дремы и включилась в работу. Ежели Димыч счел возможным и правильным
оставить его, Петяшу, бесчувственного и беспомощного, на произвол доброй
воли и человеколюбия неизвестной девушки, то ее, пожалуй, не стоит
опасаться. К тому же, если она здесь, значит, он, Петяша, вчера против
этого не возражал.
Впрочем, Петяше и без логических выводов почему-то не хотелось подозревать
эту девушку в злоумышлениях относительно своей особы. Девушка ему
понравилась: сидит себе, читает, да - с интересом...
Только вот - неудобно-то как! - память, видимо, отказала напрочь.
Как же ее зовут?
Не обидеть бы...
- Видите ли, - осторожно начал он, - мы тут вчера... Словом... как вас
зовут?
- Катя. - Судя по тону, аберрации Петяшиной памяти девушку не смутили и
не обидели. - Мы вчера в Гостином познакомились, в кафе... ой, Дима ведь
просил вас кофе напоить!
Девушка, которую звали Катей, поднялась из-за стола и прежде, чем Петяша,
накрепко убежденный в неспособности женщин к изготовлению кофе в силу
каких-то темных особенностей их пола, успел хоть слово вякнуть, сноровисто
вытряхнула из джезвы в мусорное ведро спитый кофе, положила в нее все, что
требуется, и поставила на медленный огонь.
- Вы идите пока, умывайтесь. Я все сделаю!
Через двадцать минут Петяша, приняв душ, побрившись и облачившись во все
свежее (по магазинам вчера явно прошлись основательно: куплено было все,
что нужно, и даже немножко больше), уже завтракал чашкой замечательно -
точно так, как он любил -сваренного кофе с "Ахтамаром" вприкуску.
Есть - не хотелось.
Девушка Катя сидела напротив и, дымя сигаретой, неотрывно смотрела на
Петяшу, и это, вопреки всему жизненному опыту и складу характера, нимало
не тяготило. Катя как-то поразительно уютно вписывалась в настроение и
вообще в окружающий мир.
Гармония коего, как известно, не знает границ...
16.
Покончив с кофе, Петяша блаженно расслабился и закурил.
Удивительно, но уютная, безмятежная ясность утра нимало не замутилась от
вкусного табачного дымка; отчего-то эффект вышел прямо противоположным.
- Катя, - неловко спросил он, - а как же с вашими домашними? Дочь
пропала; ночует неизвестно где и неизвестно с кем...
- А они на даче сейчас, - с заметной радостью отвечала девушка. -
Вернутся только через месяц.
Судя по всему, ей тоже было отчего-то очень уютно вот так вот сидеть с
Петяшей, поить его кофе и, не отводя взгляда, рассматривать - словно, в
каком-то смысле, собственных рук произведение.
Ну, добре, решил Петяша.
Видимо, намедни он ничем особым себя не скомпрометировал и с грязными
приставаниями не лез...
Или - как?
Вспомнился к случаю анекдот. "Знала б, що такый, в жисть бы с тобой в лис
не поихала..."
Но тут Катя прервала неловкое, затянувшееся молчание:
- А это - вы написали?
Заглянув в рукопись, Петяша обнаружил, что читала гостья его "Долгую,
нудную сказку", найденную, вероятно, в комнате, на столе.
- Я. Написал...
- Я помню; Дима вчера про какое-то издательство говорил... Значит, вы -
писатель? Настоящий?
Петяша призадумался. В другой ситуации он истолковал бы вопрос не иначе,
как издевательство, однако тут он был задан слишком уж почтительно и
простодушно, и все это было, скорее, даже приятно.
- А черт его знает, - отвечал он наконец. - Смотря кого считать
настоящим писателем.
Катя замолчала и опустила взгляд к странице рукописи. Петяша же, вовсю
вкушая давно позабытый, небывалый уют, принялся с интересом наблюдать за
ней.
Девушка была красива. Просто поразительно красива.
Однако ее манера держаться настолько уж не совпадала с обликом, что это
помимо воли настораживало.
Вообще-то к молодым девушкам с подобной внешностью Петяша -именно из-за
бойкого их поведения и эгоцентрического образа мыслей - всегда относился
с недоверием. Несколько раз, в ранней молодости, ожегшись на общении с
подобными, он - как-то само собою так вышло - стал относиться к ним,
точно к деталям, служащим исключительно украшению пейзажа, не более. Зато
в других, гораздо менее броских, умел порой находить такое, о чем они сами
и не подозревали...
