уважении к звонкой монете, монетине чистоганом, как говорят во ФраншКон-
те.
Этим загадочным высокопарным словом выражается благоговейно-возвышен-
ное представление о наличных деньгах.
Все счастье для этих семинаристов, как для героев вольтеровских рома-
нов, заключается главным образом в сытном обеде. Почти у всех Жюльен за-
мечал также врожденное благоговение перед любым человеком, на котором
было платье из гонкою сукна. Это чувство показывает, во что ценится или,
пожалуй, даже как недооценивается та справедливость по части распределе-
ния благ земных, которая установлена нашими законами. "А чего добьешься,
- часто поговаривали они между собой, - коли с толстосумом ссору заве-
дешь?"
Этим словечком в долинах Юры именуют богача. Можно представить себе,
каково же должно быть их уважение к тому, кто богаче всех, к прави-
тельству!
Не расплыться в почтительной улыбке при одном только упоминании имени
господина префекта - это, с точки зрения франшконтейских крестьян, явная
неосмотрительность. А бедняк за неосмотрительность живо расплачивается
бескормицей.
Первое время Жюльен чуть не задыхался от охватывавшего его чувства
презрения. Но в конце концов в нем шевельнулась жалость: ведь отцы
большинства его товарищей, должно быть, не раз в зимние вечера возвраща-
ются домой в свою лачугу и обнаруживают, что в доме нет ни куска хлеба,
ни одного каштана, ни единой картофелины. "Что ж тут удивительного, -
говорил себе Жюльен, - если в их представлении счастливый человек - это
тот, кто, во-первых, хорошо пообедал, а затем тот, кто одет в хорошее
платье? У всех моих товарищей очень твердое призвание: иначе говоря, они
убеждены, что духовное звание даст им возможность длительно и постоянно
наслаждаться этим великим счастьем - сытно обедать и тепло одеваться зи-
мой".
Как-то Жюльен услыхал, как один юный семинарист, наделенный пылким
воображением, говорил соседу:
- А почему бы мне не стать папой, подобно Сиксту Пятому, который сви-
ней пас?
- Папами бывают только итальянцы, - отвечал ему его друг. - Ну, а
среди нас-то уж, наверно, кому-нибудь выпадет жребий получить местечко
старшего викария, настоятеля, а там, глядишь, и епископа. Вот господин
П., который епископствует в Шалоне, - так ведь он сын бочара. А мой отец
тоже бочар.
Однажды во время урока догматики аббат Пирар прислал за Жюльеном.
Бедный юноша обрадовался случаю хоть ненадолго вырваться из той физичес-
кой и нравственной атмосферы, в которой он совершенно задыхался.
У г-на ректора Жюльена встретил в точности такой же прием, какой так
напугал его в день поступления в семинарию.
- Объясните, что здесь написано, вот на этой игральной карте? - ска-
зал он, глядя на Жюльена так, что тот рад был бы провалиться сквозь зем-
лю.
Жюльен прочел:
"Аманда Бине, кофейня "Жираф", до восьми. Скажите, что вы родом из
Жанлиса, родня моей матери".
Жюльен сразу понял, какая страшная опасность угрожает ему фискалы аб-
бата Кастанеда выкрали у него этот адрес.
- В тот день, когда я переступил порог этот, - отвечал он, глядя на
лоб аббата Пирара, ибо он был не в силах выдержать его грозный взгляд, -
я содрогался: господин Шелан предупреждал меня, что здесь будут и доносы
и всякие злобные преследования и что клевета и ябедничество поощряются
среди учеников Такова воля господа бога: чтобы юные священники видели
жизнь такой, какая она есть, и проникались отвращением к мирскому со
всей его суетой сует.
- И это вы меня осмеливаетесь угощать таким пустословием! - восклик-
нул в негодовании аббат Пирар. - Ах, негодник!
- В Верьере - спокойно продолжал Жюльен, - мои братья колотили меня,
если им случалось позавидовать мне в чем-нибудь.
- К делу! К делу! - закричал г-н Пирар, теряя самообладание.
