему:
- Раньше чем мы позволим прийти другому, давайте посмотрим, как ухо-
дит этот. Позовите ко мне этого семинариста: истина обитает в устах мла-
денцев.
Позвали Жюльена. "Сейчас я предстану перед двумя инквизиторами", -
подумал он. Никогда еще он не чувствовал в себе такой отваги.
В ту минуту, когда он вошел, два рослых камер-лакея, одетые побогаче
самого г-на Вально, раздевали его высокопреосвященство. Прелат, прежде
чем заговорить об аббате Пираре, счел долгом порасспросить Жюльена об
его успехах. Он задал ему несколько вопросов по догматике и был поражен.
Затем он перешел к классикам: к Вергилию, Горацию, к Цицерону. "Вот
эти-то имена и удружили мне, за них-то я и получил сто девяносто восьмой
номер, - подумал Жюльен. - Но теперь уже терять нечего, постараемся
блеснуть". И он действительно блеснул; прелат, который сам был превос-
ходным знатоком классиков, пришел в восторг.
На обеде в префектуре одна молодая девица, пользовавшаяся заслуженной
известностью, читала поэму о Магдалине. Епископу хотелось поговорить о
литературе, и он вскоре забыл и об аббате Пираре и о всех своих делах,
увлекшись разговором с семинаристом на тему о том, был ли Горации богат
или беден. Прелат цитировал кое-какие оды, но память иной раз изменяла
ему, и когда тот запинался, Жюльен с самым скромным видом подхватывал
стих и читал дальше до конца. Епископа в особенности поражало то, что
Жюльен при этом не выходил из тона беседы и произносил двадцать или
тридцать латинских стихов так непринужденно, как если бы он рассказывал
о том, что делается в семинарии. Они долго говорили о Вергилии В конце
концов прелат не мог отказать себе в удовольствии похвалить юного семи-
нариста.
- Вы преуспели в науках как нельзя лучше.
- Ваше высокопреосвященство, - отвечал ему Жюльен, - ваша семинария
может представить вам сто девяносто семь учеников, далеко не столь не-
достойных вашей высокой похвалы.
- Как это так? - спросил прелат, удивленный такой цифрой.
- Я могу подтвердить официальным свидетельством то, что я имел честь
доложить вашему высокопреосвященству. На семинарских экзаменах за этот
год я как раз отвечал по тем самым предметам, которые снискали мне сей-
час одобрение вашего высокопреосвященства, и я получил сто девяносто
восьмой номер.
- А! Так это любимчик аббата Пирара! - воскликнул епископ, смеясь и
поглядывая на г-на де Фрилера. - Мы должны были ожидать чего-нибудь в
этом роде. Однако это честная война. Не правда ли, друг мой, - добавил
он, обращаясь к Жюльену, - вас разбудили, чтобы послать сюда?
- Да, ваше высокопреосвященство. Я ни разу не выходил один из семина-
рии, за исключением того случая, когда меня послали помочь господину аб-
бату Шас-Бернару украсить собор в день праздника тела господня.
- Optime, - промолвил епископ. - Так это вы, значит, проявили такую
храбрость, водрузив султаны над балдахином? Я каждый год смотрю на них с
содроганием и всегда боюсь, как бы они мне не стоили жизни человеческой.
Друг мой, вы далеко пойдете. Однако я не хочу прерывать вашу карьеру,
которая, несомненно, будет блестящей, и уморить вас голодной смертью.
И епископ распорядился подать бисквиты и графин малаги, которым
Жюльен отдал должное, а еще больше аббат де Фрилер, ибо он знал, что
епископу доставляет удовольствие, когда люди едят весело и с аппетитом.
Прелат, все более и более довольный так удачно сложившимся вечером,
попробовал было заговорить с Жюльеном об истории церкви. Он тотчас же
заметил, что Жюльен его не понимает Он перешел к состоянию нравов римс-
кой империи эпохи Константина. Конец язычества отличался тем же духом
беспокойства и сомнений, который в XIX веке угнетает многие разочарован-
ные и скучающие умы. Епископ обнаружил, что Жюльен даже и не слыхал име-
ни Тацита.
Когда он выразил свое удивление по этому поводу, Жюльен простодушно
ответил, что этого автора у них в семинарской библиотеке нет.
- Ах, вот как! Я очень рад это слышать, - весело сказал епископ. - Вы
меня выводите из затруднения: вот уж минут десять я стараюсь придумать,
как бы мне вас отблагодарить за приятный вечер, который вы мне сегодня
доставили, и, главное, так неожиданно. Вот уж я никак не ожидал встре-
тить ученого в воспитаннике моей семинарии. Хоть это будет и не совсем
канонический дар, но я хочу подарить вам Тацита.
Прелат велел принести восемь томов в превосходных переплетах и поже-
лал сделать собственноручно на титуле первого тома любезную дарственную
надпись на латинском языке - поощрение Жюльену Сорелю. Епископ имел сла-
бость гордиться своим тонким знанием латыни. На прощание он сказал
Жюльену серьезным тоном, который резко отличался от тона всего разгово-
ра.
- Молодой человек, если вы будете благоразумны, вы со временем полу-
чите лучший приход в моей епархии, и не за сто лье от моего епископского
дворца; но надо быть благоразумным.
Пробило полночь, когда Жюльен в сильном недоумении вышел из епископс-
кого подворья, нагруженный томами Тацита.
Его высокопреосвященство не сказал ему ни единого слова об аббате Пи-
раре. Но больше всего Жюльен был удивлен необычайной любезностью еписко-
па. Он даже не представлял себе, что учтивость манер может сочетаться с
таким непринужденным достоинством. И его невольно поразил контраст, ког-
да он увидел мрачного аббата Пирара, дожидавшегося его с нетерпением.
- Quid tibi dixerunt? (Что тебе сказали?) - закричал он громко, едва
только увидел его издали.
Жюльен, несколько запинаясь, стал передавать полатыни разговор с
епископом.
- Говорите по-французски и повторите слово в слово все, что говорил
его высокопреосвященство, ничего не прибавляя и не опуская, - сказал
бывший ректор семинарии своим обычным резким тоном, без всякой учтивос-
ти.
- Что за странный подарок от епископа юному семинаристу! - промолвил
он, перелистывая великолепного Тацита, чей золотой обрез, казалось, вну-
шал ему ужас.
Пробило два часа ночи, когда, выслушав полный, со всеми подробностя-
ми, отчет, он позволил своему любимому ученику вернуться в его комнату.
- Оставьте мне первый том вашего Тацита с лестной надписью его высо-
копреосвященства, - сказал он ему. - Эта латинская строчка будет для вас
громоотводом в этом доме, когда меня здесь не будет. Erit tibi, fili mi,
successor meus tanquam leo quaerens quern devoret (Ибо для тебя, сын
мой, преемник будет аки лев рыкающий, иский, кого поглотити)
На другой день утром Жюльен обнаружил нечто необычное в обхождении с
ним товарищей. В ответ на это он только еще больше замкнулся в себе.
"Вот, - подумал он, - уже сказывается отставка господина Пирара. Разуме-
ется, это ни от кого не тайна, а я считаюсь его любимчиком. В их поведе-
нии кроется какое-то ехидство". Однако ему никак не удавалось уловить, в
