Я взглянул на блестящие черные волосы несчастного и обратил внимание, что не такие уж они и блестящие. Вот сединка, вот еще одна.
- Гм... не сочти мой вопрос невежливым, шериф, но сколько тебе лет?
- Девяносто семь. Жизнь и молодость я сохранил благодаря черной магии и... айййй! - Он весь скорчился от боли. - И чего я только не натворил ради этого заклятия, скольких же я погубил! О нет, только справедливо будет, если все мои годы теперь навалятся на меня!
А они навалились - он старился прямо на глазах. Черная магия, поддерживавшая его молодость и силу, исчезла в тот миг, когда шериф отрекся от сделки с Дьяволом. И теперь ему приходилось расплачиваться с жизнью числом прожитых лет.
- Найди священника, - посоветовал я, - как можно быстрее, пока ты еще на это способен.
- Найду! - воскликнул шериф, вскочил в седло и решительно сжал поводья. Своим людям он крикнул: - А вы возвращайтесь в мой замок да скажите там, что я не вернусь! И еще скажите, что все мое колдовство рассыпалось в прах перед чародейством этого чужеземца! Советую и вам покаяться, ибо власти Зла скоро придет конец!
Бледный как смерть Фриссон вложил мне в руку новый обрывок пергамента. Я удивился, но, быстро пробежав глазами стихи, одобрительно кивнул и негромко прочитал:
В том, что он грешен, - ни капли сомненья,
Но уходить в мир иной ему рано.
Прежде свершить от грехов очищенье
Должен. Тогда и затянется рана.
Жизнь быстротечна и летуча - это так!
Но ход ее замедлить все же можно,
Коль различить, что истинно, что ложно.
Спроси у праведника - скажет: "Это так!"
Второе четверостишие было написано явно в манере "рубай", но критиковать Фриссона я не собирался. Шериф взволнованно оглянулся.
- Что вы сказали?
- Ничего особенного, - заверил я его. - Тебе лучше поторопиться. Кто знает? Сюэтэ запросто может назначить нового шерифа еще до захода солнца.
Несчастный грешник поежился и развернул коня.
- И то правда! - крикнул он. - Прощай, чужеземец! Я зря проклинал тебя. Теперь я тебя благословляю. Мучения очистили мою душу. Но берегись королевы: никакое заклинание не наделит ее совестью!
- Спасибо за предупреждение, - поблагодарил я бывшего шерифа и обменялся обеспокоенным взглядом с Фриссоном. - Счастливого пути.
- Пусть мне придется пережить мучительнейший из путей, но я не стану роптать. Прощайте!
Он ускакал в лес. Я успел заметить, что по кругу он проехал по часовой стрелке!
А его люди, поворчав, поворотили коней и ускакали обратно в ту сторону, откуда появились.
Я обернулся к друзьям.
- А давайте срежем путь - пересечем круг, - что скажете? Да побыстрее скроемся в лесу. Нечего нам под открытым небом шататься.
Ближе к вечеру деревья расступились, и мы вышли на открытую ровную местность, где росли лишь чахлые кустики. Они тянулись полосами, указывая, что около них когда-то текла река. Около одного из таких кустов мы и остановились на ночевку. Перекусили по походному: запили кипятком какую-то еду картонного вида и вкуса - и растянулись. Ну, то есть это Жильбер с Фриссоном растянулись. Унылик-то свернулся в громадный клубок. Я взял себе первую стражу - спать мне что-то не хотелось.
Не спалось и Анжелике с Фриссоном. Они целый час шептались о чем-то. Жильбер спал без задних ног, как полагается воину на привале. Его я разбудил на вторую стражу, перед рассветом.
Я лег, но уснуть все равно не смог. Угрозы Сюэтэ не шли у меня из головы.
Жильбер изумленно воззрился на меня - я сидел у догорающего костра, завернувшись в плащ, и смотрел на тлеющие угли. Он подошел и негромко, чтобы не разбудить Фриссона, проговорил:
- Неужели ты не ляжешь спать, господин Савл? Надо бы тебе набраться сил на завтрашний день.
- Я в этом не сомневаюсь, Жильбер. Вот только надо многое обдумать. Пытаюсь медитировать. Он нахмурился.
- Это значит молиться?
- Да, это похоже на молитву, - ответил я, немного покривив душой. - Точнее, молитва может привести к медитации, и наоборот. В любом случае с помощью медитации можно отдохнуть и перестать думать о пережитых за день заботах.
- А-а-а, - понимающе кивнул Жильбер. - Тогда я оставлю тебя наедине с твоими благочестивыми помыслами, господин Савл. Доброй ночи.
