видим ярмарки два раза в год; в городах Восточной России видим торги по
воскресеньям.
Относительно монеты должно заметить, что в первой половине XIV века
счет гривнами заменяется счетом рублями, причем не трудно усмотреть, что
старая гривна серебра и новый рубль одно и то же; слово куны в значении
денег вообще начинает сменяться теперь употребительным татарским словом
деньги. Так как от описываемого времени дошли до нас прямые известия о
кожаных деньгах, то мы обязаны здесь подробнее рассмотреть этот давний,
важный и запутанный вопрос в нашей исторической литературе. Здесь должно
отличать два вопроса: вопрос о мехах, обращавшихся вместо денег и имею-
щих ценность сами по себе, и вопрос собственно о кожаных деньгах, о час-
тицах шкуры известного животного, не имеющих никакой ценности сами по
себе и обращающихся в виде денег условно. Относительно обоих вопросов мы
встречаем у исследователей крайние мнения: одни не хотят допускать в
древней России металлической монеты и заставляют ограничиваться одними
мехами, другие, наоборот, подле металлической монеты не допускают вовсе
мехов. Против первого мнения мы уже указали неопровержимые свидетельства
источников, против второго существуют свидетельства также неопровержи-
мые, например в уставной грамоте князя Ростислава смоленского: "А се по-
городие от Мьстиславля 6 гривен урока, а почестья гривна и три лисицы: а
се от Крупля гривна урока, а пять ногат за лисицу". Или: "Се заложил
Власей св. Николе полсела в 10 рублех да в трех сорокех белки". Здесь мы
ясно видим, что подле, вместе с гривнами и рублями принимались в уплату
меха, и это самое показывает, что, без всякого сомнения, было время,
когда употребление мехов для уплат всякого рода, употребление их вместо
денег было господствующим; смоленский князь или его пошлинник вместе с
рублем брал три лисицы; частное лицо, какой-то Власий, вместе с 10 руб-
лями занял и три сорока белки и обязался уплатить то же самое; так же
точно первые князья брали дань с подчиненных племен одними черными куни-
цами и белками, потому что серебра этим племенам было взять негде; так
точно в это время и частные люди совершали свои уплаты одними мехами.
Явилась металлическая монета, но она не вытеснила еще мехов; выражение:
"А пять ногат за лисицу" - показывает нам переход от уплаты мехами к уп-
лате деньгами. Если и князья и простые люди принимали в уплату меха
вместо денег, то нет нам нужды рассуждать о том, что ценность пушного
товара не могла оставаться всегда одинаковою по различию лиц, имеющих
или не имеющих в нем нужду, по различию мест, более или менее богатых
этим товаром, что шкуры зверей - товар, подверженный порче, что он теря-
ет достоинство даже от частого перехода из рук в руки: ни пошлинник смо-
ленского князя не взял бы в казну трех истертых лисьих мехов, ни упомя-
нутый Власий не занял бы трех сороков истертых белок, и ясно также, что
если в Смоленской области лисица стоила пять ногат, то в Черниговской
могла стоить больше или меньше. Труднее объяснение другого явления,
именно собственных кожаных денег, имеющих условную ценность; но в исто-
рии много таких явлений, которых мы объяснить теперь не можем и которых
однако, отвергать не имеем права, если об них существуют ясные, не под-
лежащие сомнению известия. Но таковы именно свидетельства современников
и очевидцев - Рубруквиса и Гильберта де Ланноа; названия единиц нашей
древней монетной системы могли, положим, ввести в заблуждение Герберш-
тейна, за сто лет до которого, по его собственному свидетельству, перес-
тали уже употреблять вместо денег мордки и ушки белок и других зверей;
но как же отвергать свидетельства Рубруквиса и Ланноа - очевидцев? Один
старый исследователь, отвергавший кожаные деньги, смеялся над свиде-
тельством, что в Ливонии ходили беличьи ушки с серебряными гвоздиками и
назывались ногатами; другой, позднейший исследователь находит это извес-
тие замечательным: но его мнению, оно может указывать на обычай наших
предков мелкую серебряную монету для сохранности укреплять в лоскутки
звериных шкур, откуда легко могло образоваться у иностранцев мнение, что
в России ходили беличьи и куньи мордки или ушки, части шкуры, негодные
для меха, но надежные для хранения монет. Исследователи могут успоко-
иться насчет кожаных лоскутков с гвоздиками, ибо такова была именно фор-
ма древнейших ассигнаций в Европе: к 1241 году император Фридрих II пус-
тил в обращение кожаные деньги в Италии; они состояли из кожаного лоску-
та, на одной стороне которого находился небольшой серебряный гвоздик, а
на другой - изображение государя; каждый лоскут имел ценность золотого
августала. Знаем, что такого же рода монеты ходили во Франции в XIV ве-
ке. Неужели же мы должны предположить, что Ланноа в Новгороде, Рубруквис
в степях приволжских, итальянские, французские историки на западе Европы
- все согласились выдумать кожаные деньги и дать им обращение - в своих
известиях только! Наконец, знаем, что у татар в описываемое время были
бумажные и кожаные деньги по образцу китайскому.
