Звонок заливался хулиганскими, соловьино-разбойничьими трелями.
Медленно, в такт набухающей под рубахой злобе, подняв руку, Петяша
покрепче взялся за торчащий из пластиковой белой коробочки на стене провод
и рванул, вложив в рывок все разочарование, накопившееся после
назревавшего было, но в самый интересный момент обломанного кайфа.
Свист прекратился.
Тогда Петяша, резко, одним движением крутанув замок, распахнул дверь.
За дверью обнаружились два еле успевших отскочить, дабы не быть
ушибленными тяжелой обдерматиненной створкою, мясистых, двухметровых - не
шибко-то на таких досаду выместишь! -незнакомых обормота, годов по
тридцати каждый. Но Петяше все было уже "по барабану".
- Дверью ошиблись, м-молодые люди? - негромко, с тяжкой, медленной
яростью проговорил он.
- Это... А Эдик - где? - малость растерянно спросил тот, что был
поплечистее и почище одет.
Недоумение его, пожалуй, можно было назвать искренним. Пожалуй, он и
вправду ожидал, что дверь на его звонок откроет кто-то другой, а вовсе не
незнакомец, который вдобавок, невзирая на то, что явно младше и слабее,
вот так напористо называет его "молодым человеком".
- Нету здесь никаких пЭдиков, - не меняя интонации, устремив неподвижный
выжидательный взгляд в глаза собеседника, отвечал Петяша.
"Молодой человек" как-то осел и словно бы сделался пониже ростом.
- Это... извините, ради бога, - вдруг сказал он - и, уцепив товарища за
локоть, поспешно поволок его прочь, вниз по лестнице.
Петяша аккуратно запер дверь. Колени его внезапно завибрировали, так что
он еле устоял на ногах.
Оххх-ты-ё-ооо!.. Это ж надо... Да ведь он бы одним щелчком меня мог
выключить, а тут - девчонки...
Сделалось крайне неуютно: показалось, что вот сейчас эти двое, сообразив,
что их ни за что ни про что грубо послали, вернутся, дабы страшно
отомстить обидчику и тем поднять свое реноме в глазах друг друга...
Но прошло несколько минут, а на лестнице все было тихо. Переведя дух с
облегчением, Петяша отчего-то вспомнил, как испугался его человек,
подошедший попросить сигарету, - тем самым вечером, когда имел место до
сих пор памятный поход за провизией...
Что же это?.. Может, и тут?.. Ежели так - то почему? Впрочем - какая
разница! Наоборот - хуже было бы.
- Петь, где ты? Кто у тебя там? - раздались голоса из комнаты. - Если
какая-нибудь третья, мы - против!!!
- Так просто... дверью ошиблись! - отвечал Петяша, стараясь не дрожать
голосом.
Это-то, впрочем, удалось легко: у него, как говорится, точно гора
свалилась с плеч.
Как-то, еще до знакомства с Елкою, он уже имел опыт "любви втроем", но
тогда все вышло совершенно неожиданно и кончилось не шибко приятно.
Текущая подруга жизни, искренне желая помочь приятельнице, у которой
ломило от усталости спину, и зная о массажистских талантах Петяши,
опрометчиво попросила его поправить приятельницыно самочувствие.
Приятельницу для этого, конечно же, пришлось раздевать. Вид ее обнаженного
тела неожиданно возбудил и Петяшу и его сердобольную подругу, а массаж
привел в то же настроение приятельницу последней, мигом забывшую о ломоте
в спине. Все было здорово - до первого расставания. Оказавшиеся без
присмотра дамы, вероятно, принялись-таки "делить" Петяшу, потому что тут
же рассорились и с ним и друг с дружкой - словом, вышло настолько
непрезентабельно, что даже сейчас вспоминать не хотелось...
А тут стало окончательно ясно, что с Катей объясняться не придется.
Ишь ты! Уже - "мы"...
- Знаем мы, как они дверьми ошибаются!
С этими словами из комнаты появилась Елка, так и не надевшая на себя
ничего - а, может, заслышав звук запираемой двери, успевшая уже раздеться
снова.
- Иди к нам! - нетерпеливо позвала она. - Тут как раз только тебя не
хватает!
- Только сначала - неплохо бы в душ, - заметила показавшаяся за ее
спиною Катя.
- Идея! Сейчас мы его, изменщика... Поволокли!
