чем, собственно, оно кроется. Наоборот, во взглядах, которые он ловил на
себе, проходя по семинарским дортуарам, не было и следа ненависти. "Что
это значит? Не иначе как какая-нибудь ловушка. Ну что ж, будем начеку".
Наконец юный семинаристик из Верьера сказал ему, хихикая: "Cornelii
Taciti opera ornnia (Полное собрание сочинений Тацта)".
При этих словах, которые были произнесены довольно громко, все напе-
ребой бросились поздравлять Жюльена не только с великолепным подарком,
который он получил от епископа, но и с двухчасовой беседой, которой его
удостоили. Им было известно все, вплоть до мельчайших подробностей. С
этой минуты никто уже не решался обнаруживать зависть: перед ним явно
заискивали; сам аббат Кастанед, который еще накануне держался с ним
чрезвычайно заносчиво, взял его под руку и пригласил к себе завтракать.
Но судьба наделила Жюльена как нельзя более злосчастным характером:
наглость этих грубых созданий причиняла ему немало огорчений, а их низ-
кое угодничество вызывало в нем только отвращение и не доставляло ни ма-
лейшего удовольствия.
Около полудня аббат Пирар расстался со своими воспитанниками, не пре-
минув обратиться к ним с суровым наставлением.
- Стремитесь ли вы к мирским почестям, - сказал он им, - к обществен-
ным преимуществам, прельщает ли вас удовольствие повелевать, насмехаться
над законами и беззаконно оскорблять каждого? Или вы помышляете о вечном
спасении? Достаточно самому ленивому из вас раскрыть глаза, и он ясно
различит эти две дороги.
Едва успел он переступить порог, как благочестивцы из Святого сердца
Иисусова бросились в часовню и громко пропели: Тебе, бога хвалим. Ни од-
на душа во всей семинарии не приняла всерьез наставлений бывшего ректо-
ра. "Солона ему показалась отставка", - поговаривали они между собой. Ни
один семинарист не оказался таким простаком, чтобы поверить, что человек
может отказаться добровольно от должности, которая позволяет ему вести
дела с разными крупными поставщиками.
Аббат Пирар переселился в лучшую безансонскую гостиницу и под предло-
гом дел, которых у него не было, решил провести там два дня.
Епископ пригласил его обедать и, чтобы подразнить своего старшего ви-
кария де Фрилера, старался дать аббата Пирару возможность блеснуть. Они
сидели за десертом, как вдруг из Парижа прибыло известие о том, что аб-
бат Пирар назначается в великолепный приход, в четырех лье от столицы.
Добрый прелат от всего сердца поздравил его Во всей этой истории он ус-
мотрел некую тонкую игру, это его развеселило, и он составил себе самое
высокое представление о талантах аббата. Он выдал ему превосходную ат-
тестацию на латинском языке, а аббату де Фрилеру, который позволил себе
чем-то проявить свое неудовольствие, приказал помолчать.
Вечером епископ отправился поделиться своим восхищением с маркизой де
Рюбампре. Все светское общество Безансона было потрясено этой удиви-
тельной новостью. Все терялись в догадках по поводу такой необычайной
милости Аббата Пирара чуть ли не прочили в епископы Люди подогадливее
решили, что г-н де ЛаМоль уже министр, и даже позволили себе в этот ве-
чер посмеиваться над тем величественным видом, с которым г-н аббат де
Фрилер считал нужным появляться в обществе.
На другой день утром за аббатом Пираром чуть ли не хвостом ходили по
улицам; лавочники высовывались из дверей, когда он проходил мимо, нап-
равляясь в суд по делам маркиза; там его впервые приняли вежливо Суровый
янсенист, возмущенный до глубины души всем, что ему приходилось видеть,
допоздна совещался с адвокатами, которых он выбрал для маркиза де Ла-Мо-
ля, и отправился в Париж. Он имел слабость сказать двум или трем своим
школьным друзьям, которые проводили его до коляски и не могли налюбо-
ваться ее гербами, что после пятнадцати лет управления семинарией он
уезжает из Безансона с пятьюстами двадцатью франками, - это все, что ему
удалось скопить Друзья прощались с ним, обнимая его со слезами на гла-
зах, а потом сказали друг другу: "Добрый аббат мог бы обойтись и без
этой лжи. Это уж просто смешно".
