московская интеллигенция. Не знаю, почему не бываете вы. От кого зависят
эти списки, в которых вас пока нет? Приходят ведь десятки и художников, и
композиторов, и артистов. Хотите, я сделаю так, чтобы и вы получали
пригласительные билеты на такие приемы?
-- Я, право... Удобно ли?
-- Это будет лишь исправлением несправедливости, -- поставил точку
Кирилл.
Пожалуй, не было большого преувеличения с моей стороны, когда я
говорил, что Буренины мне, главным образом, рассказывали то, что уже жило
во мне где-то в душе и сердце, а теперь начало раскрываться бурно, подобно
взрыву. Но была одна переходная ступень, через которую мне самому, пожалуй,
никогда бы не перешагнуть, если бы меня не перевели через нее за руку, а
может быть, не будет слишком сильно сказать, не перетащили за шиворот. Я
мог быть приготовлен внутренне к той простой и вообще-то очевидной истине,
если человек не слеп и не туп, что Россия была великим просвещенным
государством, а вовсе не омутом темноты и невежества. Легко сообразить в
конце концов, что невежественный, темный народ не мог бы породить ни
великой архитектуры (Кижи, Суздаль, Киев, Ростов, Владимир, Москва,
Петербург, десятки тысяч великолепных домов и храмов в бесчисленных городах
и селах), ни замечательных песен, ни гениальной живописи (Рублев, Дионисий,
Ушаков, Палех, Мстера, тысячи безымянных иконописцев), ни могучего языка,
ни славных умов, ни грандиозных талантов в науке и во всех видах искусства.
Это все настолько очевидно, что нужен, вот именно, один толчок, одно
движение благотворного скальпеля, чтобы пелена упала с глаз и человек начал
видеть.
Но, сказав "а", надо было говорить и "б". И вот к этому "б" я оказался
настолько неподготовленным, что Кириллу и Лизе пришлось основательно
потрудиться, прежде чем я поднялся на вторую ступень. Участок мозга, к
которому обращались в данном случае мои учителя, оказался настолько
анестезированным, замороженным, выведенным из строя (но, значит, все-таки
не ампутированным), что я сам еще месяц назад рассмеялся бы, если бы
вообразил себе разговор на эту тему. Назову ее сразу и вызову у читателя
тот же самый смех, которым смеялся бы я месяц назад, потому что не в
индивидуальном же порядке мне замораживали упомянутый участок мозга.
Замораживали его в массовом порядке, сразу у всех, путем коллективного
внушения, через газеты, журналы, радио, плакаты, карикатуры, школьные
уроки, собрания, митинги, кинофильмы, спектакли, романы, выборочные, но тем
не менее массовые репрессии, аресты, концентрационные лагеря, через
дозировку общественного кислорода, при котором мозг лишь тлел, а не пылал
бы сипим живым огоньком, наблюдая, сопоставляя, делая выводы.
Итак, назову эту вторую ступень -- монархия. Преимущество
монархического образа правления. Возрождение монархии как единственный путь
возрождения России.
Да, еще месяц назад я смеялся бы так же, как смеетесь и вы теперь,
читая эти строки, которые вам кажутся бредовыми. В самом деле --
строительство коммунизма, социализм, КПСС, СССР и вдруг -- монархия! У
американцев есть поговорка: "Для того чтобы дать машине задний ход, ее надо
хоть на мгновение остановить". Видимо, первая ступень (то, что я называю
первой ступенью), все наши разговоры о России как великом и просвещенном
государстве и были той остановкой, после которой можно было моим
политическим убеждениям, рвущимся в сияющие дали коммунизма, дать обратное
направление. У вас такой остановки не было, поэтому вы смеетесь. Но меня
уже не смущает этот смех.
Надо сказать, что готовили меня постепенно. Частые употребления в
разговоре почтительного слова "государь" вместо разных там "Николаев
Палкиных" и "Николаев Кровавых", пролистывания книг с прекрасными
портретами царей, цариц, царевичей, царевен, великих князей, мелкие
исторические анекдоты...