О переменах монеты в Новгороде встречаем следующие известия: под 1410
годом летописец говорит, что новгородцы начали употреблять во внутренней
торговле лобки и гроши литовские и артуги немецкие, а куны отложили; под
1420 годом говорится, что новгородцы стали торговать деньгами серебряны-
ми, артуги же, которыми торговали 9 лет, продали немцам. Псковский лето-
писец в соответствие новгородскому известию под 1410 говорит под 1409,
что во Пскове отложили куны и стали торговать пенязями, а под 1422 годом
говорит, что псковичи стали торговать чистым серебром; новгородский же
летописец говорит, что в это время во Пскове деньги сковали и начали
торговать деньгами во всей Русской земле. Но эти перемены не могли обой-
тись без смут в Новгороде: под 1447 годом летописец рассказывает, что
начали новгородцы хулить деньги серебряные, встали мятежи и ссоры
большие: между прочим, посадник Сокира, или Секира, напоивши ливца и
весца серебряного, Федора Жеребца, вывел его на вече и стал допыты-
ваться, на кого он лил рубли. Жеребец оговорил 18 человек, и, по его ре-
чам, народ скинул с моста некоторых из оговоренных, у других домы разг-
рабили и даже вытащили имение их из церквей, чего прежде не бывало, за-
мечает летописец. Несправедливые бояре научали того же Федора говорить
на многих людей, грозя ему смертию; но когда Жеребец протрезвился, то
стал говорить: "Я лил на всех, на всю землю и весил с своею братьею, с
ливцами". Тогда весь город был в большой печали, одни только голодники,
ябедники и посульники радовались; Жеребца казнили смертию, имение его
вынули из церкви и разграбили. Чтоб помочь злу, посадник, тысяцкий и
весь Новгород установили пять денежников и начали переливать старые
деньги, а новые ковать в ту же меру, платя за работу от гривны по полу-
деньге; и была христианам скорбь великая и убыток в городе и по волос-
тям. Главные торговые города древней Руси - Новгород, Киев, Смоленск,
Полоцк - обязаны были своею торговлею и своим богатством природному по-
ложению, удобству водных путей сообщения. В описываемое время города Се-
веро-Восточной Руси, Москва, Нижний, Вологда, были обязаны своим относи-
тельным процветанием тому же самому. И долго после сухим путем по России
можно было только ездить зимою; летом же оставался один водный путь, ко-
торый потому имеет такое важное значение в нашей истории; мороз и снега
зимою и реки летом нельзя не включить в число важнейших деятелей в исто-
рии русской цивилизации. Князья ездили в Орду водою; так, известно, что
сын Димитрия Донского Василий отправился к Тохтамышу в судах из Владими-
ра Клязьмою в Оку, а из Оки вниз по Волге; Юрий Данилович московский по-
ехал в последний раз в Орду из Заволочья по Каме и Волге. Из Москвы в
города приокские и приволжские отправлялись водою; так, отправился из
Москвы в Муром на судах нареченный митрополит Иона для переговоров с
князьями Ряполовскими насчет детей великого князя Василия Темного. Епи-
фаний в житии св. Стефана Пермского говорит: "Всякому, хотящему шество-
вати в Пермскую землю, удобствен путь есть от града Уствыма рекою Вычег-
дою вверх, дондеже внидет в самую Пермь".
