Сюэтэ положила ее труп рядом с нами. Меня охватил гнев. И как только Сюэтэ смеет хранить бренное тело Анжелики в качестве трофея?
А может, она сохраняет его с какой-то иной целью? Тут я припомнил - колдунья говорила, что сбережет тело Анжелики, и даже уточняла зачем. Нет, моей возлюбленной нет в этой камере пыток! Здесь лишь ее тело! А вдруг я ошибаюсь? Вдруг она все-таки здесь, но в каком-нибудь таком состоянии, что я ее не вижу.
Делать нечего - приходилось признать: мы угодили в самую настоящую беду. Как это было ни мерзко, я вынужден был с этим смириться. Я повернул голову к Сюэтэ.
Королева заметила мое смятение и расхохоталась. Смех ее был похож на звук здоровенного грузовика, пытающегося тронуться с места со сломанной осью. Я вздохнул и принялся разглядывать королеву. Честно говоря, ничего особенного - самая обыкновенная жирная баба. Вот только глаза ее хищно сверкали, и рот премерзко ухмылялся.
Тишину нарушил жалобный вскрик. Я резко повернул голову - никто из моих товарищей не кричал. Но Фриссон от этого крика очнулся и принялся испуганно глазеть по сторонам. Сюэтэ снова рассмеялась.
Я посмотрел на нее и удивился: королева глядела не на меня, а куда-то вправо. И глаза ее горели восторгом. Она медленно кивнула:
- Славно. Славно. Еще, еще!
Снова послышался крик - глаза колдуньи сверкнули, как у знатока живописи, разглядывающего шедевр Пикассо... Нет, пожалуй, это больше походило на то, как эротоман глядит на порнографическую картинку. Заинтригованный, я повернул голову в ту сторону, куда смотрела Сюэтэ.
И поскорее отвернулся. Судя по тому, какие звуки издали мои товарищи, они совершили ту же ошибку.
Сюэтэ явно испытывала наслаждение, наблюдая за пытками.
К счастью, я не был знаком с, жертвой. Кто он? Негодяй, заслуживший такие муки? Или вояки Сюэтэ просто схватили случайного прохожего?
Королева обернулась ко мне, ухмыляясь во весь рот.
- Не правда ли, какой восхитительный отдых, чародей?
Последние два слова прозвучали с таким сарказмом... Честно говоря, мне было не до этого. Я боролся с подступающей тошнотой.
- А? Нет уж, спасибо, ваше величество, за такой отдых. Мне это больше напоминает работу.
Между тем пыточных дел мастер сменил орудие пыток, и его жертва снова закричала.
Физиономия Сюэтэ побагровела от ярости.
- А, так значит, ты считаешь, что ты лучше меня? Палач! - Она махнула рукой. - Развяжи узника! Попозже мы по-настоящему насладимся его страданиями! - Потом ведьма обернулась к двум прислужникам в черных масках и кожаных набедренных повязках. - Возьмите этого и бросьте его на стол!
Прислужники мерзко хихикали, мои друзья возмущенно кричали, а я только и успел подумать о том, что хоть на время избавил кого-то от боли.
- Защищайся, чародей Савл! - воскликнул Жильбер. - Не дай им овладеть тобой без боя!
Защищаться? Я пытался что-нибудь сочинить! Меня швырнули на стол. И здорово швырнули - можно сказать, дух из меня вышибли. Я не успел и глазом моргнуть, а они уже связали мне руки и сковали ноги кандалами. А потом ко мне подошел палач. Он сжимал в руках докрасна раскаленные щипцы. "Нет, конечно же, нет! Эти щипцы приготовлены вовсе не для меня". - Я зашевелил губами, но палач кивнул помощнику, и тот уколол меня в большой палец руки тупой булавкой. Я вскрикнул, и приготовленное стихотворение сразу же вылетело у меня из головы. Но зато я вспомнил другое:
Пальцы чешутся. К чему бы?
К посещенью душегуба.
Чей бы ни был стук -
Падай с двери, крюк!22
Кандалы со звоном расцепились, и я соскочил со стола, при этом хорошенько врезав ребром ладони под дых палачу.
- Прошу прощения, но я сегодня очень занят. У меня свидание с...
Жильбер и Фриссон одобрительно закричали, а королева злобно уставилась на меня. Такого от меня она явно не ожидала. Лицо ее потемнело, и она рявкнула:
- Взять его!
