постоянно одною монастырскою пищею.
Для содержания своего монастыри уже в то время имели недвижимые иму-
щества, так, например, князь Ярополк Изяславич дал Киево-Печерскому мо-
настырю три волости; дочь его дала пять сел и с челядью; Ефрем епископ
суздальский дал тому же монастырю двор в Суздале с церковию св. Димитрия
и с селами. До нас дошла в подлиннике грамота великого князя Мстислава
Владимировича (1128-1132 г.) новгородскому Юрьеву монастырю на волость с
данями, вирами и продажами и на некоторую часть княжеских доходов. От
конца XII века дошла до нас подлинная вкладная грамота преподобного Вар-
лаама Хутынскому монастырю на земли, рыбные и птичьи ловли. Должно ду-
мать, что всякий постригавшийся, если имел состояние, приносил какой-ни-
будь вклад в монастырь движимым или недвижимым имуществом, кроме того и
другие набожные люди давали в монастыри деньги и разные другие ценные
вещи; раздавать милостыню по монастырям было в обычае у князей: Глеб
Всеславич полоцкий дал Киево-Печерскому монастырю 600 гривен серебра и
50 золота, по его смерти жена его дала 100 гривен серебра и 50 золота.
Монахи в монастырях удерживали при себе имущество, от чего были монахи
богатые и бедные: так, например, в Патерике рассказывается, что, когда
умер один инок, по имени Афанасий, то никто из братии не хотел похоро-
нить его, потому что он был беден; также читаем, что инок Федор вступил
в монастырь, раздавши все свое имение нищим, но потом стал жалеть о роз-
данном; тогда другой инок, Василий, сказал ему: "Если ты хочешь иметь,
то возьми все, что у меня есть". Третий инок, Арефа, имел много бо-
гатства в своей келии, и никогда ничего не подавал нищим.
Относительно управления встречаем известия об игуменах (архимандри-
тах), экономах и келарях. Избрание игуменов зависело от братии, причем
иногда происходили восстания и насильственные смены игуменов. Иногда мо-
нахи выбирали себе в игумены из белого духовенства; под 1112 годом чита-
ем в летописи: "Братия Киево-Печерского монастыря, оставшись без игуме-
на, собрались и нарекли себе игуменом Прохора священника (попина);
объявили об этом митрополиту и князю Святополку, и князь с радостию ве-
лел митрополиту поставить Прохора". Под 1182 годом встречаем следующий
рассказ: "Умер блаженный архимандрит, игумен печерский Поликарп, и был
по смерти его мятеж в монастыре: никак не могли избрать себе игумена, и
братия очень тужила, потому что такому сильному дому не подобало и одно-
го часу быть без пастуха. Во вторник ударили братья в било, сошлись в
церковь, начали молиться св. богородице - и чудо! в один голос сказали
все: "Пошлем к попу Василию на Щековицу, чтоб был игуменом и управителем
стаду черноризцев Печерского монастыря". Пришли к Василию, поклонились и
сказали ему: "Мы все братья и черноризцы кланяемся тебе и хотим иметь
тебя отцем игуменом". Поп Василий изумился, поклонился им и сказал: "От-
цы и братия! мысль о пострижении была у меня; но с какой же стати вы
придумали выбрать меня себе в игумены?" Много спорил он с ними, наконец
согласился, и монахи повели его в монастырь". Касательно отношения Кие-
во-Печерского монастыря к великому князю киевскому замечательны слова
св. Феодосия, сказанные им пред кончиною князю Святославу: "Се отхожю
света сего, и се предаю ти монастырь на соблюдение, еда будет что смя-
тенье в нем; и се поручаю игуменство Стефану, не дай его в обиду". Но в
некоторых рукописных патериках прибавлено: "И да не обладает им ни архи-
епископ, ни ин никто же от клерик софийских, но точию заведает им твоя
держава и по тебе дети твои и до последних роду твоему". Согласно с этим
есть предание, что Андрей Боголюбский утвердил независимость Печерского
монастыря от киевского митрополита, назвавши монастырь лаврою и ставро-
пигиею княжескою и патриаршею.