-- В Париже поставили водевиль с намеком на Николая Первого. Что же он
сделал? Он вызвал французского посла в Петербурге и сказал: "Я не могу
распоряжаться репертуарами ваших театров, но я могу прислать миллион
зрителей в шинелях, и они водевиль освищут". Какое достоинство, какое
сознание своей мощи! Великое государство. А то недавно хунвейбины оплевали
и исцарапали нашего посла в Китае, и мы проглотили эту пилюлю словно
конфетку.
-- Валентин Серов писал портрет Николая Второго. Было много сеансов.
Друзья подговорили художника, чтобы он попросил денег на новый журнал. Во
время очередного сеанса Серов издалека завел разговор.
-- Ваше величество, вот я, например, ничего не понимаю в финансах...
-- Представьте себе, я тоже! -- простодушно ответил царь.
Сеанс продолжался. После некоторого молчания государь спросил:
-- А собственно, о какой сумме идет речь?
-- Сорок тысяч на новый художественный журнал...
Внушили нам, что как царь, как король, так и вампир, тупица,
бездельник, А они были просвещенные люди, их же готовили для управления
государством с пеленок, с младенчества.
Людовика XVI ведут на эшафот из темницы. Он спрашивает у палача, у
первого человека, к которому он мог обратиться:
-- Братец, скажи, что слышно об экспедиции Лаперуза? Ведь никто в этот
день на площади не думал о какой-то там исследовательской экспедиции. Уж не
Марата ли, не Робеспьера ли, этих подонков и кровопийц, интересовала она?
Александр Второй, один из лучших государей, воспитывался Жуковским.
Освободил Болгарию от турецкого ига, освободил крестьян от крепостной
зависимости, закончил Кавказскую войну, множество прогрессивных реформ. И
вдруг одно за другим покушения. Почему? Потому что чем лучше государь, тем
для него хуже. И чем хуже, тем лучше. И вот бомбой ему оторвало ноги. Он
повернулся к убийце и спросил с искренним недоумением:
-- За что же ты меня, братец? (10)
-- Но Николай Первый расстрелял декабристов, а Николай Второй --
манифестацию перед Зимним дворцом. Кровавое воскресенье.
-- Расстрел 9 января был произведен без ведома государя. Он находился
в Царском Селе. В Зимнем была лишь царица, это во-первых. Во-вторых, там
было не все так просто, как нам теперь преподносят. В огромной толпе
народа, шедшего с хоругвями, находились экстремисты, которые надеялись
таким образом ворваться в Зимний дворец. Да и намерения самой толпы были не
ясны. Представьте себя на месте находящихся во дворце. Прет многотысячная
толпа. Если бы теперь поперла на Кремль, думаете, не появилась бы милиция,
оцепление, заслоны, войска? Не примчалась бы тотчас Кантемировская дивизия?
Так и вышло. Перед Зимним выстроились войска. А провокаторы из толпы и с
деревьев начали стрелять. В этой обстановке генерал Ресин принял решение
открыть огонь. Что касается декабристов... Как думаешь, как реагировали бы
Ленин, Сталин, Хрущев, если бы офицеры устроили заговор с целью их
свержения, уничтожения и вывели бы на Красную площадь пару полков?
О, тут я хорошо знал, какая была бы реакция, Я ведь четыре года служил
сначала рядовым солдатом, а потом сержантом, командиром отделения именно на
охране Кремля. В Полку специального назначения. Каждый раз перед парадом и
демонстрацией всю ночь нас тренировали, как быстрее выбегать из-за
Мавзолея, из-за гостевых трибун и перед Мавзолеем изготавливаться к огню.
Первая цепь готовится к огню лежа, а вторая за ней -- с колена, третья --
стоя. Все с автоматами. Спрашивается: против кого нас изготавливали к
стрельбе?
-- Конечно, Николай I должен был защищать себя и свои права. А как же
иначе? Он был твердого и властного характера. Он сказал: "Сегодня я или
император или никто". Приказал выкатить пушки и очистил Сенатскую площадь.
Зачинщиков судили. Как их судили бы в любом государстве и в любое время.
Пятерых повесили, сто двадцать одного сослали в Сибирь. Как вы думаете, при
Дзержинском или при Сталине сколько заговорщиков оставили бы в живых? А
Николай II был добрый, религиозный человек, интеллигент. Ему не хватало
властности. Твердой руки. Твердой рукой был Столыпин, но его, как мы знаем,
убили. Подумайте только, государь был главнокомандующим всей русской армии.