Двое стражников прыгнули на меня и снова уложили на стол. Сюэтэ коротко кивнула в сторону моих товарищей, и другие ее прислужники быстро завязали им рты. Фриссон откинулся на спину, Жильбер пытался вырваться.
Я разозлился. И обрадовался своей злости. Королева мстительно хохотала, поглядывая на палача, который вернулся ко мне с каленым железом. Правда, оно было уже не такое красное. Палач поднес щипцы к моему лбу, кровожадно осклабившись.
Я смотрел на раскаленный пятигранный брусок железа, зачарованный настолько же, насколько и напуганный, всеми силами стараясь придумать стихотворение. И вспомнил:
Слезы для труса, для шута - мольбы,
Для слабой шеи есть петля и гладкие столбы.
...В королевском замке в темницу брошен он...
Холодное железо - властитель всех времен!23
Железный пятигранник вдруг взял да и остыл прямо на глазах - остыл и почернел. Палач вскрикнул - не от страха - от разочарования. Сюэтэ же как-то странно задвигала руками и что-то прошипела - явно стихи, но в очень замысловатом размере. Брусок железа снова зарделся, а потом разогрелся добела. Палач тут же заулыбался. Да, Сюэтэ предвидела, что, как только к моему лицу приблизится каленое железо, я сразу произнесу какое-нибудь охлаждающее заклинание. А потом я как бы ослеп и почувствовал страшную боль - такой мне никогда не доводилось испытывать - во лбу. От боли отступили все остальные чувства, я перестал слышать испуганные крики товарищей, восторженные вопли Сюэтэ, не услышал даже собственного крика...
Но мало-помалу боль утихала, я стал что-то видеть и понимать, хотя страх сковал все мое тело. Я услышал, как Сюэтэ отдает распоряжения:
- Тихо, не спеши. Одна боль належится на другую, и толку будет маловато. Пока он мучается от ожога, он не почувствует булавочных уколов.
Ничего себе советик? Нет, надо вопить что есть мочи, притворяться, будто бы я в горячке... На глаза мне попалось израненное тело Анжелики. Потом я увидел Жильбера, на скуле у которого расплылся кровоподтек, увидел Фриссона, распростертого на дыбе, прижавшего ко рту ладонь... из-под ладони капала кровь...
Что уж теперь злиться... Все мое существо переполнилось страхом, жутким страхом. Я боялся, что пытка может повториться. И я жалобно вымолвил:
- Пожалуйста... пожалуйста...
- О, какое же это удовольствие! - мурлыкала Сюэтэ. - И я буду наслаждаться твоими мучениями весь день и часть ночи, это точно. - Глаза ее вдруг полыхнули огнем, лицо перекосилось. - Тупица! Вздумал противиться моей воле! Теперь ты узнаешь, что бывает с теми, кто смеет ослушаться Сюэтэ! Теперь ты узнаешь, что это такое - умереть в мучениях!
Она взмахнула рукой, и пальцы мне пронзила жесточайшая боль. Я закричал. Потом боль немного утихла, мелькнула мысль: по крайней мере в последнее время я не грешил, так что хоть умру с надеждой попасть на Небеса...
Это понимание распустилось в моей душе прекрасным цветком. У меня не осталось ни малейших сомнений в том, кто я и откуда. Честно говоря, просто так подобные мысли мне бы и в голову не пришли - ведь я человек как человек, не лучше других, ничего особенного, и уж никак не праведник. Но состояние мое было подобно озарению. Я ощутил, как на меня снизошла благодать. Да, я не безупречен, но хороших поступков совершил более, чем дурных. Больше настолько, что Сатана не властен надо мной. А это означало, что Сюэтэ способна лишь истязать меня физически. А если уж говорить о колдовстве, то я мог при желании отразить любое ее заклинание.
Вот только бы найти верное заклинание! И произнести бы его!
От Сюэтэ не укрылась блеснувшая в моих глазах надежда, и она крикнула:
- Ну-ка, кольните еще разок!
И боль снова пронзила мои пальцы. На этот раз я ее ожидал и лишь скрипнул зубами. Все мои мысли были направлены на то, чтобы защититься. Я пытался отчаянно вспомнить стихотворение, которое помогло бы мне побороть любое встречное заклинание королевы. Почему-то на память пришло не самое в этом смысле удачное:
Хочешь пой, а хочешь плачь,
Зеленей весною...
Превращу тебя, палач,
В дерево лесное.