Как правило, все это весьма льстило вторым и - порою - до глубины души
оскорбляло первых.
И вот теперь перед ним сидела девушка, сумевшая каким-то образом прошибить
плотную, тяжелую завесь привычного, годами устоявшегося стереотипа, и было
это едва ли менее невероятным, чем все события последних дней.
По крайней мере, так Петяше сейчас казалось.
И потому, ни о чем не задумываясь и не зная, зачем и что последует дальше,
Петяша накрыл ее руку, лежавшую на столе подле рукописи, ладонью и крепко
сжал.
Катя и не шевельнулась. Только рука ее, слегка повернувшись ладонью
кверху, с неожиданной силой сжала в ответ Петяшину кисть.
А что Петяша?
Петяша замер от наступившего внезапно ощущения, что все, наконец, идет,
как надо, без сбоев и обломов, и уют ничем не нарушен. Захотелось сделать
Кате что-нибудь невыразимо приятное; она словно бы сделалась одновременно
и младшей сестренкой, и лучшей подругой, и вместе - любимой женщиной.
Катя между тем подняла взгляд от рукописи...
И во всем этом было что-то смутно знакомое, но Петяша не успел
разобраться, что именно.
Дверь кухни со скрипом, заставившим вздрогнуть, отворилась.
На пороге стояла Елка.
17.
И сам Петяша, сидевший к двери боком, отчего пришлось неудобно повернуть
голову, и Катя, все еще неотрывно смотрящая на него, были ввергнуты
неожиданным появлением Елки в полный ступор. Именно от неожиданности этой
- Петяше было особенно не по себе, хотя он-то, в отличие от Кати, знал,
что Елка имеет собственный ключ от входной двери.
Елка же - просто стояла в дверях, нехорошо глядя на Петяшу. Петяша также,
не моргая, глядел в ее глаза.
Eyes of gray... a sodden quay... - вспомнилось отчего-то.
При этом - первом - проблеске мысли Елка, точно услышав мысленную
реплику Петяши, круто развернулась и вышла.
В прихожей слышно хлопнула дверь.
Ё-о-об твою мать... - протяжно, тоскливо и досадливо подумалось Петяше.
Как же так?
Он ведь вовсе не имел в виду - оставлять Елку и вообще причинять ей
боль...
Он относился к ней ровно так же, как и прежде!
Почему ж?..
- А кто это была? - тихонько, потерянно как-то, спросила Катя. Петяша
задумался.
И вправду, как тут отвечать? Поневоле задумаешься, если только хочешь,
чтобы ответ твой - поняли, как надо.
Елка была для него...
Все дело в том, что отношения с девушками смолоду складывались у Петяши
сложно. Удивительно, но - факт. Поначалу он девушкам нравился, однако
рано или поздно это в более или менее острой форме сходило на нет. Общение
с ними, как на грех, полностью исключало процесс размышления и познания, о
котором уже сказано было выше. Не говоря уж о том, что - сильно
замедляло, усложняло занятия литературой.
Этого вот "или - или" не избежать было никак. А девушки, чувствуя тем
самым органом, что зовется в народе женской интуицией, такого более чем
странного соперника, ревновали к размышлению дико, хотя и неосознанно, и,
в конце концов, уживались с Петяшей ненадолго.
Более всех, как водится, страдал от всего этого сам Петяша, хотя кое-кто с
этим утверждением, пожалуй, не согласится наотрез. Девушки словно бы
отнимали, отказывали ему в чем-то уж очень важном. на них приходилось
сосредоточиваться полностью, отдавать им все силы и время, а нить
размышлений, такая тонкая, еле ощутимая, при этом неизбежно терялась.
Никаким пером, никакой кистью шириною хоть в задницу орангутана, не
описать, сколь неприятна такая потеря! Даже самое слово "неприятна" -
лишь весьма и весьма приблизительно отражает суть дела, однако полностью
подходящего по смыслу прилагательного не сыщется, наверное, ни в одном
языке мира.
Самым же поганым было то, что любой из двух вариантов развития событий
гарантировал неизбежную утрату.