При удобстве путей сообщения водою летом и санным путем зимою пере-
численные прежде благоприятные обстоятельства для торговли имели силу и
теперь. Касательно же препятствий для торговли мы прежде всего должны
упомянуть, разумеется, о татарских опустошениях, после которых Киев,
например, не мог уже более оправиться. Но здесь мы опять должны заме-
тить, что Киев упал не вследствие одного татарского разгрома, упадок его
начался гораздо прежде татар: вследствие отлива жизненных сил, с одной
стороны, на северо-восток, с другой - на запад. Других главных рынков -
Новгорода, Пскова, Смоленска, Полоцка - не коснулись татарские опустоше-
ния. После утверждения татарского господства ханы и баскаки их для
собственной выгоды должны были благоприятствовать торговле русской; в
Орде можно было все купить, и у новгородцев была ханская грамота, обес-
печивавшая их торговлю, притом же по прошествии первого двадцатипятиле-
тия тяжесть ига начинает уменьшаться, и после видим значительное разви-
тие восточной торговли и волжского судоходства; даже с достоверностию
можно положить, что утверждение татарского владычества в Средней Азии,
также в низовьях Волги и Дона и вступление России в число зависящих от
Орды владений очень много способствовало развитию восточной торговли;
время от Калиты до Димитрия Донского должно считать самым благоприятным
для восточной торговли, ибо непосредственной тяжести ига более не
чувствовалось, и между тем татары, успокоиваемые покорностию князей, их
данью и дарами, не пустошили русских владений, не загораживали путей.
После попыток порвать татарскую зависимость, после Куликовской битвы или
несколько ранее, обстоятельства становятся не так благоприятны для вос-
точной торговли: опять начинаются опустошительные нашествия, от которых
особенно страдают области Рязанская и Нижегородская, Нижегородская -
преимущественно жившая восточною, волжскою торговлею; теперь ханы, воо-
ружаясь против России, прежде всего бросаются на русских купцов, которых
только могут достать своею рукою. Под 1371 годом встречаем любопытное
известие, из которого, с одной стороны, можно видеть богатство купцов
нижегородских, а с другой стороны, гибельное влияние татарских опустоше-
ний на пограничные русские области: был, говорится, в Нижнем гость Тарас
Петров, первый богач во всем городе; откупил он полону множество всяких
чинов людей своею казною, и купил он себе вотчину у князя, шесть сел за
Кудьмою-рекою, а как запустел от татар этот уезд, тогда и гость переехал
из Нижнего в Москву. Но не всегда же Россия после Мамая находилась в
неприязненных отношениях к Орде, и давно протоптанный путь не мог быть
вдруг покинут.
В договоре Димитрия Донского с Олгердом видим условие о взаимной сво-
бодной торговле; но этим договором не кончилась борьба между Москвою и
Литвою, не могла не страдать от нее и торговля. Впрочем, открытая вражда
между московскими и литовскими князьями не была постоянною, притом же во
время ссор с Москвою Литва находилась в мире с Рязанью, Тверью, Новгоро-
дом и Псковом. Псков часто враждовал с немцами, и несмотря на то, тор-
говля заграничная делала его одним из самых богатых и значительных горо-
дов русских - знак, что частая вражда с немцами не могла много вредить
этой торговле. И Новгород не всегда был в мире с немцами: мы видели, что
с 1383 до 1391 года не было между ними крепкого мира, и когда в послед-
нем году мир был заключен, то немецкие послы приехали в Новгород, товары
