не бывало, потому что не было выезда с Колымы. А кому и удалось оттуда
вырваться "на материк" в краткие периоды разрешения, еще не раз, наверно,
похулили свою судьбу: все они получили на материке вторые лагерные сроки.
Тень оперчекотдела постоянно затмевала и без того не беззаботное небо
ссылки. Под оком оперативника, на стукаческом про'стуке, постоянно в
надрывной работе, в выколачивании хлеба для детишек, -- ссыльные жили
трусливо и замкнуто, очень разъединённо. Не было тюремно-лагерных долгих
бесед, не было исповедей о пережитом. Поэтому трудно собирать рассказы о
ссыльной жизни.
И фотографий почти не оставила наша ссылка: если были фотографы, то
снимали только на документы -- для [кадров] и спецчастей. Группе ссыльных --
да вместе сфотографироваться, это -- что? это как? Это -- сразу донос в ГБ:
вот, мол, наша подпольная антисоветская организация. По снимку всех и
[возьмут].
Не оставила наша ссылка фотографий -- тех, знаете, групповых и довольно
весёлых: третий слева Ульянов, справа второй Кржижановский. Все сыты, все
одеты чисто, не знают труда и нужды, если бородка -- то холёна, если шапка
-- то доброго меха.
Очень тогда были, дети, мрачные времена...
1. Их мужчины, если и ссылались, с ними не ехали: была инструкция
рассылать членов осуждаемых семей в разные места. Так, если кишенёвского
адвоката И. X. Горника за сионизм сослали в Красноярский край, то семью его
-- в Салехард.
2. Ведь ему необязательно, а арестантам невозможно знать законы страны
Советов, ну хотя бы уголовный кодекс, его пункт 35-й: "ссыльные должны быть
наделены землёй или им должна быть предоставлена оплачиваемая работа".
3. Часть V, гл. 5.
Глава 4. Ссылка народов
Историки могут нас поправить, но средняя наша человеческая память не
удержала ни от XIX-го, ни от XVIII-го, ни от XVII-го века массовой
насильственной пересылки народов. Были колониальные покорения -- на
океанских островах, в Африке, в Азии, на Кавказе, победители приобретали
власть над коренным населением, но как-то не приходило в неразвитые головы
колонизаторов разлучить это население с его исконной землёю, с его
прадедовскими домами. Может быть только вывоз негров для американских
плантаций даёт нам некоторое подобие и предшествие, но там не было зрелой
государственной системы: там лишь были отдельные христиане-работорговцы, в
чьей груди взревела огнем внезапно обнажившаяся выгода, и они ринулись
каждый для себя вылавливать, обманывать и покупать негров по одиночке и по
десяткам.
Нужно было наступить надежде цивилизованного человечества -- XX веку, и
нужно было на основе Единственно-Верного Учения высочайше развиться
Национальному вопросу, чтобы высший в этом вопросе специалист взял патент на
поголовное искоренение народов путём их высылки в сорок восемь, в двадцать
четыре и даже в полтора часа.
Конечно, это не так сразу прояснилось и ему Самому. Один раз он
неосторожно высказался даже: "Не бывало и не может быть случая, чтобы
кто-либо мог стать в СССР объектом преследования из-за его национального
происхождения". *(1) В 20-е годы все эти национальные языки поощрялись,
Крыму так и долдонили, что он -- татарский, татарский, и даже был арабский
алфавит, и надписи все по-татарски.
А оказалось -- ошибка...
Даже пропрессовав великую мужицкую ссылку, не сразу мог понять Великий
Рулевой, как это удобно перенесётся на нации. И опыт державного брата
Гитлера по выкорчёвыванию евреев и цыган уже был поздний, уже после начала
второй мировой войны, а Сталин-батюшка задумался над этой проблемою раньше.