Пожалуй, менее цельной натуры человек - непременно повредился бы в уме
либо впал в крайность, раз навсегда отказавшись от одного из двух
взаимоисключающих предметов. Однако ж самодостаточность и цельность
Петяшина характера сравнимы были с самодостаточностью и цельностью
железобетонной плиты. Правда, от этого было не намного легче: противоречие
раздирало постоянно, но никак не могло разодрать окончательно.
Самая мучительная из пыток, как известно, та, которая дольше длится. Вот,
кажется, после многочасовых мук дошел уже человек до точки, потерял
сознание и не чувствует боли, однако опытный палач отливает его водой,
дает нюхнуть нашатыря, приводит в чувство, заботливо смазывает ссадины
перекисью водорода - и расчетливо, не слишком прессингуя, скрупулезно
отмеренными дозами продолжает процедуру...
А Елка, симпатичная, невысокая блондинка с глубокими серыми глазами,
приятным голосом и не такой уж посредственной фигурой, не в пример всем
прочим, отлично уживалась с Петяшей вот уже два с лишком года. Она училась
на филфаке Ленинбургского госуниверситета, была очень даже неглупа
по-житейски, однако ее не отпугивало ни катастрофическое материальное
положение Петяши, ни приступы размышления, весьма схожие по внешним
проявлениям с многодневным тихим запоем, ни неудачный, по молодости лет,
брак в его прошлом, ни даже отсутствие сколь-нибудь определенных
перспектив в его будущем.
Безропотно, опять-таки в отличие от многих ее предшественниц, терпела она
и Петяшины сентенции о том, что женщины вообще неспособны к творчеству,
или насчет того, что из филологов - за незнанием ими ничего, кроме
собственно филологии - никогда еще не получались пристойные писатели.
Петяша же с бесстрастным благодушием статуэтки Будды Шакьямуни относился к
безуспешным попыткам ухаживания за Елкой со стороны ее эстетов-соученичков
(среди коих она считалась невестой из "очень приличных") и безрезультатным
попрекам ее родителей, которые выбора дочери отнюдь не одобряли.
Таким образом, они были вместе и - счастливы...
- Мне - лучше уйти, да? - все так же потерянно спросила, не дождавшись
ответа, Катя.
- Нет. Ты уж лучше останься.
С этими словами Петяша, переборов неприятную, сосущую тоску под ложечкой,
еще сильнее, ласковее сжал пальцами ее ладонь.
18.
С этого момента жизнь покатилась прямиком в светлое будущее, - так
катится по пляжу в море невзначай выпущенный из рук яркий, веселый мяч.
Желания и настроения Кати всякий раз неожиданно точно совпадали с
настроениями и желаниями Петяши, и это было прекрасно, и гармония мира не
знала границ.
Задумываться о прошедшем либо грядущем - было некогда.
Ночами они любили друг друга, пока не одолевал сон, а, проснувшись, шли
гулять, однако дольше получаса на улице не выдерживали - спешили обратно,
чтобы заняться любовью снова.
Вдобавок Катя на удивление здорово готовила.
Так, словно бы в ленивой, недлинные сновидения порождающей дреме, прошло
что-то около недели. За это время Петяша полностью утратил ощущение грани
между реальностью и иллюзией. Да как же было не утратить, если реальный
окружающий мир, можно сказать, самоустранился, оставив в покое маленький
мирок Петяшиной квартиры. В нем, в прочем мире, просто не было надобности.
Он ненавязчиво, ничем не напоминая о себе, снабжал квартиру
электричеством, газом и водою обеих температур; холодильник был полон
продуктов; любых же других проявлений внешнего мира Петяше с Катей не
требовалось.
Огромный, ласковый мир - словно бы понимал это.
Никто за весь истекший период не пытался посягать на внимание их и
общество, не скребся в дверь и не обрывал невесть с чего заработавший
телефон. И на данном конкретном, вот только что, сию минуту наступившем
моменте вовсе не стоило бы останавливаться, если бы не иссякли холодильные
запасы. Таким вот характерным интеллигентным покашливанием внешний мир,
словно давно забытый в углу стола гость, счел, наконец, возможным
напомнить о своем существовании.
Судя по интенсивности ощущений в желудке, последнее подъели давненько. За
