было, однако хриплый голос, без сомнения, звучал именно из нее.
Пожав плечами, он потянулся было к пробке.
- Не тр-ррожь!!! - зашлась криком бутылка. - Не трожь пробку, мудак!
Петяша испуганно отдернул руку.
- А - как?! - уже несколько раздраженно спросил он.
Дверь в кухню отворилась, из прихожей, немилосердно скрипя паркетом,
показался здоровый, пролетарского вида мужик с мятой, небритой
физиономией. Позади маячила хозяйка квартиры с полулитром "Московской" в
тонких, морщинистых лапках.
- Бей, кретин! - взвизгнула бутылка.
Не раздумывая, точно робот какой бессмысленный, Петяша перехватил бутылку
за горлышко и хрястнул ею о ребро батареи. Бутылка лопнула с оглушительным
звоном, и - не успели дрызги толстого, едко-зеленого стекла достигнуть
пола - окружающий мир разом выключился.
30.
Впрочем, ничего страшного, вопреки опасениям Петяши, не случилось.
Окружающий мир тут же включился снова, и он увидел, что сидит на лавочке
под высокими, раскидистыми тополями переулка Благоева.
По правую руку блестела на солнце стеклянная постройка почты-телеграфа. По
Олега Кошевого, не так давно переименованной во Введенскую (кого это и
куда по ней, интересно, вводили?), неторопливо прогромыхал трамвай. За
продвижением сего громогласного транспортного средства безмолвно наблюдал,
поворотившись к Петяше затылком, каменный бюст болгарского революционера
Димитра Благоева.
- Ну? Оклемался? - прохрипели слева.
Обернувшись, Петяша увидел рядом, на лавочке, такое, отчего ему жутко
захотелось отвернуться обратно.
Спаситель его оказался удивительно малорослым - метр сорок максимум -
мужичонкой, и препротивнейшего, надо заметить, образа. Длинная, лошадиная
прямо-таки, его физиономия имела какой-то странный изжелта-черный цвет,
нос был сильно приплюснут, крошечные глазки весело поблескивали, словно бы
два уголька, губы непомерно большого рта страшно отвисли, а острый
подбородок покрывала рыжая щетина - по крайней мере, недельной давности.
На голове этого столь видного представителя человечества красовалась
ярко-алая бейсбольная кепочка, а мускулистый, загорелый торс облегала
замызганная майка-безрукавка со ступенчатой надписью "VERBATIM - Нigh
Density - Double-Sided" через грудь, сопровождавшейся некоей эмблемой из
области промграфики и изображением раскинутых веером трехдюймовых
флоппи-дисков, высыпавшихся из перевернутой набок яркой коробочки. Штаны
его были столь безлики, что даже не заслуживают особого описания.
Зато - руки!..
Руки спасенного Петяшей типа - длинные, ухватистые, ороговевшие мозолями
- покрыты были невиданной многоцветной татуировкою. Просто-таки живого
места не было на них от голых и частично одетых мужчин и женщин в самых
причудливых сочетаниях, от мускулистых суперменов с мечами и
крупнокалиберными mashin-guns наперевес. Были здесь во всех подробностях
разнообразные виды игральных карт, костей и фишек для китайской игры
"маджонг"... А один рисунок, помещенный на левом плече, являл миру не что
иное, как игорную принадлежность, именуемую joy-stick, причем обнаженная
сладострастная красотка, оседлавшая оную, придавала названию
препакостнейшего свойства двусмысленность. Прямо под этой сценою
находилась каллиграфически выписанная формула "це-два аш-пять о-аш" в
затейливой виньетке.
Дополнял в высшей степени неординарный облик коротышки прислоненный к
сиденью лавочки алюминиевый костыль, покрытый облупившейся местами
грязно-коричневой нитроэмалью.
- Значит, ты у нас будешь - Петенька Луков, - говорил тем часом
костылевладелец. - А меня звать: Туз Колченогий.
С этими словами он поскреб дикую щетину на скуле.
Ладно - хоть руку не стал совать! Запашок от него...