Кроме только Мужичьей Чумы и до самой высылки народов наша советская
ссылка, хотя и ворочала кое-какими сотнями тысяч, но не шла в сравнение с
лагерями, не была столь славна и обильна, чтобы пробороздился в ней ход
Истории. Были [ссыльно-поселенцы] (по суду), были [административно-ссыльные]
(без суда), но и те и другие -- всё счётные единицы, со своими фамилиями,
годами рождения, статьями обвинения, фотокарточками анфас и в профиль, и
только мудротерпеливые, нисколько не брезгливые Органы умели из песчинок
свить верёвку, из этих разваленных семей -- монолиты ссыльных районов.
Но насколько же возвысилось и ускорилось дело ссылания, когда погнали на
высылку [спецпереселенцев!] Два первых термина были от царя, этот --
советский кровный. Разве не с этой приставочки [спец] начинаются наши
излюбленные сокровеннейшие слова (спецотдел, спецзадание, спецсвязь,
спецпаёк, спецсанаторий)? В год Великого Перелома обозначили
спецпереселенцами "раскулаченных" -- и это куда верней, гибче получилось,
без повода обжаловать, потому что "раскулачивали" не одних кулаков, а уж
"спецпереселенец" -- не выкусишь!
И вот указал Великий Отец применять это слово к ссылаемым нациям.
Не сразу далось и Ему открытие. Первый опыт был весьма осторожен: в 1937
году сколько-то десятков тысяч подозрительных этих корейцев -- какое доверие
этим черномазым косоглазым перед Халхин-Голом, перед лицом японского
империализма? -- были тихо и быстро, от трясущихся стариков до блеющих
младенцев, с долею нищенского скарба переброшены с Дальнего Востока в
Казахстан. Так быстро, что первую зиму прожили они в саманных домах без окон
(где же стекол набраться!). И так тихо, что никто, кроме смежных казахов, о
том переселении не узнал, и ни один сущий язык в стране о том не пролепетал,
и ни один заграничный корреспондент не пикнул. (Вот для чего вся печать
должна быть в руках пролетариата.)
Понравилось. Запомнилось. И в 1940 году тот же способ применили в
окрестностях колыбельного града Ленинграда. Но не ночью и не под
перевешенными штыками брали ссылаемых, а называлось это -- "торжественные
проводы" в Карело-Финскую (только что завоёванную) республику. В зените дня,
под трепетанье красных флагов и под медь оркестров, отправляли осваивать
новые родные земли приленинградских финнов и эстонцев. Отвезя же их
несколько поглуше (о судьбе партии в 600 человек рассказывает В. А. М.),
отобрали у всех паспорта, оцепили конвоем и повезли дальше телячьим красным
эшелоном, потом баржей. С пристани назначения в глубине Карелии стали их
рассылать "на укрепление колхозов". И торжественно провоженные и вполне
свободные граждане -- подчинились. И только 26 бунтарей, среди них
рассказчик, ехать отказались, больше того -- не сдали паспортов! "[Будут
жертвы!]" -- предупредил их приехавший представитель советской власти --
Совнаркома Карело-Финской ССР. "Из пулемётов будете стрелять?" -- крикнули
ему. Вот неразумцы, зачем же из пулемётов? Ведь сидели они в оцеплении,
кучкой, и тут единственного ствола было бы достаточно (и никто б об этих
[двадцати шести] финнах поэм не сложил). Но странная мягкотелость,
нерасторопность или нераспорядительность помешала этой благорассудной мере.
Пытались их разделить, вызывали к оперу по одному -- все 26 вместе ходили по
вызову. И упорная бессмысленная их отвага взяла верх! -- паспорта им
оставили и оцепление сняли. Так они удержались пасть до колхозников или до
ссыльных. Но случай -- исключительный, а масса-то паспорта сдала.
Всё это были пробы. Лишь в июле 1941 года пришла пора испытать метод в
развороте: надо было автономную и, конечно, изменническую республику Немцев
Поволжья (с её столицами Энгельс и Марксштадт) выскребнуть и вышвырнуть в
несколько суток куда-нибудь подальше на восток. Здесь первый раз был
применен в чистоте динамичный метод ссылки целых народов, и насколько же
легче, и насколько же плодотворней оказалось пользоваться единым ключом --
пунктом о национальности -- вместо всех этих следственных дел и именных
постановлений на каждого. И кого прихватывали из немцев в других частях
России (а подбирали их всех), то не надо было местному НКВД высшего
образования, чтоб разобраться: враг или не враг? Раз фамилия немецкая --
значит, хватай.