И вот он, главнокомандующий, в разгар победоносной войны отрекается от
престола. Что стоило ему взять несколько полков и прийти в Петроград. Ему,
видите ли, не хотелось, чтобы из-за него русские стреляли в русских. Не
хотелось гражданской войны. Если бы он знал, сколько из-за его отречения
потом русских перережут русские...
От всех этих частностей разговор неминуемо должен был перейти к самой
проблеме, к самой идее монархии как к способу государственного устройства.
Кирилл начал мне подсовывать одну за другой книги, раскрывая их на нужных
страницах, чтобы я все это прочитывал, проглатывал и усваивал. Но я
остановил эту его просветительскую деятельность.
-- Не надо цитат. Я знаю, что Пушкин был убежденным и искренним
монархистом. Это легко установить, заглянув в любое собрание его сочинений.
Я знаю, что он без сочувствия относился к демократии американского образца.
-- Да, да! Вот как о взглядах Пушкина пишет Гоголь. Лисенок, Гоголя,
шестой том! "Как умно определял Пушкин значение полномощного монарха! И как
он вообще был умен во всем, что ни говорил в последнее время своей жизни!
"Зачем нужно, -- говорил он, -- чтобы один из нас стал выше всех и даже
выше самого закона? Затем, что закон -- дерево; в законе слышит человек
что-то жестокое и небратское. С одним буквальным исполнением закона
недалеко уйдешь; нарушить же или не исполнить его никто из нас не должен.
Для этого-то и нужна высшая милость, умягчающая закон, которая может
явиться людям только в одной полномощной власти. Государство без
полномощного монарха -- автомат. Много-много, если оно достигнет того, чего
достигли Соединенные Штаты. А что такое Соединенный Штаты? Мертвечина.
Человек у них выветрился до того, что выеденного яйца не стоит..." Как
метко выражался Пушкин!"
-- Прекрасная цитата. Но хватит цитат. Я не мальчик. Я понимаю, что не
мы первые задумались о лучшем образе государственного правления и, в
частности, о монархии. Я понимаю также, что думали о ней не дураки и что
если они думали, то и написали об этом разные умные слова. Кроме того,
где-то я читал, что в любой стране можно насобирать достаточное количество
фактов, чтобы оправдать одновременно и самую абсолютную монархию и самую
разнузданную демократию. Зачем мне эти книги с выдержками? Мы думающие
люди, давайте и рассуждать сами.
-- Давайте. Только чур не толочь воду в ступе. Согласившись с одним
положением, идем дальше. Выдвигаю первое положение. Коль скоро существует
государство, им кто-нибудь должен управлять. Один человек, пятеро, триста
человек, но кто-то управлять должен. Согласны?
-- Да, против этого возразить трудно. Даже у зверей, у птиц, если
стадо или стая, все равно должен быть вожак. И в первобытные времена --
вождь, старейшина. Да, конечно, государством управлять нужно.
-- Согласились и пошли дальше. Что лучше -- когда во главе государства
стоит один человек или когда им управляют несколько?
-- Может быть, несколько... Посоветоваться, подумать. -- Как известно,
Дума, чтобы подумать, была даже у Ивана Грозного. Боярская Дума. И у
русских царей был огромный государственный совет (смотрите хотя бы картину
Репина), а также у них были министры, военачальники, приближенные люди, с
кем они могли всегда посоветоваться. То, что несколько человек не годятся
для управления государством, очевидно хотя бы из того факта, что во главе
всех государств земного шара все равно один человек стоит во главе. В одних
странах он называется президентом, в других -- премьер-министром, кое-где
-- королем. Даже если какая-нибудь хунта полковничья, все равно один
полковник обязательно главнее других. В нашей прессе его именуют обычно
главарем хунты.
Даже в социалистических государствах, как там ни кричи о
коллективности и демократии, все равно: Ленин, Сталин, Маленков, Хрущев.
Или там Червенков, Тодор Живков, Гомулка, Герек, Хо Ши Мин, Готвальд,