Петяша оцепенело молчал. В голове его все прочно перепуталось еще в тот
миг, когда он впервые услышал доносившийся из ниоткуда голос. Дальнейшие
действия он совершал - даже словом "автопилот" этого не назвать! - вовсе
не имея способности их обдумывать либо даже толком констатировать. Делал,
короче сказать, что говорили. Но вот теперь никаких побуждающих к действию
команд не поступало. В голове недвижно зависла лишь одна мысль: имечко,
коим назвался сосед по лавочке, если понимать его на воровской фене, для
своего хозяина как-то уж очень обидно.
Следовало, видимо, какое-то время выждать, пока способность размышлять и
функционировать своею волей - не воротится обратно.
- Ладно, - продолжал Туз Колченогий. - Ты меня вскоре наверняка
захочешь кой-о-чем поспрошать, так - думай себе, а я пока что, с твоего
разрешения, - приведу-ка себя в божеский вид. Да и тебя - тоже не
помешает.
Прежде, чем Петяша, умевший, надо отметить, выбирать одежду, успел
оскорбиться, в облике назвавшегося Тузом Колченогим, произошли разительные
перемены.
Грязно-красная бейсбольная кепка на стриженой под машинку шишковатой
голове разом сделалась элегантной темно-серой шляпой "борсалино", а из
майки-безрукавки получился целый гардероб. На уродце-коротышке явился
темно-серый же, в цвет шляпе, костюм-тройка тончайшей английской шерсти,
белоснежная сорочка с малахитовыми неброскими запонками в манжетах и
черный шелковый галстук штучной работы, на коем мельчайшими стежками,
тусклым серебром, вышиты были те же самые сюжеты, какие совсем недавно
украшали руки и грудь. На ногах его появились черные, солидно
поблескивающие туфли с квадратными носами и солидными темно-серебряными
пряжками, а костыль стал весьма авантажной тростью черного дерева с
серебряным набалдашником. Вдобавок рядом, на скамье, совсем уж из ничего,
образовался небольшой плоский чемоданчик-notebook.
Ну, а запах хрен знает, сколько времени не мытого мяса обратился в
прохладный, солидный аромат какого-то незнакомого для Петяши одеколона.
Впервые после всех происшедших с ним странностей (которые, как вы помните,
можно было толковать и так и эдак) увидев то, что с полной
ответственностью можно было наименовать чудом, Петяша забыл и думать о
вопросах, которые намеревался задать причудливому коротышке, назвавшемуся
крайне странным, ежели понимать его на воровской фене, именем. Вместе с
тем, сделалось ему и немного завидно: облачение недавнего бомжа-оборванца,
пожалуй, подошло бы по чину любому из тех, кто нынче заправляет миром.
А тот, словно бы прочтя Петяшины мысли, издал короткий, суховатый смешок:
- Ничего, сейчас и тобой займемся! Глянь-ка...
Опустив взгляд, Петяша увидел, что и сам одет уже в точно такую же -
только шоколадно-коричневую - "тройку". На голове, судя по ощущениям,
появилась шляпа, ногам в туфлях, почти не поменявших облик, сделалось
заметно удобнее, а в боковом кармане пиджака, куда он немедленно полез за
куревом, обнаружился вместо сигаретной пачки тяжелый, монструазных
размеров серебряный портсигар с вензелем П-А-Л посреди крышки и серебряная
же зажигалка-ziррo, тоже с вензелем.
- И не серебро это вовсе, а платина, - сварливо-назидательно сказал
Колченогий. - Открой. Вон, нажми на пимпочку.
Найдя "пимпочку" и нажав ее, Петяша обнаружил, что портсигар недаром раза
в полтора превосходит габаритами все, виденные им до сих пор. Внутри
находились отличные темные гаванские сигары из не слишком больших.
Приложен к ним был и соответствующего калибра мундштук светлого янтаря,
опоясанный тремя серебристыми кольцами.
Все, как выражался кто-то из русских, начала XX века писателей, смешалось
в Петяшиной бедной голове. Потрясенный внезапностью перемены, он едва
нашел в себе силы закурить.
- Ты еще во внутреннем кармане посмотри, - посоветовал Колченогий. -
Вещь - пользительная.
Полезши за пазуху, Петяша нашел во внутреннем кармане пиджака украшенную
все тем же вензелем увесистую - неужели тоже платиновая? - фляжку,
граммов этак на двести пятьдесят емкостью. Отвинтил пробку, глотнул...
- Уххх... ты! Это - чего?
- "Курвуазье", - пояснил Колченогий. - Настоящий, столетний. Пробовал
когда?