Система была опробована, отлажена и отныне будет с неумолимостью цапать
всякую указанную назначенную обречённую предательскую нацию, и каждый раз
всё проворнее: чеченов; ингушей; карачаевцев; балкар; калмыков; курдов;
крымских татар; наконец, кавказских греков. Система тем особенно динамичная,
что объявляется народу решение Отца Народов не в форме болтливого судебного
процесса, а в форме боевой операции современной мотопехоты: вооружённые
дивизии входят ночью в расположение обречённого народа и занимают ключевые
позиции. Преступная нация просыпается и видит кольцо пулемётов и автоматов
вокруг каждого селения. И даётся 12 часов (но это слишком много, простаивают
колёса мотопехоты, и в Крыму уже -- только 2 и даже полтора часа), чтобы
каждый взял то, что способен унести в руках. И тут же сажается каждый, как
арестант, ноги поджав, в кузов грузовика (старухи, матери с грудными --
садись, команда была!) -- и грузовики под охраной идут на станцию железной
дороги. А там телячьи эшелоны до места. А там, может быть, -- еще (по реке
Унже крымские татары, как раз для них эти северные болота) сами, как
бурлаки, потянут бечевою плоты против течения на 150-200 километров в дикий
лес (выше Кологрива), а на плотах будут лежать недвижные седобородые
старики.
Наверно, с воздуха, с высоких гор это выглядело величественно: зажужжал
моторами единовременно весь Крымский (только что освобожденный, апрель 1944
г.) полуостров, и сотни змей-автоколонн поползли, поползли по его прямым и
кручёным дорогам. Как раз доцветали деревья. Татарки тащили из теплиц на
огороды рассаду сладкого лука. Начиналась посадка табака. (И на том
кончилась. И на много лет потом исчез табак из Крыма.) Автоколонны не
подходили к самым селениям, они были на узлах дорог, аулы же оцеплялись
спецотрядами. Было ведено давать на сборы полтора часа, но инструктора
сокращали и до 40 минут -- чтобы справиться пободрей, не опоздать к пункту
сбора -- и чтоб в самом ауле богаче было разбросано для остающейся от
спецотряда зондер-команды. Заядлые аулы, вроде Озенбаша близ Биюк-озера,
приходилось начисто сжигать. Автоколонны везли татар на станции, а уже там,
в эшелонах, ждали еще и сутками, стонали, пели жалостные песни прощания.
*(2)
Стройная однообразность! -- вот преимущество ссылать сразу нациями!
Никаких частных случаев! Никаких исключений, личных протестов! Все едут
покорно, потому что: и ты, и он, и я. Едут не только все возрасты и оба
пола: едут и те, кто во чреве -- и они уже сосланы тем же Указом! Едут и те,
кто еще не зачат: ибо суждено им быть зачатым под дланью того же Указа, и от
самого дня рождения, вопреки устаревшей надоевшей статье 35-й УК ("ссылка не
может применяться к лицам, моложе 16 лет"), едва только высунув голову на
свет -- они уже будут спецпереселенцы, уже будут сосланы навечно. А
совершеннолетие их, их 16-летний возраст, только тем будет ознаменован, что
они начнут ходить отмечаться в комендатуру.
И то, что' осталось за спиною -- распахнутые, еще неостывшие дома, и
разворошенное имущество, весь быт, налаженный в десять и в двадцать
поколений, -- тоже единообразно достаётся оперативникам карающих органов, а
что -- государству, а что -- соседям из более счастливых наций, и никто не
напишет жалобы о корове, о мебели, о посуде.
И тем последним еще довышено и дотянуто единообразие, что не щадит
секретный Указ ни даже членов коммунистической партии из рядов этих негодных
наций. Значит, и партбилетов проверять не надо, еще одно облегчение! А