Говоря о нравственном состоянии общества, необходимо обратить внима-
ние на юридические понятия, господствовавшие в нем в известное время. К
уставам, явившимся бесспорно в описываемое время на Руси, принадлежит,
во-первых, изменение, сделанное сыновьями Ярослава I в Правде отца их
относительно мести за убийство; в Правде говорится, что трое Ярослави-
чей, Изяслав, Святослав и Всеволод собрались вместе с мужами своими (ты-
сяцкими) и отложили убиение за голову, но определили убийце откупаться
кунами, во всем же остальном положили держаться суда Ярославова; таким
образом, родовая месть, самоуправство, остаток прежней родовой особности
перестает существовать на Руси юридически в начале второй половины XI
века; но убийство, совершенное по личным отношениям одного члена общест-
ва к другому случайно, в ссоре, драке, на пиру, в нетрезвом виде продол-
жает считаться делом частным, не считается уголовным преступлением;
убийца такого рода продолжает по-прежнему считаться полноправным членом
общества; только разбойника, одинаково всем опасного, общество не хочет
держать у себя, но отдает князю на поток со всем семейством. Таким обра-
зом, убийство первого рода не влекло более за собой ни частной, ни об-
щественной мести, наказания; что убийства такого рода были нередки, до-
казательством служит обычай соединяться для платежа виры, складываться в
дикую виру. Как новость, сравнительно с предыдущим временем, встречаем
известие о поединке в значении судебного доказательства. К описываемому
же времени относится ограничение ростов, сделанное Мономахом по поводу,
как видно, злоупотреблений, какие позволяли себе по этому предмету жиды
в княжение Святополка. Большие росты бывают обыкновенно следствием неу-
веренности в возвращении капитала, неудовлетворительного состояния пра-
восудия в стране. Относительно последнего мы встречаем в летописях и
других памятниках громкие жалобы; мы видели главную причину этого явле-
ния в частых перемещениях княжеских из одной волости в другую; с описы-
ваемого времени, со времени господства родовых княжеских отношений, дру-
жинники или челядинцы княжеские привыкли смотреть на отправление прави-
тельственной или судейской должности как на кормление, следовательно,
привыкли извлекать из этих должностей всевозможную для себя пользу, не
будучи ничем связаны с волостию, где были пришельцами; для уяснения себе
этих отношений мы должны представить себе старинного дружинника, отправ-
ляющего правосудие за князя в виде старинного ратника, стоящего на пос-
тое. При Всеволоде Ярославяче летописец жалуется на разорение земли
вследствие дурного состояния правосудия; при Святополке не имеем права
ожидать лучшего; под 1138 годом читаем, что была пагуба посульцам (жите-
лям берегов Сулы реки) частию от половцев, частию от своих посадников;
при Всеволоде Ольговиче тиуны разорили Киев и Вышгород; при Ростислави-
чах на севере посадники, поставленные из южнорусских детских, разорили
Владимирскую волость; лучшим доказательством дурного состояния правосу-
дия на Руси в описываемое время служит понятие, какое имели современники
о тиуне: в слове Даниила Заточника читаем: "Не имей себе двора близь
княжа двора, не держи села близь княжа села, потому что тиун его как
огонь, и рядовичи его как искры". Дошло до нас любопытное известие, как
однажды полоцкий князь спрашивал священника: какая судьба ожидает тиуна
на том свете? тиун несправедливо судит, взятки берет, людей отягощает,
мучит? Название должностного л:ица ябедник приняло также дурное значе-
ние. Не умея или не желая объяснить такое дурное состояние правосудия,
летописец принужден сказать, что где закон, там и обид много!