Петяшу разобрал абсолютно идиотский, на его взгляд, смех. Подхваченный и
ввергнутый в ванну, под прохладный душ, он все никак не мог остановиться.
Смех словно бы вязал по рукам и ногам, лишая воли к сопротивлению - пусть
даже шутейному, ради "поддержать игру" - и напрочь забивая все прочие
ощущения.
Вначале его в четыре руки терли мочалками, затем Катя тоже прыгнула в
ванну и сделала воду потеплее, а Елка сказала:
- Я сейчас! - и выскользнула в прихожую.
Разом утихомирившись, словно бы поняв, что всякие игры хороши в меру, Катя
крепко прижалась к стоящему под душем Петяше и поцеловала его - долго,
как только можно было задерживать дыхание (вода заливала ноздри и
совершенно перекрывала кислород).
- Здорово, правда? - спросила она затем, слегка отстранившись.
- Ага, - сияя взглядом, подтвердил Петяша. - Понравилась тебе Елка?
- Ой, замечательная! - улыбнулась Катя в ответ. - Почему она раньше не
приходила?
Действительно, почему бы это?
- По незнанию, наверное... - с легкой иронией ответил Петяша. - Кстати,
куда она удрала?
- А-а! Мы, пока тебя не было, решили, что в магазин идти, да еще готовить
- времени жалко... Она в "Пиццу-Риф" звонит, обед заказать. Я-то ничего
такого не знаю... А она сказала, что у нас праздник сегодня, и цены у них
не такие уж дорогие.
Интересно, откуда бы это Елке про цены в разных пиццерифах знать? мельком
подумал Петяша.
- Ты не сердишься?
- Нет, конечно, - ласково отвечал он. - Жалею, что сам до этого не
додумался. У нас ведь нынче и вправду праздник...
Но вдруг в черепушку торкнулась изнутри неуютная, беспокойная мысль.
- Катькин... ты вчера - где была? Димыч пробовал тебе звонить, и такое в
ответ услышал... Будто ты...
Выразительное, живое Катино личико сделалось образцовым воплощением
недоумения. Если б взбрело кому на мысль изваять аллегорическую фигуру
"Недоумение", наподобие тех, что украшают собой Летний Сад, а на зиму
запираются в ящики, столь похожие на известные дачно-сельские строения,
лучшей модели ему бы не найти.
- Как - "где"... С родителями. Они к вечеру приехали; я еле-еле успела с
приборкой. Кстати, и про тебя им рассказала. Они очень с тобой
познакомиться хотят - им понравилось, что ты старше, да еще писатель... А
он - точно по тому номеру, что я оставляла, звонил?
- Ну да. Бумажку взял и...
- Я, может, не так записала? Пойдем посмотрим. Тебя это так беспокоит -
даже страшно...
Наскоро вытершись, они отправились в комнату.
- Ну-у, - разочарованно протянула вышедшая навстречу Елка. - А меня,
значит, одну бросают?
- Иди, залезай, мы сейчас вернемся. Ты им сказала, что звонок не
работает; стучать надо?
Чмокнув ее в щеку, Катя потащила Петяшу в комнату.
Листка с номером телефона нигде не обнаружилось.
- Наверное, Димыч с собой уволок, - с не шибко-то искренним
неудовольствием констатировал Петяша.
Катя, приблизившись к нему сзади, обняла его, ощутимо прижалась грудками к
спине. Тело ее было теплым, мягким, живым...
- А это - важно? Что ему сказали такого? Я, кажется, вообще никаких
звонков вчера не помню. И родители у меня - люди вежливые...
- Да, в общем, ерунда собачья это все, - резюмировал Петяша, подумав. -
Идем, устроим Елке подводный массаж, пока она совсем не соскучилась.
По дороге в ванную радужное настроение - до самой аж ванной двери -
затмевала веселая, агрессивная ярость.
Это... Это он, сука, пошутил, что ли, так?! С-сокрррушу!
44.
Водными процедурами забавлялись до самого приезда пиццерифовцев - тем
пришлось довольно долго колотиться в дверь, пока стук их сквозь шум воды
донесся до ушей счастливой троицы. Накинув на мокрое тело халат, Елка
умчалась принимать заказ и оценивать качество его исполнения.
Петяша с Катей снова остались вдвоем: Петяша начал - праздник так
праздник! - насвежо бриться, а Катя, никогда не видевшая, как оказалось,
подобного процесса вживе, с интересом наблюдала за ним, нежась в теплой
воде..
