Убирайся быстро в реку,
Уходи из бабки, рак!
Ведьма вскрикнула в последний раз и замолчала. Она тяжело, с присвистом дышала. Казалось, даже воздух в кругу, замкнутом Жильбером, Уныликом, мной и старой ведьмой, стал гуще, потемнел... еще сильнее потемнел...
И вдруг в одно мгновение перед нами возник во всех мельчайших подробностях... рак, фута в три длиной, с клешнями в целый ярд. И рак этот пополз ко мне, целясь клешнями в мое горло.
Я взвизгнул и отпрыгнул назад, а Жильбер возопил:
- Именем святого Монкера! - и, размахнувшись мечом, бросился на рака.
Ему удалось первым же ударом пронзить чудище насквозь, пригвоздить его к полянке. На счастье, Жильберу хватило ума отскочить назад. Раздался свист, от которого могли лопнуть барабанные перепонки. Я закрыл уши руками и повалился на бок. Жильбер закачался и заткнул уши пальцами, а рак щелкал клешнями и вертелся на месте. В конце концов он выдернул из земли лезвие меча и пошел прямиком на сквайра.
Но тут с ревом, от которого закачались деревья, в игру вступил Унылик.
Он приземлился на рака обеими ступнями, и панцирь чудища треснул. Клешни бешено защелкали, пытаясь ухватить Унылика за ноги. Тролль наклонился, ухватил рака за клешни и выдернул их. Чудище взвыло - или свистнуло, это я услыхал даже через прижатые к ушам ладони, - и обмякло.
На полянке сразу стало тихо-тихо.
Я оглянулся и увидел Фриссона. Он стоял, прижавшись спиной к стволу дерева, и губы его беззвучно шевелились.
У меня кружилась голова. Я сел, отнял руки от ушей, Но далеко не убрал - на всякий случай.
Однако услышал я всего-навсего победный вопль Унылика. Тролль подпрыгивал и топтал панцирь рака. Вот он разорвал надвое одну из клешней и отправил в пасть...
- Унылик, нет! - закричал я.
Клыки его щелкнули, но он не откусил ни кусочка - будто сработал невидимый предохранитель. Тролль обиженно уставился на меня, держа перед собой клешню.
- Голодный!
- Ты, безусловно, заслуживаешь обеда из десяти блюд, - подхватил я, шагнув к троллю. - Я тебе это обещаю, как только мы поможем этой бедной старой даме! Но это мясо есть нельзя, Унылик! Тебе от него станет плохо! В раках водятся паразиты! Ужасные паразиты! И вдобавок эта тварь может срастись в тебе из кусочков и примется продираться наружу!
Унылик глянул на клешню так, словно впервые ее увидел.
- Славно сказано, - заговорила Анжелика. - Это чудовище, оказавшись вне чужого тела, быстро ослабло. Но не наберется ли оно сил, очутившись внутри?
Унылик издал вопль ужаса и отшвырнул клешню. Та начала таять на лету... и вскоре растаяла совсем. Растаял и панцирь, на котором стоял тролль, и все маленькие ножки рака, и вторая клешня. Унылик обескураженно уставился себе под ноги и ухнул. То место, где у него могла бы располагаться нижняя губа, имейся она у тролля, задрожало.
- Не переживай, - вздохнул я. - Раком все равно не наешься. Не успеешь оглянуться - а его уже и нет. А через час опять жрать охота. Не горюй, детинушка, через пару минут мы тебе изобразим целого быка.
- Ведьма, - тихо напомнил мне Жильбер. Сказано это было таким тоном, будто юноша опасался, что, избавившись от боли, ведьма примется за старое.
- Прошло! - воскликнула старуха. Она села и, вылупив глаза, уставилась на собственный живот. Нажала в одном месте, в другом... - Прошло! Я здорова! Не болит!
- Я бы на твоем месте не радовался так уж сильно, - приструнил я ее. - Мы, конечно, на время утихомирили боль, но это не значит, что она не вернется.
- О нет, не вернется, я видела, как мою боль разорвал на кусочки твой могучий тролль! Диво, настоящее диво! И кто бы мог подумать, что у меня внутри поселился рак? И что его можно выманить наружу и уничтожить сильным клинком?
- Он просто исчез, - напомнил я старухе. - Он может появиться снова. Он или такой же, как он.
- А если он не вернется, то меня поразит другая болезнь, и очень быстро. - Старуха смотрела на меня глазами, полными слез. - Увы мне! И как только ты, добрый странник, согласился помочь той, которая была столь жестока с людьми, отняв у стольких жизнь?
