"В период строительства новой власти и принимая во внимание [сильное
переполнение мест заключения] (! -- курсив наш. -- А. С.), нельзя было
думать о режиме, когда всё внимание было направлено на [разгрузку тюрем]".
*(15) Прочтешь такое -- как вавилонскую клинопись. Сколько сразу вопросов:
что делалось в тех бедных тюрьмах? И от каких же социальных причин такое
переполнение? И понимать ли РАЗГРУЗКУ как расстрелы, или как рассылку по
лагерям? И что значит -- нельзя было думать о режиме? -- значит, Наркомюст
не имел времени охранить заключённого от произвола местного начальника
лагеря, только так можно понять? Инструкции о режиме не было, и в годы
[революционного правосознания] каждый самодур мог делать с заключённым что
хотел??
Из скромной статистики (всё из того же "Сборника") узнаём: работы в
лагерях были в основном чёрные. В 1919-м только 2,5% заключённых работали в
кустарных мастерских, в 1920-м -- 10%. Известно также, что в конце 1918 года
Центральный Карательный Отдел (а названьице-то! по коже пробирает) хлопотал
о создании земледельческих колоний. Известно, что в Москве было создано из
заключённых несколько бригад по ремонту водопровода, отопления и канализации
в национализированных зданиях Москвы. (И эти, очевидно бесконвойные,
арестанты бродили с гаечными ключами, паяльниками и трубами по Москве, по
коридорам учреждений, по квартирам тогдашних больших людей, вызванные по
телефону их женами для ремонта, -- а вот же не попали ни в одни мемуары, ни
в одну пьесу, ни в один фильм.)
Но лагеря принудработ всё же не были [[первыми]] лагерями в РСФСР.
Читатель уже несколько раз прочел в трибунальских приговорах (Ч. 1, гл. 8)
-- "концлагерь" и счёл, быть может, что мы оговорились? что мы
неосмотрительно используем более позднюю терминологию? Нет.
В августе 1918 года, за несколько дней до покушения на него Ф. Каплан,
Владимир Ильич в телеграмме к Евгении Бош *(16) и пензенскому губисполкому
(они не умели справиться с крестьянским восстанием) написал: "сомнительных
(не "виновных", но [сомнительных] -- А. С.) запереть в [концентрационный
лагерь] вне города". *(17) (А кроме того "...провести беспощадный массовый
террор..." -- это еще Декрета не было.)
А 5 сентября 1918 года, дней через десять после этой телеграммы был издан
Декрет СНК о Красном Терроре, подписанный Петровским, Курским и
Бонч-Бруевичем. Кроме указаний о массовых расстрелах в нём в частности
говорилось: "обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путём
изолирования их в [концентрационных лагерях]". *(18)
Так вот [[где]] был найден и тотчас подхвачен и утвержден этот термин --
[концентрационные лагеря] -- один из главных терминов XX века, которому
предстояло широкое международное будущее! И вот [[когда]] -- в августе и
сентябре 1918-го года. Само-то слово уже употреблялось в 1-ю мировую войну,
но по отношению к военнопленным, к нежелательным иностранцам. Здесь оно
впервые применено к гражданам собственной страны. Перенос значения понятен:
концентрационный лагерь для пленных не есть тюрьма, а необходимое
предупредительное сосредоточение их. Так и для сомнительных
соотечественников предлагались теперь внесудебные предупредительные
сосредоточения. Энергичному уму, увидев мысленно колючую проволоку вокруг
неосужденных, спопутно было найти и нужное слово -- концентрационные!
И если лагеря принудительных работ НКЮ вошли в класс [общих мест
заключения], то концлагеря никак не были "общим местом", но содержались в
прямом ведении ЧК для [особо-враждебных] элементов и для [заложников]. В
концлагеря в дальнейшем попадали правда и через трибунал; но само собою
лились [не осужденные], а лишь [по признаку враждебности]. *(19) За побег из
концлагеря срок увеличивался (тоже без суда) В ДЕСЯТЬ РАЗ! (Это ведь звучало
тогда: "десять за одного!", "сто за одного!"). Стало быть, если кто имел
пять лет, бежал и пойман, то срок его автоматически удлинялся до 1968-го
года. За второй же побег из концлагеря полагался расстрел (и, конечно,
применялся аккуратно).