Низкие души, ослепленные любовью к деньгам, неспособны были понять,
что только в своем высоком чистосердечии аббат Пирар черпал силы, необ-
ходимые ему для того, чтобы в течение шести лет одному, безо всякой под-
держки, вести борьбу против Марии Алакок, против "Сердца Иисусова", про-
тив иезуитов и против своего епископа.
XXX
ЧЕСТОЛЮБЕЦ
Единственный благородный титул - это титул герцога, маркиз - в этом
есть что-то смешное; но стоит только произнести герцог, все невольно
оборачиваются.
"Эдинбургское обозрение"
Аббат был поражен истинно аристократической внешностью и почти весе-
лым тоном маркиза. Впрочем, будущий министр принял его без всех церемон-
ных любезностей большого вельможи, с виду чрезвычайно учтивых, но на де-
ле оскорбительных для того, кто их понимает. Это было бы пустой тратой
времени, а маркиз играл достаточно видную роль в серьезных делах, чтобы
терять время попусту.
Вот уже полгода, как он вел крупную интригу, которая должна была зас-
тавить короля и страну согласиться на некий определенный состав кабине-
та, который в благодарность за это должен был поднести ему герцогский
титул.
В течение долгих лет маркиз безуспешно добивался от своего безансонс-
кого адвоката, чтобы тот представил ему ясный отчет о судебной волоките
во Франш-Конте. Но как мог этот знаменитый адвокат объяснить маркизу то,
чего он сам не понимал?
Четвертушка бумаги, которую ему вручил аббат, объясняла решительно
все.
- Дорогой мой аббат, - сказал ему маркиз, покончив меньше чем за пять
минут со всеми формулами вежливости и вопросами личного характера, - я
при всем моем пресловутом благополучии никак не могу найти времени, что-
бы заняться всерьез двумя несложными вещами, довольно важными, впрочем:
моей семьей и моими делами. Я забочусь о положении моей семьи и распола-
гаю в этом смысле немалыми возможностями. Я забочусь и о своих удо-
вольствиях, и это, разумеется, должно стоять на первом месте, - по край-
ней мере на мой взгляд, - добавил он, поймав удивленный взор аббата Пи-
рара.
Хотя аббат был человек здравомыслящий, он все же удивился, что старик
столь откровенно говорит о своих удовольствиях.
- Разумеется, и в Париже есть труженики, - продолжал вельможа, - но
они ютятся где-нибудь на чердаках. Стоит мне только приблизить к себе
человека, как он сейчас же снимает себе апартаменты в бельэтаже, а его
жена назначает приемные дни, иными словами, все труды, все старания идут
уже только на то, чтобы стать светским человеком или прослыть таковым.
Это у них единственная забота с той минуты, как они перестают думать о
хлебе насущном.
Для моих судебных процессов и даже, если говорить точно, для каждого
процесса в отдельности у меня есть адвокаты, которые прямо-таки надрыва-
ются от усердия: один только что умер от чахотки, два дня тому назад. Но
для моих дел вообще, можете вы себе это представить, сударь, вот уже це-
лых три года, как я безнадежно ищу человека, который, взявшись вести мою
переписку, соблаговолил бы хоть капельку подумать всерьез о том, что он
делает. Впрочем, все это только так, предисловие.
Я вас уважаю и, осмелюсь добавить, хоть и вижу вас впервые, - люблю.
Хотите стать моим секретарем и получать за это восемь тысяч франков или
вдвое больше? И я еще выгадаю на этом, клянусь вам. При этом я берусь
позаботиться о том, чтобы ваш прекрасный приход остался за вами до того
дня, когда нам с вами захочется расстаться.
Аббат отказался, но к концу разговора, когда он ясно представил себе,
в каком затруднительном положении маркиз, ему пришла в голову одна
мысль.
- У меня в семинарии, - сказал он маркизу, - остался один бедный юно-
ша, которого, если я не ошибаюсь, будут там жестоко преследовать. Будь
он простым послушником, давно бы уж его засадили in pace [22].