- Не могу не откликнуться, когда зовут на помощь, - буркнул я, испытывая прилив глубочайшего отвращения к самому себе. - Знаю, из-за этого меня считают тронутым, но...
- Значит, "тронутый" - это кто-то очень, очень замечательный! О, я буду восхвалять тебя всегда и везде!
- Не уместнее ли тебе восхвалять Господа? - вмешался Жильбер.
- О, воистину! - спохватилась старуха, пала на колени и воздела руки к небу. - Каюсь во всех моих прегрешениях! О, если бы я могла отречься от всех злых дел! Отец всемилостивый, прости меня!
Ничего не произошло. Никаких тебе раскатов грома... однако по физиономии бабки разлилось выражение полного блаженства, глаза удивленно раскрылись.
- Почему... это... так? - прошептала она.
- Мир душе твоей, - поклонился Жильбер. - И все же, бедная женщина, тебе следует отыскать священника, чтобы он как можно скорее отпустил твои грехи.
- Воистину так! Я так и сделаю! - Экс-ведьма вскочила на ноги, запахнулась в лохмотья. - А идти мне надо поскорее, покуда королева не раскрыла моей измены. А не то она меня быстро прикончит! Узнает - не миновать мне смерти.
- И пыток, - добавил Жильбер. - Потому не медли.
Старуха пожала плечами.
- Пытки, муки - что они значат? Ведь я совершила столько злодеяний! О нет, теперь я даже согласна помучиться, чтобы облегчить бремя своей вины. Однако моим мукам не суждено стать вечными, а потому я поспешу. - Она повернулась ко мне, протянув руки. - О, странник! Как мне отблагодарить тебя за сострадание и помощь? Ты повел себя как истинный христианин, как святой! Будь навек благословен!
- Рад, что сумел помочь, - отговорился я, чувствуя себя в высшей степени по-дурацки. И чего это все уставились на меня? - Ну а теперь ступай своей дорогой и постарайся помогать другим так, как я помог тебе.
- О, я буду помогать! Непременно! И буду в молитвах славить твое имя! Прощай!
Она повернулась и поспешила к лесу. Вскоре бабка скрылась из вида.
- Ты славно потрудился во славу Божью, господин Савл, - негромко проговорил Жильбер. Я недовольно пожал плечами.
- Сделал доброе дело для человека, притом из эгоистических побуждений.
- Эгоистических? - переспросил юноша. - Это как?
- А так, что в душе я был жутко доволен собой, - ответил я ехидно и добавил погромче: - Слышишь меня, ангел? Я тебе признателен за помощь, но ты бы мне все равно помог. Ведь тебе по нраву то, что я сделал! Не забывай - я не на твоей стороне! Но и не на их стороне тоже! Уяснил?
Но тут по мне словно ударила волна. Нахлынула и отступила. Это было похоже на порыв ветра. Мне пришлось быстро повернуться к Фриссону спиной, чтобы тот не заметил моего смущения.
- Войско, - скомандовал я, - вперед! - Нам с вами еще топать и топать - весь день впереди.
Но не прошло и десяти минут, как мы увидели взрыв, и тропу нам преградила злобная королева собственной персоной. Воплощенная ярость. Все ее жировые складки так и тряслись от злости.
- Наглый захватчик! Из-за тебя я была жестоко наказана! Меня терзала агония, все тело жгло, как каленым железом! Еще одна душа избегла проклятия! Мой господин велел уничтожить тебя и твоих друзей! Но сначала я заставлю вас помучиться так, как мучилась сама!
Но первую вспышку пламени она метнула не в меня, а во Фриссона. Едва пошевеливая скрюченными руками, королева выкрикнула что-то неразборчивое.
Фриссон упал, корчась от боли.
А я воскликнул:
Ну ты смела, как погляжу:
Чуть что - людей швырять на землю!
А я поэту прикажу:
"Восстань, поэт! И виждь, и внемли!"
Фриссон облегченно вздохнул и начал подниматься.
- Наглец, захватчик! - взвизгнула Сюэтэ. - Разбойник! Злодей!
Но я-то слышал: паникует, мерзавка, боится.
Меня что ли?
Нет, конечно. Своего повелителя.
- Коварный лжец! - прохрипела королева, прибавив что-то на языке, похожем на латынь, и тут же вся подобралась, готовая прикончить меня.