С неторопливой тщательностью обрабатывая подбородок стареньким безопасным
станочком и следя за ходом операции посредством зеркала, Петяша благодушно
обозревал в уме череду нежданных удач. С голоду не помер, денег заработал,
тщеславие удовлетворено, и - надо же! - даже с Елкой и Катей все так
здорово само собою вышло...
Благодать! Может, к морю куда-нибудь теперь втроем махнуть, недельки на
две?
А что; денег - хватит...
Но мысль о деньгах тут же скомкала, смяла в комок все наработавшееся за
последние дни благодушие. Пришло на ум, что невиданная удача с деньгами
свободно может оказаться первой и последней, снова вспомнился Борис со
всеми его странными байками, всплыл на поверхность неприятный, надо
сознаться, осадок, оставленный последней беседой с Димычем... А самым
неприятным было то, что теперь ему, Петяше, нельзя просто так отмахиваться
от возможной таинственной угрозы: теперь он отвечает не только за себя, но
и за Катю с Елкой. Если и с ними начнет твориться что-нибудь этакое...
М-дааа...
Покуда дело касалось только его самого, Петяша с легкостью мог плюнуть на
все и всяческие опасности: чему - быть, того - не миновать; коль пошла
такая пьянка - режь последний огурец. Лень суетиться, и все тут!
А вот ежели опасность через него грозит и близким, любимым людям - не
шибко-то тут поплюешься. Вмиг слюна пересохнет.
От таких мыслей - внутри, где-то около солнечного сплетения, словно бы
возник холодный и тугой сгусток; так бывает, когда с нетерпением ожидаешь
развязки некоего важного дела, но сам никак не можешь повлиять на его
исход. Кабы, например, спортивным болельщикам в случае проигрыша любимой
команды грозило поголовное - здесь же, на стадионе - физическое
уничтожение, они бы наверняка как следует прочувствовали, что ощущал в
данный момент Петяша.
- Что с тобой? - спросила Катя, точно почувствовав Петяшино
беспокойство. - Что не так?
Но Петяша не отвечал - он, не отрываясь, глядел в зеркало. Там, в
глубине, за видавшей виды мутноватой стекляшкой вдруг замаячила чья-то
совсем не та физиономия!
Отражение дрожало, дробилось: благородное полноватое лицо русского
просвещенного барина в пенсне, с клинообразной седой бородкой, возникши на
долю секунды, тут же уступало место неопрятной небритой харе в обрамлении
черных кудрей, из-под которых сверкали белками разбойничьи, жгучие,
безумные глаза. Трудно было разобрать из-за мелькания, но глаза-то как
раз, казалось, не менялись вместе со всем прочим - они точно принадлежали
попеременно к двум разным лицам. Мельтешня в зеркале создавала впечатление
крайней неустойчивости -казалось, вот-вот амплитуда колебаний перейдет за
некую границу, и все взлетит, к черту-дьяволу, на воздух...Оба лица были
Петяше смутно знакомы, однако все то же дрожание не позволяло вспомнить,
откуда. Вспомнилось неожиданно другое: лестничная площадка; тряские,
стекающие из глазниц по скулам глаза Бориса; струящаяся из них темная,
засасывающая сила; страх...
Вот!
Это страх помог в тот раз избавиться от наваждения!
И тут Петяша вспомнил, где видел лицо "барина". Именно он появлялся перед
ним на миг в том лестничном кошмаре и именно ему тогда - вроде бы,
хотелось бы надеяться - крепко досталось. Шарахнуло, будто бы, болезного,
чем-то не совсем понятным -после того, как он, Петяша, перепугался чуть не
до смерти...
На сей раз - ведь в прошлый-то все сошло без последствий! - страха почти
не было. Разве что, может, вздрогнул Петяша от неожиданности, увидев в
зеркале вместо собственной намыленной личности хер знает, что. Вместо
страха откуда-то проснулся не свойственный, вообще-то, Петяше
исследовательский азарт - тот самый, примитивный, который заставляет
маленьких детишек сосредоточенно, не щадя сил, отковыривать утащенными у
мамы маникюрными ножницами черепашкин панцирь: что там у такой милой
зверушки внутри?
Если страх действует на этого типа, - может, он и еще на что-нибудь
реагирует? Может, с ним объясниться как-то можно?
С этой мыслью Петяша попристальнее сосредоточился на видении в зеркале и