До сей поры этот молодой человек изучал только латынь и священное пи-
сание, но легко может статься, что в один прекрасный день он обнаружит
большие дарования либо как проповедник, либо как наставник душ. Не знаю,
что из него выйдет, но в нем есть священная искра, и он может пойти да-
леко. Я рассчитывал обратить на него внимание нашего епископа, если бы у
нас когда-нибудь появился некто, обладающий хотя бы в малой доле таким,
как у вас, отношением к делу и к людям.
- А из какой среды этот ваш молодой человек?
- Говорят, он сын плотника из наших горных мест, не я думаю, что это
скорее незаконный сын какого-нибудь богача. Как-то я видел, он получил
письмо - то ли безыменное, то ли подписанное чужим именем - с чеком на
пятьсот франков.
- А! Это Жюльен Сорель? - сказал маркиз.
- Откуда вы знаете его имя? - спросил удивленный аббат и сам тут же
смутился от своего вопроса.
- Этого я вам не скажу, - заметив его смущение, ответил маркиз.
- Так вот! - продолжал аббат. - Вы могли бы попробовать сделать себе
из него секретаря: у него есть и энергия и ум - словом, попробовать сто-
ит.
- Почему бы и нет? - ответил маркиз. - Но только не такой ли это че-
ловек, который способен польститься на взятку от начальника полиции или
еще кого-нибудь и станет тут у меня шпионить? Вот, собственно,
единственное мое опасение.
Когда аббат Пирар успокоил его на этот счет весьма благоприятным от-
зывом о Жюльене, маркиз вынул тысячефранковый билет.
- Пошлите это на дорогу Жюльену Сорелю, и пусть он явится ко мне.
- Поистине только привычка жить в Париже, господин маркиз, могла при-
вести вас к столь приятному заблуждению, - отвечал аббат Пирар. - Вы
стоите столь высоко, что даже понятия не имеете, какая тирания, тяготеет
над нами, бедными провинциалами, особенно над священниками, которые не
дружат с иезуитами. Они не пожелают отпустить Жюльена Сореля и сумеют
отделаться разными искусными отговорками: ответят мне, что он болен, что
письмо затерялось на почте, и так далее, и так далее.
- Я на днях возьму у министра письмо к епископу, - сказал маркиз.
- Я забыл одну подробность, - сказал аббат. - Этот молодой человек,
хоть он и весьма низкого происхождения, душу имеет высокую. Никакого
проку вашим делам от него не будет, если вы заденете его гордость; вы
превратите его этим в тупицу.
- Это мне нравится, - сказал маркиз. - Я сделаю его товарищем моего
сына. Достаточно этого?
Спустя некоторое время Жюльен получил письмо, написанное незнакомым
почерком; на конверте стоял штемпель города Шалона, и к письму был при-
ложен чек на имя одного безансонского торговца. Письмо было подписано
вымышленным именем, но, развернув его, Жюльен затрепетал: громадная
клякса красовалась посреди страницы на тринадцатом слове - это был знак,
о котором они условились с аббатом Пираром.
Не прошло и часа, как Жюльена позвали к епископу, где он был принят
поистине с отеческой добротой. Не переставая цитировать Горация, его
преосвященство в весьма изысканных выражениях поздравил Жюльена с прек-
расной будущностью, открывающейся перед ним в Париже, ожидая, по-видимо-
му, услышать в благодарность кое-какие разъяснения по этому поводу. Но
Жюльен ничего не мог ему сказать, прежде всего потому, что сам ровно ни-
чего не знал, - и его высокопреосвященство проникся к нему истинным ува-
жением. Один из должностных священников епископского подворья составил
письмо к мэру, который поспешил сам принести подписанную подорожную, в
которой было оставлено чистое место для имени путешественника.
В двенадцатом часу ночи Жюльен явился к Фуке, который, как человек
здравомыслящий, выразил больше удивления, чем восторга, по поводу перс-
пектив, которые, казалось бы, открывались перед его другом.
- Для тебя это кончится не иначе как какой-нибудь казенной долж-