Нимало не испугавшись, Жюльен невозмутимо продолжал говорить:
- В тот день, когда я прибыл в Безансон, часов около двенадцати, я,
проголодавшись, зашел в кофейню Сердце мое было полно отвращения к этому
нечестивому месту, но я подумал, что здесь, должно быть, дешевле позавт-
ракать, чем в гостинице Какая-то женщина, кажется, хозяйка этого заведе-
ния, видя, что я новичок, пожалела меня "В Безансоне множество всяких
проходимцев, - сказала она мне, - я за вас боюсь. Если с вами случится
какая-нибудь неприятность, обратитесь ко мне, пошлите сюда кого-нибудь,
только до восьми. А если в семинарии привратник откажется ко мне схо-
дить, так вы ему скажите, что вы мой двоюродный брат и родом вы из Жан-
лиса...?"
- Всю эту болтовню мы проверим! - воскликнул аббат Пирар Он не мог
усидеть на месте и расхаживал по комнате - Марш сейчас же в келью!
Аббат пошел за ним по пятам и запер его на ключ. Жюльен тут же бро-
сился к своему баулу, на дне которого была старательно припрятана роко-
вая карта. Все там было цело, но много лежало не так, как он уложил, хо-
тя он никогда не расставался с ключом. "Какое все-таки счастье, - сказал
себе Жюльен, - что в то время, когда я еще ровно ничего здесь не пони-
мал, я ни разу не воспользовался разрешением уйти из семинарии в город,
а ведь мне так часто предлагал это аббат Кастанед, да еще с такой добро-
той! Теперь-то я понимаю, что это значит. Могло случиться, что я бы сду-
ру переоделся и пошел повидаться с прелестной Амандой, - и был бы мне
конец. Когда они уже потеряли надежду погубить меня таким способом, они,
не желая терять даром такой козырь, пошли и донесли".
Через два часа его снова позвали к ректору.
- Вы не солгали мне, - сказал он, глядя на него теперь уже не так су-
рово, - но хранить подобный адрес - это такая неосторожность, что вы да-
же и вообразить себе не можете, как это могло для вас обернуться. Нес-
частный юноша, даже и через десять лет это все еще может иметь для вас
печальные последствия.
XXVII
НАЧИНАЕТСЯ ЖИЗНЕННЫЙ ОПЫТ
Наше время, боже праведный! Да, это сущий Ковчег Завета: горе тому,
кто к нему прикоснется!
Дидро.
Читатель не осудит нас за то, что мы приводим так мало точных и убе-
дительных фактов из жизни Жюльена за этот период. Это не потому, что их
у нас слишком мало, совсем напротив, но то, что ему пришлось видеть в
семинарии, быть может, слишком уж мрачно для того умеренного колорита,
который нам хотелось бы сохранить на этих страницах. Современники мои,
которым кой от чего приходится страдать, не могут вспомнить о некоторых
вещах без ужаса, и это отравляет для них всякое удовольствие, даже удо-
вольствие читать сказку.
Жюльен слабо преуспевал в своих попытках лицемерить мимикой и жеста-
ми; бывали минуты, когда его охватывало чувство глубочайшего отвращения,
даже подлинного отчаяния. Он ничего не мог добиться, да еще вдобавок в
таком гнусном ремесле. Самая маленькая поддержка извне могла бы подкре-
пить его стойкость: не так уж велики были затруднения, которые требова-
лось преодолеть; но он был один-одинешенек, словно челн, брошенный пос-
реди океана "А если я и добьюсь, - говорил он себе, - так, значит, мне
всю жизнь и жить в этой грязной компании, среди обжор, мечтающих только
об яичнице с салом, которую они сожрут за обедом, или вот таких аббатов
Кастанедов, которые не остановятся ни перед каким, самым грязным прес-
туплением. Конечно, они добьются власти, но какой ценой, боже великий!
Человеческая воля все может преодолеть. Сколько раз мне приходилось
читать об этом! Но хватит ли ее на то, чтобы преодолеть такое отвраще-
ние? Великим людям легко было совершать подвиги, какай бы страшная опас-
ность ни грозила им, она им казалась прекрасной; а кто, кроме меня, мо-
жет понять, до чего омерзительно то, что меня окружает?"