На Украине концентрационные лагеря были созданы с опозданием -- только в
1920 году.
Но и на том не успокоилась созидательная мысль нашей молодой юстиции.
Вскоре и концентрационные, вполне кажется классовые, лагеря были признаны
недостаточно строгими, недостаточно направленными. В 1921 г. были основаны
Северные Лагеря Особого (тоже не всуе поставленное словечко -- [особого])
Назначения -- СЛОН. Первые такие лагеря возникли в Пертоминске, Холмогорах и
близ самого Архангельска. *(20) Однако эти места были, видимо признаны
трудными для охраны, не перспективными для сгущения больших масс
заключённых. И взоры начальства естественно переведены были по соседству на
Соловецкие острова с уже налаженным хозяйством, с каменными постройками, в
двадцати-сорока километрах от материка -- достаточно близко для тюремщиков,
достаточно удаленно для беглецов, и полгода без связи с материком -- крепче
орешек, чем Сахалин.
И после выбора Соловков -- не осталось в народной памяти ни лагерей
принудительного труда, ни концентрационных, ни особого назначения! Потому
что Соловков в 20-е годы не таили, но даже уши прожужжали ими. Соловками
открыто пугали. Соловками открыто гордились (имели смелость гордиться!!).
Они были даже символом. Над ними сколько угодно смеялись в эстрадных
куплетах. Ведь классы исчезали (куда?), и Соловкам тоже был скоро конец.
Подписку на внутрилагерный журнал "Соловецкие острова" смело распространяли
по Союзу.
Но глубже, глубже сидели лагерные корешки, только потеряли мы их места и
следы. О бо'льшей части первых концлагерей нам уже никто не расскажет. Лишь
по последним свидетельствам еще неумерших тех первых концлагерников можно
выхватить что-то и спасти.
Излюбили тогда власти устраивать концлагеря в бывших монастырях: крепкие
замкнутые стены, добротные здания и -- пустуют (ведь монахи -- не люди, их
всё равно вышвыривать). Так, в Москве концлагеря были в Андронниковом
монастыре, Новоспасском, Ивановском. В петроградской "Красной газете" от 6
сентября 1918 читаем, что первый концентрационный лагерь "будет устроен в
Нижнем Новгороде, в пустующем женском монастыре... [В первое время]
предположено отправить в Н. Новгород в концентрационный лагерь 5 тысяч
человек" (курсив мой -- А. С.).
В Рязани концлагерь учредили тоже в бывшем женском монастыре (Казанском).
Вот что о нём рассказывают. Сидели там купцы, священники, "военнопленные"
(так называли взятых офицеров, не служивших в Красной армии). Но и --
неопределенная публика (толстовец И. Е-в, о чьём суде мы уже знаем, попал
сюда же). При лагере были мастерские -- ткацкая, портновская, сапожная и (в
1921 г. так и называлось уже) -- "общие работы", ремонт и строительство в
городе. Выводили под конвоем, но мастеров-одиночек, по роду работы,
выпускали бесконвойно, и этих жители подкармливали в домах. Население Рязани
очень сочувственно относилось к [лишенникам] ("лишенные свободы", а не
заключённые официально назывались они), проходящей колонне подавали
милостыню (сухари, варёную свёклу, картофель) -- конвой не мешал принимать
подаяния, и лишенники делили всё полученное поровну. (Что ни шаг -- [не
наши] обычаи, [не наша] идеология). Особенно удачливые лишенники
устраивались по специальности в учреждения (Е-в -- на железную дорогу) -- и
тогда получали пропуск для хождения по городу (а ночевать в лагере).
Кормили в лагере так (1921 г.): полфунта хлеба (плюс еще полфунта
выполняющим норму), утром и вечером -- кипяток, среди дня -- черпак баланды
(в нём -- несколько десятков зёрен и картофельные очистки).
