развлекающегося такими шутками, что - хоть святых выноси. Пришлось ему
представиться очень давним Катиным знакомым, несколько лет ее не видевшим
и ничего о ней не слыхавшим. Тогда женщина, снявшая трубку, с плачем
объяснила, что дочь ее, Катя, два года назад вдруг не вернулась домой из
школы, а через три дня после этого была найдена мертвой в подвале одного
из окрестных домов. С множественными ножевыми ранениями.
Убийцу не нашли.
Кате вот-вот должно было исполниться пятнадцать лет.
- Тогда я, - продолжал Димыч, переведя дух и как бы начиная с красной
строки, - стал осторожно выяснять, не ошибся ли номером, и под это дело
она мне свою дочь описала. А номер - правильный, можешь не сомневаться.
Она, говоришь, сама записывала?
Петяша, окаменев от нахлынувшего ужаса, не отвечал. Был бы один - точно
ударился бы в тихую истерику. Шибко уж велик соблазн. А на людях -
неудобно как-то. Держаться приходится...
А Димыч, тоже наверняка державший чувства в узде только благодаря обществу
друга, хватил коньяку из новой Петяшиной фляжки и, еще раз походя упрекнув
товарища в пижонстве, пересказал со слов женщины, с которой беседовал по
телефону, как выглядела ее дочь.
С каждым новым его словом Петяша все больше укреплялся в уверенности, что
- никакой тут ошибки. Даже родинка на правом плече не забыта...
И все же...
- Димыч, ты не шутишь? - в последнем приступе безумной надежды выдавил
он.
По глазам Димыча - ясно сделалось видно, что ему очень хочется треснуть
Петяшу по уху.
- Конечно, шучу, - со спокойным, размеренным раздражением ответил он.
- Весело мне, не видишь? Аж усраться можно.
Лишенный последнего намека на надежду, Петяша поник плечами.
- А дача? - вдруг спросил он. - Катя говорила, родители ее к вечеру с
дачи вернутся...
- Точно, - помолчав, ответил Димыч. - Дама эта, чтобы скорее разговор
закончить, сказала: мы, извините, - полчаса, как с электрички, помыться
хотим и отдохнуть... Ну, словом: отваливай, мол, без тебя тошно. Ладно.
Пойдем, что ли, кофе сварим наконец, а ты тем временем вспомнишь о ней
все, чего вспомнится. Особенно - что странным, удивительным в ней
показалось; любые мелочи. Я лично - еще ни разу не видел, чтобы мертвые
оживали и разгуливали по городу. Блллин... не начать бы тут бояться
темноты!
37.
Солидная доза коньяка, употребленная с кофе "вприкуску", заметно
поспособствовала тому, что Петяша начал понемногу отмякать, отогреваться
изнутри. Теперь, дабы окончательно прийти в норму, следовало хоть
ненадолго отвлечься от результатов Димычевой вылазки. А также забыть -
опять-таки, хоть на время - о том, что он, Петяша, встретится с Катей не
далее, как завтра поутру.
Поэтому Петяша решил - хоть через силу, но - чего-нибудь поесть, за едой
выслушал Димычев рассказ о безрезультатной слежке его за домом Флейшмана,
которую из-за незнакомого женского голоса, ответившего вместо Петяши по
телефону, пришлось оставить в самый интересный момент, и сам поведал
Димычу о дневном своем приключении и беседах с Тузом Колченогим.
Интерес Димыча к его рассказу оказался более чем сдержанным: вероятно, дух
из бутылки и появляющиеся из ниоткуда платиновые портсигары были слишком
уж литературны, что ли, привычны для разума и неоригинальны, чтобы вот так
запросто в них верить - пусть даже портсигар этот можно рассмотреть,
пощупать и даже отпробовать, достаточно ли качественно его содержимое.
Дослушав до конца, Димыч раздумчиво скривил физиономию, в последний раз
затянулся сигарой и с хрустом раздавил бычок в пепельнице.
- Хрен его знает, что тебе сказать. Старушки с топорами... Какой-то
Достоевский наоборот! А этот Туз Колченогий... Вообще говоря, критическая
масса, применительно к информации, -понятие, скорее, философское. А
информация, существующая без носителя, с точки зрения физики - вообще
полный бред.