А я набрал побольше воздуха, придумывая подходящее контрзаклинание... но в тот миг, когда я делал вдох, я ощутил, как что-то прикоснулось к ладони. Вздрогнув, я посмотрел на руку и увидел клочок бумаги, а на нем - каракули. Ошибок там было - не перечесть. Но мне ли, тьютору-добровольцу, привыкать проверять работы новичков? Я быстро пробежал строчки глазами и выкрикнул:
Взбесилась, ведьма злая?
Давай, бери разбег!
Ведь ты сейчас растаешь,
Как прошлогодний снег!
И Сюэтэ начала таять - снизу вверх. Воя от злости и отчаяния, она выдернула руки, хотела швырнуть в нас новую вспышку - поздно, руки растаяли. Королева яростно завопила, лицо ее почернело - более уродливой рожи я в жизни не видел! Вот исчезли ее бедра, потом живот. И тут, к несчастью, она опомнилась и что-то крикнула на древнем языке - что-то такое, из-за чего руки у нее появились снова. Пальцы Сюэтэ начертили в воздухе невидимый знак. Она произнесла еще одно двустишие - и вот уже стоит перед нами целехонькая, как ни в чем не бывало. Правда, восстановление произошло гораздо быстрее, чем исчезновение. Еще тогда, когда нижняя половина ее тела только начала возвращаться, королева начала проговаривать новый стих, при этом непрерывно вращая руками... и вот с рук ее спрыгнул шестифутовый дракон и с диким ревом бросился на нас.
Жильбер издал радостный клич и забежал вперед, прикрыв нас собой. Вот он сделал выпад и отскочил. Из груди дракона хлынула кровь. Он взвыл от испуга, попробовал изогнуться и напасть на сквайра сбоку, но тот отпрыгнул и, размахнувшись, снес мечом перепончатое крыло чудища. Дракон закричал, забился, свился в кольца и опять кинулся на Жильбера. Стальные когти впились в кольчугу сквайра. Юноша стиснул зубы, занес меч и нанес удар такой сокрушительной силищи, что башка дракона в один миг слетела с мускулистой шеи.
Мы дружно крикнули: "Ура!"
А Сюэтэ снова что-то запела, злобно размахивая руками, - все громче и громче...
В горле у меня пересохло. Я сглотнул слюну.
- Похоже, она собралась прочесть что-то длинное.
- Разве ты не можешь одолеть ее? - умоляюще проговорила Анжелика.
- Фриссон! - прошипел я. - Еще стишки есть?
Поэт, выпучив глаза, покачал головой.
- Стихов нет, есть только... вот я вспомнил одну старинную песенку, господин Савл, - но это глупая песенка, детская.
- Давай! Все, что угодно, только поскорее! - Я зажмурил глаза.
- Как пожелаешь, - пожал плечами Фриссон и запел:
Я на рынке утром рано
Прикупил себе барана.
Продавца спросить забыл -
Чем верзилу он кормил.
Как заблеял тот баран -
Грянул гром, задул буран!
Как по улице помчался -
Топот, грохот, пыль столбом,
Вся округа закачалась,
Заходила ходуном!
Воздух сотрясся от низкого, глухого, рокочущего звука, земля у нас под ногами задрожала. Сюэтэ завизжала от страха и злости. Я чуть-чуть приоткрыл правый глаз.
Примерно в сотне ярдов от нас солнце заслонила гора спутанной шерсти. А покоилась та гора на ножищах, которые толщиной посрамили бы секвойи... Я запрокинул голову: в вышине, футах в ста пятидесяти над землей, плыла огромная голова с могучими завитыми рогами величиной с рекламный щит на скоростном шоссе. Ну и естественно, вокруг рогов парили орлы.
- У них небось пора гнездования, - пошутил я. А Сюэтэ уже не визжала, а бессильно повизгивала.
- Это что же за колдовство - я про такое и не слыхивала!!!
- Этномузыковедение! - крикнул я ей в ответ. Но королева не отрывала глаз от барана, и правильно, между прочим, делала: животное шагало прямо к нам, а с его-то размерами дошагать до нас - пара пустяков.
- Эй ты, адское создание! - крикнула Сюэтэ. - За что ты хочешь растоптать эту бедную-несчастную землю?
- Ни слова про Ад! - жутким басом проблеял в ответ баран-великан, и мне показалось, что земная кора затрещала. - Я - плоть от плоти земли, я дитя магмы! А ты кто? Кто осмелился потревожить мой сон? - Баран подходил все ближе и ближе, и от каждого удара его копыт земля сотрясалась и подбрасывала нас. - Ибо тот, кто разбудил барана, должен умереть!
Фриссон побелел, как плат. До меня дошло: пробудилась стихия!