Украшалась лагерная жизнь с одной стороны доносами провокаторов (и
арестами по доносам), с другой -- драматическим и хоровым кружком. Давали
концерты для рязанцев в зале бывшего благородного собрания, духовой оркестр
лишенников играл в городском саду. Лишенники всё больше знакомились и
сближались с жителями, это оказывалось уже нетерпимо -- и тут-то стали
"военнопленных" высылать в северные лагеря особого назначения.
Урок нестойкости и несуровости концентрационных лагерей в том и состоял,
что они находились в окружении гражданской жизни. Оттого-то и понадобились
особые северные лагеря. (Концентрационные упразднены с 1922 г.)
Вся эта лагерная заря достойна того, чтобы лучше вглядеться в её
переливы. Но исполать тому, кто сумеет, а в наших руках крохи.
По окончанию гражданской войны созданные Троцким две трудармии из-за
ропота задержанных солдат пришлось распустить -- и тем роль лагерей в
структуре РСФСР не ослабилась, но усилилась. К концу 1920 г. в РСФСР было 84
лагеря в 43 губерниях. *(21) Если верить официальной (хотя и засекреченной)
статистике, там содержалось в это время 25 336 члв. и кроме того еще 24 400
"военнопленных гражданской войны". *(22) Обе цифры, особенно последняя,
кажутся преуменьшенными. Однако, если учесть, что [разгрузками тюрем],
потоплениями барж и другими видами массовых уничтожений счет много раз
начинался с ноля и снова с ноля -- может быть эти цифры и верны.
По тому же источнику к октябрю 1923 г., уже в начале безоблачных годов
НЭПа (и довольно далеко еще до [культа личности]) содержалось: в 355 лагерях
-- 68 297 лишенных свободы, в 207 исправдомах -- 48 163, в 105 домзаках и
тюрьмах -- 16 765, в 35 сельхозколониях -- 2 328 и еще 1041 члв.
несовершеннолетних и больных. *(23)
Есть и другая выразительная статистика: переуплотнение лагерей (число
заключённых росло быстрее, чем организация лагерей). На 100 штатных мест
приходилось в 1924 г. -- 112 заключённых, в 1925 -- 120, в 1926 -- 132, в
1927 -- 177. *(24) Кто сам [сидел], хорошо понимает, каков лагерный быт
(место на нарах, миски в столовой или телогрейки), если на 1 место
приходится 1,77 заключенного.
Год от году были перебраны в поисках лучшей разные формы существования
арестантов: для неопасных, политически не чуждых -- трудколонии,
исправтруддома (с 1922 г.), исправдома (с 1923), домзаки (дома заключения),
труддома (с 1924 г.), труддома для несовершеннолетних; для политически
чуждых -- изоляционные тюрьмы (с 1922 г.). Изоляторы Особого Назначения
(бывшие централы, будущие ТОНы) -- с 1923 г.
Создатели этих форм видели в них смелую "борьбу с тюремным фетишизмом"
всех стран мира и в том числе прежней России, где ничего не могли придумать,
кроме тюрем и тюрем. ("Царское правительство, превратившее в одну огромную
тюрьму всю страну с каким-то утончённым садизмом развивало свою тюремную
систему".*(25) )
На пороге "реконструктивного периода" (значит -- с 1927 года) "роль
лагерей... -- что бы вы думали? теперь-то, после всех побед? --
...[возрастает] -- против наиболее опасных враждебных элементов, вредителей,
кулачества, контрреволюционной агитации". *(26)
Итак, Архипелаг не уйдёт в морскую пучину! Архипелаг будет жить!
До 1924 г. на Архипелаге мало простых трудколоний. Эти годы перевешивают
[закрытые места] заключения, да не уменьшатся они и после. (В докладе 1924
г. Крыленко требует [увеличить] число изоляторов специального назначения --
изоляторов для не-трудящихся и для [особо-опасных из числа трудящихся]
(каким, очевидно, и окажется потом сам Крыленко). Эта его формулировка так и
вошла в Исправительно-Трудовой Кодекс 1924 года).
Как при сотворении всякого Архипелага происходят где-то невидимые
передвижки важных опорных слоев прежде, чем станет перед нами картина мира,