- Физика, - машинально повторил Петяша. - От трения тела нагреваются,
от нагревания - расширяются... а от расширения - лопаются. При чем здесь,
вообще, физика? Портсигары с неубывающим содержимым с точки зрения этой
самой физики, скажешь, не бред? И вообще! Раз уж она, информация-то, такая
крутая - сознанием, понимаешь, обладает, свободой воли...
Димыч угрожающе хмыкнул.
- Этак мы с тобой сейчас начнем выяснять, что такое сознание.
- Зачем выяснять? Уж известно: сознание есть свойство
высокоорганизованной материи...
- А знамя есть священная воинская херугва. Тогда - что такое
"высокоорганизованная материя"?
- А высокоорганизованная материя, - Петяша нарочито самодовольно
напыжился, - есть всякая материя, наделенная сознанием. Во!
Димыч не слишком-то весело усмехнулся.
- Понятно. Но, с точки зрения современной физики, информации без носителя
не может существовать. Даже в виде абстрактного понятия. Это, скорее, - к
каким-нибудь теософам или сайентологам. Они у нас такие, они у нас понятие
абсолюта уважают...
Петяше вдруг пришла в голову совсем неплохая, ничему особенно не
противоречащая мысль.
- А может, это просто он так думает, что состоит из чистой информации,
без носителя! Может, на самом-то деле носитель у него имеется, только
он... не знает об этом. Не воспринимает своего носителя!
- Может, и так. Только все равно треп этот нас ни к чему не приведет.
Гипотез можно напридумывать, сколько угодно, а толку-то... Как тебе,
например: разум есть сложный инстинкт, еще не сформировавшийся
окончательно; не помню, кто это таким образом грамотность свою
показывал... Так вот: твой Туз Колченогий - никакая не чистая информация,
а просто существо, у которого этот сложный инстинкт сформировался-таки до
конца. Под это объяснение что угодно подгоняется, любые портсигары,
поскольку пределы возможностей разума тоже неизвестны. Как оно, красиво?
- Н-ничего, - одобрил Петяша.
- Вот именно. Только - хули, выражаясь словами известного анекдота,
толку? Все равно мы с ним мало что сможем поделать, если он почему-нибудь
вдруг умыслит взять нас за...
- Погоди! Димыч, погоди! Вот оно!
От неожиданного Петяшина вопля Димыч даже слегка подпрыгнул на табурете.
Сбиваясь и заикаясь, Петяша поведал товарищу, как сидел в одиночестве и
размышлял, каким образом может, в случае чего, противостоять сильному,
опасному и непонятному врагу. И совсем было додумался до чего-то
позитивного, но тут он, Димыч, явился и сбил, подлый, с мысли.
- А теперь - вспомнил! - торжествующе закончил Петяша. - Как ты про
инстинкт помянул, так и вспомнил! Если и остается в такой борьбе хоть
малюсенькая надежда, то - только на собственный инстинкт. Волю к жизни,
если хочешь. Ты - знаешь, как мне жить приходилось. Совсем без ничего,
без всяких точек опоры. С нуля! И - выжил. И даже - неплохо так
обустроился... А ведь сколько раз думал: все, конец, сдохну вот под
забором... Но нет; не сдох. Хотя никаких сверхгениальных штук не выдумывал
и не предпринимал. На инстинкте выезжал, выходит! И помогло! Может, и
сейчас выручит - инстинкт-то? Ведь - мощная, должно быть, штука, если
звери вообще без всякого разума, на одних инстинктах, живут и вымирать
пока не собираются!
Димыч помолчал, размышляя.
- Не шибко-то я в это верю, - заговорил он, наконец, - но... Короче
говоря, ты собираешься, за неимением других возможностей, сидеть на берегу
реки и ждать, когда мимо проплывет труп твоего врага, надеясь, что
инстинкт самосохранения автоматически в нужный момент продиктует
правильный образ действий. Верно я понял?
- Ну... В общем, да.
Отчего-то Петяше стало жаль, что он затеял этот разговор. Кто, блллин, за
язык тянул?..
- Конечно, некоторая мудрость в этом есть, - продолжал Димыч, - но в
противовес сей азиатской мудрости существует еще европейская сказка о двух
лягушках в крынке со сливками...
Тут Петяше еще пуще сделалось не по себе. Вообще, странно: отчего это
решающим аргументом нередко становится какая-нибудь хлесткая цитата или
изречение? Причем - даже не обязательно относящиеся к делу, а то и вовсе
перевранные... Или не такие же точно люди те изречения придумали?