- Доброй ночи, - ответил я и снова стал смотреть на угли, читая про себя мантру.
Поначалу мне показалось, что толку от моей медитации никакого: угли только напоминали мне о Преисподней, а из-за этого я вспоминал о Сюэтэ и о тех тучах, что сгустились над нами. Я отвел взгляд от костра и вместо углей стал смотреть на свои руки, сложив ладони "ковшиком". Я изо всех пытался представить, какой получается звук, когда хлопаешь в ладоши, и уже почти представил, как вдруг услыхал у себя за спиной едва различимый шепот. Склонившись к моему уху, Анжелика произнесла:
- Почему ты так грустен, господин Савл? Не могу ли я чем-то помочь тебе?
Помочь? Какая тут помощь! Да, у нее не было тела, но казалось, что оно есть - особенно по ночам, когда вся она так ярко светилась, когда были видны все изгибы ее дивной фигуры. Разве тут сосредоточишься? А уж о благочестии, про которое говорил Жильбер, и вообще речи быть не могло.
- Я не грущу, - чуть хрипловато отозвался я. Она испуганно вздрогнула и отстранилась. Я мысленно выругал себя и сказал более мягко: - Я обеспокоен. Я волнуюсь, не гонится ли за нами королева.
- Может быть, я все же сумею помочь... Она дотронулась рукой до моего лба, и, несмотря на всю бестелесность Анжелики, я ощутил прикосновение приятной прохлады. Я поежился, но не от холода, взял руку девушки и нежно (надеюсь - нежно) отвел.
- Твое прикосновение меня никак не успокоит. Оно может отвлечь меня от мыслей о королеве - это да, но тогда я уж точно не усну.
Девушка нахмурилась.
- Я не понимаю...
А я смотрел и смотрел на нее... Потом кивнул и сказал:
- Спасибо. Мне стало намного лучше. - Я заставил себя подняться на ноги. - Ты уж меня извини. От сидения никакого проку. Я лучше пройдусь немного!
- О, берегись! - воскликнула Анжелика, и выражение легкой обиды на ее лице сменилось искренней тревогой. - Добрым людям тут по ночам разгуливать опасно.
- Ну, тогда мне нечего бояться, - отшутился я, развернулся и быстро зашагал прочь от костра, опасаясь, что еще немного, и уходить мне не захочется. Тогда моя шутка получит веское подтверждение. Только раз я оглянулся назад, чтоб мысленно восстановить заколдованный круг. Анжелика обиженно смотрела мне вслед. Стало жаль ее, но что я мог поделать? Ой, только не надо внушать мне мудрые мысли насчет духовного союза. Обстоятельства были таковы, что духовный союз меня бы никак не устроил.
Я шагал по высокой траве, набирая шаг. Тело мое бушевало, я пытался убедить свои гормоны в том, что призраки не выделяют феромонов, однако почему-то мои железы этим доводам не внимали.
При всем желании я не мог забыть о злобной королеве и расслабиться. А слабость эта была так прекрасна - слишком прекрасна, чтобы рядом с ней я мог хранить покой. Оставалось надеяться, что сама Анжелика не догадывалась, насколько сильно меня к ней влечет.
Я гадал: в безопасности ли она сейчас, когда с ней рядом только Фриссон и Жильбер? Вдруг королева попытается ее похитить? Но я решил, что, если случится что-то непредвиденное, они додумаются меня позвать. Я обернулся, чтобы посмотреть, далеко ли ушел, и не на шутку испугался: угли костра едва мерцали вдалеке, и никого не было видно рядом с костром. Да, я ушел очень далеко! Я быстро зашагал обратно.
Внезапно ярдах в десяти впереди меня взметнулось облако зеленоватого дыма. Стояла мертвая тишина.
Я выхватил нож и встал в стойку для защиты, чувствуя, как вскипает в крови адреналин.
Зеленый дымок развеялся, разлетелся под порывом ночного ветра. Лунный свет выхватил из мрака фигуру высокой толстой женщины в платье до пят. Она не двигалась и напоминала статую, но вот статуя издевательски расхохоталась басом.
- Да ладно тебе, мальчишка! Неужто ты и вправду думаешь защититься от меня каким-то оружием?
Я узнал голос: передо мной, залитая лунным светом, стояла Сюэтэ.
Я медленно распрямился, сложил нож и убрал его.
- Не думаю... да оно мне и не понадобится - оружие, верно?