Мерилом нравственного состояния общества могут служить также понятия
о народном праве. Мы видели, что вести войну значило причинять неприя-
тельской волости как можно больше вреда - жечь, грабить, бить, отводить
в плен; если пленные неприятельские ратники отягощали движение войска,
были опасны при новых встречах с врагом, то их убивали, иногда князья
после войны уговаривались возвратить все взятое с обеих сторон, но есть
пример, что князь после войны уводит жителей целого города, им взятого,
и селит их в своей волости. В способе ведения войны у себя, в русских
областях и в чужих странах, христианских и нехристианских, не видим ни-
какой разницы. При заключении мира употреблялась клятва - крестное цело-
вание, утверждение дедовское и отцовское, по словам князей, и грамоты с
условиями мира назывались потому крестными. Нарушения клятвы встречаем
часто, особенно были знамениты ими два князя: Владимир галицкий и млад-
ший сын Мстислава Великого, Владимир; твердостию в клятве славился Моно-
мах; но и он раз позволил уговорить себя нарушить клятву относительно
половецких ханов на том основании, что поганые также беспрестанно нару-
шают клятву; сын Мономаха Мстислав, несмотря на разрешение духовенства,
всю жизнь раскаивался в том, что нарушил клятву, данную Ярославу черни-
говскому; из последних князей за твердое сохранение клятвы летописец
хвалит Глеба Юрьевича. Война объявлялась отсылкою крестных грамот. Мы
упоминали, что послами отправлялись часто духовные лица, как подвергав-
шиеся меньшей опасности; но Всеволод III не усумнился задержать священ-
ников, присланных к нему для переговоров Святославом черниговским;
Мстислав Храбрый велел остричь голову и бороду послу Боголюбского; Изяс-
лавову послу, Петру Бориславичу, не дали в Галиче ни повозки, ни корма,
и он боялся дальнейших притеснений от Владимирка; впрочем, было призна-
но, что убивать посла не следует: когда владимирцы (на Волыни) хотели
убить священника, присланного от Игоревичей галицких, то приятели пос-
ледних стали говорить, что не подобает убить посла. Христианство, разу-
меется, действовало и здесь благодетельно: Игорь северский признается,
что, отдав на щит город Глебов, не пощадивши христиан, он сделал великий
грех, за который бог отомстил ему пленом у половцев; Мономах заключил
мир с Глебом минским, не желая, чтобы кровь христианская проливалась в
великий пост; по воскресеньям не делали приступов к городам; Всеволод
Ольгович, исполнившись страха божия, по словам летописца, не хочет
пользоваться пожаром в Переяславле, чтоб взять этот город; такую же со-
вестливость обнаруживают Ростиславичи в борьбе с Юрьевичами после Липец-
кой битвы.
Повсюду и между князьями, и между простыми людьми видим борьбу новых,
лучших, христианских понятий и стремлений со страстями, слабо обуздывае-
мыми в новорожденном обществе, и с прежними языческими обычаями. В жизни
многих князей замечаем сильное религиозное направление: Мономах был ре-
лигиозен не на словах только, не в наставлениях только детям: по словам
летописца, он всею душою любил бога и доказывал это на деле, храня запо-
веди божии, имея всегда страх божий в сердце, будучи милостив неимовер-
но; дан был ему от бога такой дар, прибавляет летописец, что когда он
входил в церковь и слышал пение, то не мог удерживаться от слез. Мы ви-
дели иноческие подвиги Святослава Давыдовича черниговского, религиозное
направление Ростислава Мстиславича, христианскую кончину Ярослава галиц-
кого. Но у некоторых благочестие ограничивалось только внешним исполне-
нием обрядов, и когда дело шло об удовлетворении страстям, то на запове-
ди религии и на служителей ее обращали мало внимания: брат Мономаха,
Ростислав, не усумнилоя умертвить св. инока Григория за обличение; Свя-
тополк Изяславич был благочестив, уважал монастырь Киево-печерский и его
иноков; по когда дело шло об удовлетворении корыстолюбия, то мучил этих
самых монахов, гнал игумена за обличения; сын его Мстислав умертвил св.
Феодора и Василия. Владимирко галицкий, наругавшись над клятвою, сказав-
ши: "Что мне сделает этот маленький крестик?", пошел в церковь к вечер-
не; не щадя сокровищ для сооружения и украшений церквей, не считали за