Это была самая трудная пора его жизни. Ведь ему так легко было бы
поступить в один из великолепных полков, стоявших гарнизоном в Безансо-
не! Или сделаться учителем латыни: много ли ему нужно, чтобы прожить? Но
тогда прощай карьера, прощай будущность, которою только и живет его во-
ображение: это все равно что умереть. Вот вам подробности одного из его
невеселых дней.
"Как часто я в своей самонадеянности радовался тому, что я не такой,
как все эти деревенские юнцы! Так вот, я теперь достаточно пожил на све-
те, чтобы понять, что различие родит ненависть", - так говорил он себе
однажды утром. Эта великая истина открылась ему при помощи одной чуть ли
не самой обидной из всех его неудач. Он целую неделю старался понра-
виться одному из учеников, которого окружал ореол святости Они прогули-
вались по дворику, и Жюльен покорно выслушивал всякую невыносимо скучную
чепуху, которую тот ему плел. Вдруг небо разом потемнело, загрохотал
гром, и святой семинарист, изо всех сил оттолкнув от себя Жюльена,
вскричал:
- Слушайте-ка, всяк за себя на белом свете! Я не хочу, чтобы меня
громом разразило, а господь может испепелить вас, потому что вы нечести-
вец, как Вольтер!
Стиснув зубы от ярости и подняв глаза к небесам, изборожденным молни-
ей, Жюльен воскликнул "Так мне и надо, пусть меня поразит молния за то,
что я заснул во время бури! Попробуем-ка завоевать какого-нибудь другого
святошу!"
Раздался звонок, и начался урок священной истории, которую преподавал
аббат Кастанед.
Аббат объяснял сегодня этим деревенским парням, насмерть напуганным
тяжкой работой и бедностью своих отцов, что правительство, которое в их
представлении было чем-то необыкновенно грозным, обладает действительной
и законной властью только в силу того, что она препоручена ему наместни-
ком божьим на земле.
- Станьте достойными папской милости святостью жизни вашей, послуша-
нием вашим, будьте жезлом меж дланей его, - добавил он, - и вы получите
превосходное место, где будете сами себе голова, никто вам указывать не
будет, бессменное место, на котором жалованье, выплачиваемое вам прави-
тельством, будет составлять одну треть, а две трети будет приносить вам
ваша паства, послушная вашим наставлениям.
После урока аббат Кастанед, выйдя из класса, остановился во дворе,
окруженный учениками, которые в этот день слушали его с особенным внима-
нием.
- Вот уж поистине верно сказано про священников, - говорил он обсту-
пившим его семинаристам, - каков поп, таков и приход. Я ведь сам своими
глазами видел некоторые приходы в горах, где причту перепадало больше,
чем иной священник в городе получает. И деньжонки им за то да за другое
несут, не говоря уж о жирных каплунах, яичках да маслице и всяком прочем
добре. И священник уж там, безусловно, первое лицо: никакой пир без него
не обходится, и почет ему ото всех, ну и все такое.
Едва г-н Кастанед ушел к себе, толпа разошлась и разбилась на ма-
ленькие кучки. Жюльен не пристал ни к одной из них; его сторонились,
словно шелудивой овцы. Он видел, как в каждой из этих кучек ученики один
за другим подбрасывали вверх монетки, загадывая: орел или решка, - и ес-
ли бросающий угадывал верно, товарищи говорили, что, значит, ему навер-
няка достанется приход с обильными приношениями.
Затем пошли всякие рассказы. Вот такой-то молодой священник меньше
чем через год после рукоположения поднес упитанного кролика служанке
старого кюре, после чего тот попросил его себе в викарии, а через нес-
колько месяцев старый кюре помер, и молодой священник получил прекрасный
приход. А другой добился, что его назначили в преемники к престарелому
кюре в очень богатый приход потому, что он, как только старый кюре-пара-
литик садился за стол, являлся к нему и замечательно ловко разрезал ста-
рику цыпленка.
Как все молодые люди на всех поприщах, семинаристы весьма преувеличи-
вали успешное действие подобного рода уловок, ибо в этом есть нечто нео-
бычайное, что привлекает юношеское воображение.
"Надо мне приучить себя к этим разговорам", - думал Жюльен. Если они
не говорили о сосисках да о богатых приходах, разговор заходил о житейс-