Средневековые схоласты предпочитали полагаться на авторитет
предшественников, а сейчас вон хотя бы кришнаиты из кожи лезут, впрямую,
не стесняясь, доказывают, что по-другому, без авторитетов, вообще -
никуда...
- Что ж, давай, ежели только путь... х-мммм... недеяния тебе не
унизителен, - продолжал Димыч. - Я бы все-таки предпочел предпринять
что-нибудь разумное. А скажи, ради академического интереса, что тебе
сейчас подсказывает твой инст...
Вдруг, оборвав почти высказанный вопрос на полуслове, он замер, слегка
склонив голову в сторону двери.
Петяша тоже прислушался.
В наступившей тишине явственно слышен стал негромкий скрежет ключа в
замочной скважине.
38.
Не вставая со своего табурета, Димыч развернулся всем телом в сторону
кухонной двери, пихнул створку носком ботинка, отчего она бесшумно отошла
к стене, и характерным таким, по множеству американских фильмов известным
движением сунул правую руку за борт пиджака.
Что такое у него там? успел подумать Петяша. Неужто - пистолет? Или -
просто нервная чесотка мучает?
Входная дверь отворилась, впуская в квартиру...
... Елку.
Петяша, только теперь осознавший, что от неожиданности перестал даже
дышать, облегченно вздохнул.
- Ну, здравствуй, - сказала Елка.
Судя по тону, она, видать, решила окончательно выяснить отношения. Это
заставило Петяшу подумать, что об облегчении говорить пока рановато.
Преждевременно, дорогие товарищи...
Димыч, вероятно, почувствовал, что такое творится под черепушкою друга, и
взял инициативу в свои руки:
- Привет, Еленища! Кофе - хочешь?
Не отрывая взгляда от Петяши, Елка отрицательно помотала головой.
- Тогда вы, ребята, убирайтесь-ка беседовать в комнату. А я тут пока
поразмыслю на воле, без помех.
Секунду помедлив, Елка, видимо, согласилась, что кто-либо третий для
выяснения отношений бесполезен, да и вообще - ни в чем не виноват, и, в
знак согласия наклонив голову, пошла в комнату.
Петяша, тяжело поднявшись на ноги, потащился следом.
Пока он тихонько - издавать громкие звуки почему-то казалось неприятным
- прикрывал за собою дверь, Елка привычно стряхнула с ног туфельки,
забралась на тахту, зябко обхватила руками поджатые к подбородку колени и
повела плечами, словно пытаясь для пущего сугреву свести их вместе. Глаза
ее сделались большими-большими и заблестели так, точно на них вот-вот
навернутся слезы.
Словом, от той суровой непреклонности, с какою вошла она в квартиру, не
осталось и следа.
Петяша, привалившись спиною к двери, смотрел на нее и молчал -не знал, с
чего начать разговор.
О чем, собственно, говорить-то? Никогда прежде, даже в шутку, не поднимали
они вопросов ревности. Как-то так исторически сложилось. Если Елка, увидев
лишь, как он, Петяша, держит другую, постороннюю женщину за руку,
возмутилась и ушла, ни слова не говоря, значит, ей-то ревность была совсем
не чужда!
Э-эх, блллин, хреново-то как... что ж делать?
Расставаться с Елкой - не хотелось ужасно. А она, по всему судя, как раз
пришла сказать о том, что больше не желает его видеть, выложить на стол
ключи от его квартиры, развернуться и уйти.
Только...
Отчего же - поздно-то так? Как же она обратно поедет?
Словно почувствовав мысленный его вопрос, Елка слегка шевельнулась.
- Я - останусь у тебя, - заговорила она. - По крайней мере, до завтра.
А там, если не прогонишь...
Вот-те на!
Петяша не знал, что и отвечать. Как понимать это? Как реагировать-то, в
конце концов?!
Услышанное слишком уж соответствовало его желаниям. И именно потому -
пугало.
- Мне плевать, что там у тебя и с кем, - через прерывистый всхлип, мигом
сбросив непрошибаемое, напоказ, спокойствие, продолжала Елка. - Я люблю
тебя. Я знаю, что ты меня любишь. И решила... пусть даже надо делить тебя
с кем-то; все равно буду с тобой. Если она тебе понравилась, то, наверное,
не заслуживает неприязни...
Она снова всхлипнула и на миг спрятала лицо в ладонях. Теперь ее, по всему