Выпивка, блаженным теплом разлившаяся по жилам, помогла малость
упорядочить мысли, и Петяша наконец-то задал первый из множества назревших
вопросов:
- Слушай! Почему надо было от той старушки ноги делать? Вроде она ничего
такого не...
Колченогий усмехнулся.
- Нет, она как раз - "чего"! Кабы она тебе выпить в благодарность
предложила, ты бы согласился?
Петяша подумал.
- Ну... наверное, согласился бы.
- На то и был расчет. Они с наркошей из соседней квартиры, "внучком" ее
то бишь, на жизнь так зарабатывают. Выбирает она на улице, кто поприличней
выглядит, зовет как бы по хозяйству помочь... А потом - как обычно:
водочки ему с клофелинчиком, деньги с одежкой - себе, а "внучек"
помощничка - топориком по дурной башке... Пятерых уже обработали и до сих
пор не попались. Метода у них продуманная. - Тут Колченогий заметил
недоверие в Петяшином взгляде. - Не веришь, так вернись, выпей с ними...
Убедись, на здоровьичко.
Петяша задумался, подняв взгляд к небу в ажуре тополиных веток. Только
сейчас он как следует прочувствовал всю невозможность того, что случилось
с ним. Старушки, убивающие топорами зажиточных молодых людей; вещи,
возникающие из ничего; странный, жуткого облика новый знакомец...
появившийся из им, Петяшей, разбитой бутылки!
Петяша стремительно, всем телом повернулся к Колченогому.
Рядом, на скамейке, никого не было. На деревянных брусьях, покрытых
кое-где облупившейся зеленой краскою, вытертых множеством разнообразных
задниц, стоял лишь маленький пластиковый чемоданчик, называемый недавно
вошедшим в обиход словом notebook.
Димыча бы сюда... - с беспомощной тоской подумал Петяша.
31.
Но Димыч в это время пребывал совсем в другом месте и вскоре покидать это
место - пока что не собирался.
Он прочно утвердился за столиком кафе, что на Васильевском, на углу
Большого проспекта и 5-й линии, и допивал уже шестую чашку отвратительного
растворимого кофе. Неуемное любопытство, желание разъяснить природу
происходящих с товарищем странностей, заставило его сегодня с утра
позвонить на службу, предупредить, что сегодня он - хорошо, распорядок
донельзя гибок! - не появится, и отправиться наблюдать за домом, где, по
словам Бориса, обитал человек, координирующий и организующий творящиеся с
Петяшей странности. Соваться в квартиру вероятного противника он, хоть и
хотел бы, пока не решался: и боязно и непонятно пока, на какую конкретно
тему общаться с хозяином.
Собственно, и слежка-то была предпринята скорее ради самоуспокоения, в
качестве частичной уступки любопытству: видишь, мол, подлое - делаю, что
могу. Вдруг да проявится неожиданно что-нибудь интересное, хоть намек
какой, зацепочка, которая поможет понять, как действовать дальше...
Определить, то есть, направление развития...
Димыч отлично сознавал, что все это - крайне глупо, и даже не знал, что
такого сможет высмотреть и что вообще предпримет, ежели объект вдруг
высунет нос наружу, однако сидел, как приклеенный, за столиком у окна,
тянул отвратительную жидко-коричневую бурду с кисловатым
химическо-пластмассовым привкусом и, несмотря на жару, время от времени
поплотнее запахивал пиджак, под которым спрятана была наплечная кобура.
Он, в отличие от Петяши, родился и вырос в Ленинбурге, и жизнь его
развивалась до сего момента по стандартной для многих представителей его
поколения схеме. Благополучно закончив известную "тридцатку" с
математическим уклоном, он прямым ходом поступил на матмех университета и,
подобно лучшим из себе подобных, заблаговременно озаботился получением
достойной работы. Параллельно достиг он успеха и в некоторых прочих
областях деятельности - по крайней мере, выучился находить приемлемые
решения для самых разнообразных жизненных задач. Наверное, сказывался
математический, научный подход.
Петяша за все годы их знакомства заметил в нем лишь одну странность: при
всей своей физической развитости и привлекательности он никогда не
появлялся на людях с девушками. То есть, вовсе не наблюдалось никаких
признаков сколь-нибудь тесного общения Димыча с противоположным полом. Жил
