- А, так ты об этом подумывал?
- А кто бы не подумывал? - прошипел Крысолов. - Только подумал, да передумал. Сам не знаю почему, да только передумал.
- Зато я знаю. Просто-напросто ты ждал, что придем мы и вызволим тебя отсюда, - дерзко заявил я и обернулся к Жильберу. - Как думаешь, замки тут крепкие?
Краешком глаза я заметил, что Крысолов вдруг как-то весь подтянулся, выпрямился, но тут же снова обмяк, и глаза его потускнели. "Понятно, - подумал я. - Кому лучше бюрократа знать, что такое ложные обещания".
- Я смотрел, - ответил Жильбер. - Замки и запоры - под заклятием. Их не выломать, решетку не сломать. Даже дерево двери твердое, как броня. Только ты можешь вывести нас отсюда, чародей, а не то мы сгнием тут вместе с крысами и их дружком! О, призови на помощь свой талант и как можно скорее вызволи нас! Ведь с каждым мгновением приближаются страдания юной дамы!
Крысолов рассмеялся - визгливо, хрипло.
- Глупцы! Неужели вы думаете, что сумеете пересилить злобную, изощренную власть королевы?
- Попробуем, - спокойно ответил я. - Похоже, как раз сейчас у меня вдохновение. (За это надо благодарить моего ангела-хранителя, и я это отлично понимал). - Начнем с того, что попробуем выбраться из этой конуры. А ведь это нелегко сделать парню, который заявлял, что не верит в чудеса... - Фриссон, я тебе пропою пару песенок, а ты попробуй переделать их в заклинание. Нам необходимо вернуться в камеру пыток.
- Зачем же ты хочешь вернуться туда? - обескураженно выдохнул Крысолов.
- Затем, что королева собралась уготовить нашей подруге судьбу, которая похуже смерти. Ну, как, Фриссон?
- Если ты так желаешь, господин чародей... - проговорил поэт.
Никто рта не успел открыть, а я уже стал напевать:
Когда погасили все огни,
Когда упали с плеч обузы,
Перо в чернила обмакни
И смирно жди явленья музы.
Придет и будет говорить,
Но не коси на музу глазом.
Мужчиной с ней не надо быть -
Ты записать стишки обязан.
Да, слышал бы меня сейчас автор! Единственное, что меня утешало, - от оригинала мало что сохранилось. И он вряд ли бы признал свое творение.
В воздухе повисли чернильница, перо и кусок пергамента. Я поймал все это и подал Фриссону.
- Запиши. Помнишь, я тебя учил, как это делать? Запишешь - я посмотрю и только потом произнесу вслух.
Фриссон не слишком охотно взял у меня перо. С чего бы это?
- Как прикажешь, господин Савл. Только я до сих пор не слишком ловко управляюсь с буквами.
Оставалось лишь восторгаться, как же хорошо он понял мой намек и подыграл мне!
- Ну, постарайся. - Я сделал вид, будто уговариваю Фриссона. - Знаешь такую песенку "Солнце всходит и заходит"?
- Слыхал.
- Попробуй переделать ее так, чтобы мы перенеслись в камеру пыток. А потом нам понадобится удрать отсюда совсем, а на этот случай будет вот какая песня. - И я промурлыкал первые восемь строчек "Возьмемся за руки, друзья".
- И эту слыхал, - кивнул поэт. - Значит, мне держаться поближе к тексту?
- Ни в коем случае! Если тебя посетит муза, выпытай у нее побольше! Пиши все, что тебе взбредет. Мои песенки - лишь отправная точка.
И вот Фриссон уже сел на пол, скрестив ноги по-турецки, и уставился в одну точку. Еще мгновение - и он обмакнул перо в чернильницу и принялся яростно чиркать что-то на пергаменте.
С буквами у него "не слишком ловко". Ну-ну... Я-то знал, что Фриссон - гений. Чего же удивляться, что он все ловит на лету.
А вот Крысолов удивился. Он вытаращил глаза. Конечно, он помалкивал. Понятно, опытный бюрократ никогда не проронит лишнего слова - закалка такая. Однако по взгляду Крысолова можно было догадаться: он пытался оценить наши чародейские возможности. Честно признаться, Фриссон выглядел таким оборванцем, что на чародея мало смахивал. А я был одет слишком уж по-иностранному. Но разве в этом дело? Лишь бы выглядело профессионально. Что сейчас наблюдал Крысолов? Он должен был уразуметь - наши заклинания настолько могущественны, что мы вынуждены предварительно записывать их и просматривать перед произнесением. А это о чем-то говорит? Безусловно, о нашей чародейской мощи. И я не собирался разуверять Крысолова. Фриссон оторвал взгляд от пергамента и протянул его мне, явно сильно волнуясь.
- Пройдет, господин чародей?
Я взял у него пергамент, посмотрел и глазам своим не поверил. Неужели можно было вот так быстро и здорово переработать народные песенки?
Оказывается, можно. А чему дивиться? Не я ли сам только что назвал Фриссона гением?
- Очень мило, Фриссон, - похвалил я поэта. - Даже жалко использовать как заклинание.
Поэт жутко расстроился.
- Не горюй! Жалко, но используем! Чуть-чуть ослабим выразительность, и волшебства от твоего стиха получится больше, чем когда-либо получалось у меня. Соберитесь с духом, господа, и возьмитесь за руки.
Жильбер взял меня за правую руку, Фриссон - за левую. Я закрыл глаза, вдохнул поглубже и начал читать:
Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей темно.
Но мечта моя прорубит
В потолке тюрьмы окно.
И, как птичка, улечу я
Вновь туда, куда хочу я.
В камере потемнело. В наступившей темноте дико закричал Крысолов. Подступила и ушла тошнота... Снова свет, и я увидел Анжелику. Она по-прежнему лежала на пыточном ложе. Глаза ее были широко открыты, но грудь не вздымалась.
А рядом с ней стояла Сюэтэ, готовая вот-вот вынуть пробку из бутылки. При этом она что-то напевала. Палач, пребывая в лучшем расположении духа и, наверное, радуясь тому, что он больше не дерево, подвинчивал винты тисков.
Из бутылки появился призрак, весь дрожа от праведного гнева. Вдруг Сюэтэ увидела нашу лихую группу и застыла, не сводя с нас глаз, полных тревоги и испуга.
Помощник палача приподнял ногу девушки и принялся похотливо поглаживать ее. Сам палач тем временем завершал какие-то заключительные манипуляции с железным сапожком. Вот он обернулся, увидел выражение лица королевы, резко развернулся и въехал мне кулаком по носу.
Я увидел его кулак как раз вовремя и успел запрокинуть голову, но все-таки получил в лоб. Из глаз снова посыпались искры. Голову пронзила боль и разбудила задремавшую злобу.
Жильбер взревел и бросился на палача. Тот не успел и глазом моргнуть, как кулак сквайра угодил ему под нижнюю челюсть. Я услышал тупой треск и увидел, как палач летит, описывая над пыточным столом идеальную параболу. Он ударился о стену прямо над полом, в это время воздух рассекал один из его подручных - этого кулак Жильбера отправил к южной стене. А Жильбер уже метил под ложечку второму подручному. Нанеся удар, сквайр поднял этого молодца над собой и швырнул следом за первым подручным. Я и не подозревал, что юноша наш ко всему прочему еще и силач.
На все про все у Жильбера ушло несколько секунд, однако этого хватило колдунье, чтобы опомниться. Она крутанулась на месте, скрипнула зубами, оскалилась и что-то забормотала.
Тут уж я поднялся с пола. Мамочка всегда учила меня, что женщин бить нельзя. Нельзя? Я со всего размаха заехал Сюэтэ в подбородок. Она повалилась навзничь и лишилась чувств. Бутылка упала на пол и разбилась. Призрак Анжелики, радостно восклицая, улетел подальше от королевы.
Тут в себя пришли двое стражников и решили, что пора бы им приступить к выполнению своего воинского долга. Один из них выхватил из ножен меч, второй нацелил пику - вернее, думал, что нацелил, - пики-то не было!
Я прыгнул к тому, что с мечом, крича:
- Ложись!
Стражник испуганно глянул вверх, и Жильбер, не растерявшись, врезал ему по скуле. Тот схватился на щеку и упал на бок. Его напарник все глазел по сторонам, ища, куда же подевалась его пика. Засмотрелся, споткнулся о своего товарища, шлепнулся на пол, перевернулся на спину и обнаружил, что на него нацелено лезвие меча. Жильбер с ним долго разбираться не стал.
Тут Фриссон превзошел себя. Взмахнув пикой, которую отобрал у зазевавшегося стражника, он воткнул ее прямо в грудь королевы.
Отлично! Жильбер бы не стал так поступать - не смог бы ударить лежачего. Но Фриссон не был ни рыцарем, ни сквайром. Вот только у меня духу не хватило сказать бедному поэту, что от его удара - никакого толку.
Жильбер бросился к телу Анжелики и принялся стаскивать с ее ноги железный сапог.
- Не бойся, девушка! Тебе больше не будет больно, даже если ты оживешь! Нет, не бойся, твоим страданиям пришел конец!
Вот ведь герой - он даже не задыхался!
Я обернулся к Фриссону.
- А я-то все считал тебя слабаком.
- Ты про это? - пробормотал поэт и воззрился на пику так, словно впервые ее увидел. - Ну, я же все-таки умею различать, где человек, а где вещь. И могу вещи у людей отбирать.
- Ценный предмет, однако. И главное, стражник ничего не заметил.
Фриссон пожал плечами.
- Ведь и умение красть можно обратить в пользу, господин чародей.
- Нет-нет, я не собираюсь осуждать тебя за это. Я просто гадаю, где ты этому научился.
Но тут призрак Анжелики издал вопль ужаса. Жильбер вмиг оказался рядом с призраком.
- Не сомневайся, добрая девушка, это всего лишь мы, твои друзья!
- А это кто? - в страхе спросила Анжелика. Фриссон проследил за ее взглядом и сообщил:
- Мы тут не одни, господа.
- Вот-вот, - подтвердила Анжелика. - Что это за старик?
- Старик? - возмутился кто-то за моей спиной. - Да будет тебе известно, леди, что я не прожил еще и половины отпущенных мне лет.
Я неторопливо обернулся.
- Это верно. Просто ты долгие годы провел в темнице, и это сказалось. - Повернув голову к Анжелике, я проговорил: - Миледи, позвольте вам представить бывшее светило администрации Сюэтэ, человека, пережившего собственное падение. Крысолова.
- Приспешник Сюэтэ! - вскричала Анжелика. - Как это вышло, что он с тобою?
- Взял да и ухватил чародея за руку, а он думал, что это кто-то из его товарищей, и все дела, - буркнул Крысолов.
Я обернулся к Фриссону.
- А я думал, это ты держишь меня за левую руку.
- Нет, - покачал головой поэт. - Я ухватился за кулак сквайра.
Уподобив свое лицо айсбергу, я повернулся к Крысолову.
- Стало быть, мы тебя не приглашали.
Бюрократ смотрел на меня злобными глазками.
- Что, решили уйти и меня там бросить?!
- Может, и не бросили бы, если бы ты попросил, - сказал я, задумчиво склонив голову набок. - Но, конечно, если ты и дальше собираешься работать на Сюэтэ...
- С какой бы стати мне этим заниматься? - оскорбленно воскликнул Крысолов.
- Мало ли... Может быть, ради того, чтобы еще раз попытаться заслужить ее милость.
- Зачем? Затем, чтобы она могла снова прогнать меня? Фу! - сплюнул Крысолов, глянув на валявшуюся без чувств королеву, и гаркнул: - Пусть сама управляется!
- Не сможет она управляться! - крикнул Фриссон. - Она мертва!
- Маловато будет - ведьму кольнуть в грудь, - съязвил Крысолов. - Еще несколько минут, и она оживет, непременно оживет.
Фриссон, весь дрожа, попятился.
- Вот если бы не ожила... - сказал Крысолов, поджав губы. - Нет, честное слово, если бы я знал, как прикончить ее так, чтобы самому при этом не рисковать, я бы сделал это, клянусь!
- Даже если бы тебе ради этого пришлось покаяться в своих грехах, исповедоваться Господу?
Стало тихо-тихо. Мы с Крысоловом, не мигая, смотрели друг на друга. Атмосфера накалялась.
- Да, - выдохнул Крысолов. - Даже если бы мне пришлось так поступить.
- И даже если бы тебе пришлось посвятить себя служению простым смертным? Смог бы ты служить бедным и слабым?
На этот раз пауза получилась более долгой. Я видел, как светлеет лицо Крысолова, как шире открываются его глаза по мере того, как он свыкается с этой, новой для себя, мыслью.
- Да, и это тоже, - проговорил он. - Королеве ведь от этого будет очень больно, да? О, так вот что это значит: "огненным обручем сдавило виски"!
- Я, правда, считаю, что для праведного образа жизни есть и другие причины, - сказал я, - но и это сгодится. Кто знает, может быть, со временем ты сумеешь взглянуть на все иначе.
- Не хочешь же ты сказать, что он пойдет с нами? - испугался Жильбер.