В землю ноги убегут
Крепкими корнями
Ну а руки прорастут
Свежими листами!
Палач встревоженно вскрикнул: невидимые руки стащили с него сапоги. Из пола выскочила каменная плита, и палач провалился по пояс в образовавшуюся яму. Он вопил от боли и страха - руки его взметнулись вверх и в стороны, словно ветки дерева. Пальцы удлинились, превратились в тонкие веточки. На их кончиках набухли почки, из которых тут же распустились цветы.
Мои друзья восторженно вскрикнули, а помощники палача со стонами попятились.
- Пощады! - вопил палач. - Пощады!
- Сколько угодно, - ответил я. Из-за мучительной боли я не слишком хорошо соображал.
Сюэтэ побледнела и отступила на шаг. Но только я поднялся, как королева овладела собой и прокричала:
- Стражи! Схватить его!
Но стражи почему-то хватать меня не стали. Я успел спустить со стола ноги и встать, параллельно вспоминая что-нибудь приличествующее случаю!
- Вы его схватите или нет? - визжала королева. - Или вас превратить в пылающее месиво? Солдаты побледнели и шагнули вперед. А я решил окунуться в мир "Тысячи и одной ночи".
В твоем мире ни холода нет, ни пурги,
Но покинь свой пленительный рай!
Помогал Аладдину - и мне помоги!
Приходи! Ахалай-махалай!
Стены камеры сотряслись от оглушительного хлопка, и вот он, собственной персоной, - самый настоящий арабский джинн, в натуральную величину, в тюрбане и с бородой.
- Что прикажешь, о повелитель?
И мои товарищи, и стражники вылупили глаза. Кто-то громко застонал - возможно, Сюэтэ.
- Насчет "повелителя" - это громко сказано, скорее, я твой клиент. - Я решил сразу же расставить все точки над "i", вспомнив одну из сказок. В ней говорилось о том, что может произойти с повелителями джинов. - Мне бы хотелось попросить тебя убрать из этой камеры стражу и палача с помощниками и перенести их в какой-нибудь оазис в ближайшей пустыне. Только пуста этот оазис будет не слишком уж роскошным, - добавил я, памятуя о тех мучениях, которым меня подвергли.
- Твои желания - для меня закон.
Джинн поднял руки...
А губы Сюэтэ задвигались. Она произносила какие-то немыслимые сочетания слогов, бешено рассекая воздух руками. Да, я не понимал ни слова, но, вероятно, кому надо, тот понял, - как только джинн произнес краткое заклинание и создал что-то вроде небольшого смерча, этот смерч тут же испарился, как и не было.
Джинн вытаращился, не веря своим глазам, потом резко вдохнул и почти что выплюнул целую цепочку слов, сопровождая их таинственными пассами. На секунду он весь заколыхался, вытянулся... а затем принял прежние формы.
Сюэтэ усмехнулась и снова заговорила нараспев, перемешивая руками воздух.
- Не могу! - возопил джинн. - Колдунья меня одолевает! Я только и делаю, что отражаю ее колдовство.
Зато он дал мне время передохнуть и собраться с мыслями. Я громко прокричал:
Всех бы вас послать в могилы!
Ну-ка, падайте без силы!
И тут же вскрикнули стражники, которых словно прижало невидимой рукой к стене. Они попадали на пол без чувств.
- Не могу взять над ней верх, - причитал джинн. - Могу только сдерживать ее натиск.
- И замечательно, - заверил я его. - Покуда ты сдерживаешь ведьму, я перебью ее прислужников. Ну-ка, ну-ка, какое у нас есть стихотворение насчет мучителей...
Физиономия Сюэтэ перекосилась, и она проорала:
- Взять ее!
Подручные палача поспешили к телу Анжелики. Фриссон и Жильбер пытались освободиться от оков, но Сюэтэ прошипела:
- Только шевельнитесь, и ее душа умрет. Я, гневно сверкая глазами, развернулся к колдунье.
Над головой она держала закупоренную пробкой бутылку из тонкого стекла.
Один из подручных палача, услышав слова королевы, выхватил нож и поднес к шее Анжелики.
- Так, значит... - протянул я..- Значит, когда твои громилы вырубили меня, ты ухитрилась заключить ее дух в бутылку.
- О, какая потрясающая догадливость! - съязвила Сюэтэ.
- А теперь разбей бутылку, - распорядился я. - Тебе ничего больше не надо делать, слышишь, - только освободи ее душу.