Сердце у меня бешено колотилось, и страшно мне было неописуемо. Да, я уже воевал с Сюэтэ и выходил победителем, это правда, но тогда меня с тыла и флангов прикрывали друзья: сквайр, владевший мечом не хуже любого рыцаря, и поэт - почти что гений. Как же мне справиться с ней в одиночку?
Нет-нет, вы не подумайте, что я собирался выкладывать Сюэтэ свои сомнения!
- Ах ты наглец! - возмутилась королева. - Как я погляжу, со времени нашей последней встречи нахальства у тебя поприбавилось! Чародей Савл, фу ты ну ты!
- А, так и ты меня чародеем считаешь?
Сюэтэ расхохоталась, и смех ее напомнил мне клацанье щипцов для колки орехов.
- Ну да, как же! Так тебя зовут простолюдины. А ты и не знал? Не знал? А вот я, представь себе, знаю. В моем королевстве ничего не может произойти без моего ведома. Стоит чему-то случиться - мои министры и их служащие тут же мне обо всем докладывают! Только вот в случае с тобой никакой нужды в донесениях не было - ты сам поработал на славу.
- Сам? - переспросил я и нахмурился. - Ты хочешь сказать, что я выдал себя самим своим существованием?
- Что-то в этом роде, - буркнула Сюэтэ. Наверное, это тоже был смех. - Не стоит так упорно думать о магии - ты сразу становишься заметной фигурой, конечно, только для тех, кто имеет дар ясновидения.
- Это понятно... но ты и так все время за мной шпионила. Как же так вышло, что нынче ночью ты не послала за нами кого-нибудь из своих прислужников? Решила, что теперь ты в силах сразиться со мной один на один?
- Наглый раб! - выдохнула Сюэтэ чуть ли не с восторгом. - О да, я знаю тебе цену, и ты для меня - не более чем детская игрушка. Я знаю твою силу, знаю твои слабости и отлично понимаю, как этими слабостями воспользоваться!
Как это ни странно, я вдруг почувствовал, что физиономия моя приобретает выражение нахальной самоуверенности.
- Ты так уверена в себе? - нагло поинтересовался я. - Ты поэтому и тащилась за мной сюда, подальше от костра, подальше от Жильбера и Фриссона?
- Может, и так, - фыркнула Сюэтэ. - Они и в самом деле составляют часть твоей силы, и теперь ты их лишен. Теперь ты целиком в моей власти, и все зависит от моей милости.
- Вот как? - Я скептически приподнял одну бровь. - Милости? А у тебя она разве есть?
- Не стоит об этом говорить, - рявкнула Сюэтэ, рука ее рывком опустилась вниз, словно рычаг катапульты, а из пальцев выскользнула шаровая молния.
Я увернулся, но молния вильнула следом за мной и, ударив мне в грудь, рассыпалась на тысячи искр. По груди разлилась тупая боль. На миг я потерял сознание, а потом...
Да ничего потом. Вообще никаких чувств.
Мне показалось, что ночь обступает меня со всех сторон, что ноги у меня подкашиваются. Они и подкосились. Я упал на колени и в ужасе осознал, что сердце мое перестало биться. Еще чуть-чуть, и я бы впал в панику, но все же сумел каким-то образом взять себя в руки. "Думай, да побыстрее, - приказал я себе, - не то сейчас сдохнешь!"
Разум мой в одно мгновение стал холоден и ясен. Меня самого испугало полное оледенение всяких чувств. Времени паниковать не оставалось: его было мало даже для того, чтобы произнести одно-единственное предложение. Собрав в легких остаток воздуха, я с хрипом выпалил:
Сердце, тебе не хочется покоя.
Сердце, как хорошо тебе стучать.
Сердце, как хорошо, что ты такое,
Что не привыкло пред злобной теткой замолкать!
Боль снова пронзила мне грудь, но сердце ударило по ребрам не хуже кузнечного молота. Я благодарно вздохнул. Пелена спала и с глаз, и с разума. Я понял этот поединок - Сюэтэ вышла на смертный бой. И если сумеет убить меня - убьет.
А я смог бы поднатужиться и убить ее?
Сердце мое забилось ровнее, я отчетливо увидел колдунью. Сюэтэ размахивала руками, губы ее двигались. Потом она замерла, и я понял: покуда я восстанавливал дыхание, королева прочла очередное заклинание.
Ни с того ни с сего воздух наполнился заостренными вертящимися серебристыми пластинками - это ко мне устремились тысячи клинков. Я увернулся - клинки с лязгом рванулись в ту же сторону. Я выхватил свой складной нож, описал им в воздухе восьмерку, как если бы орудовал рапирой, и пропел:
