историю, имеют свою теорию. Неплохо знать их, прежде чем браться самому.
История -- это побеги уже бывшие. Об их технологии оперчекистская часть
не издаёт популярных брошюр, она копит опыт для себя. Историю ты можешь
узнать от других беглецов, пойманных. Очень дорог их опыт -- кровяной,
страдательный, едва не стоивший жизни. Но подробно, шаг за шагом,
расспрашивать о побегах одного беглеца, и третьего, и пятого -- это не
невинная шутка, это очень опасно. Это не намного безопаснее, чем спрашивать:
кто знает, через кого вступить в подпольную организацию? Ваши долгие
рассказы могут слушать и стукачи. А главное -- сами рассказчики, когда
истязали их после побега, и выбор был -- смерть или жизнь -- могли дрогнуть,
завербоваться, и теперь уже быть приманкой, а не единомышленниками. Одна из
главных задач [кумовьёв] -- определить заранее, кто симпатизирует побегам,
кто интересуется ими -- и, опережая затаённого беглеца, сделать пометку в
его формуляре, и уже он в режимной бригаде, и бежать ему много трудней.
Но от тюрьмы к тюрьме, от лагеря к лагерю Тэнно жарко расспрашивает
беглецов. Он совершает побеги, его ловят, а в лагерных тюрьмах он и сидит
как раз с беглецами, там-то их и расспрашивать. (Не без ошибок. Степан**,
героический беглец, продаёт его кенгирскому оперу Беляеву, и тот повторяет
Тэнно все его расспросы.)
А теория побегов -- она очень простая: как сумеешь. Убежал -- значит,
знаешь теорию. Пойман -- значит, еще не овладел. А букварные начала такие:
бежать можно с объектов и бежать можно из жилой зоны. С объектов легче: их
много, и не так устоялась там охрана, и у беглеца бывает там инструмент.
Бежать можно одному -- это трудней, но никто не продаст. Бежать можно
нескольким, это легче, но всё зависит, на подбор вы друг ко другу или нет.
Еще есть положение в теории: надо географию так знать, чтобы карта горела
перед глазами. А в лагере карты не увидишь. (Кстати, воры совсем не знают
географии, севером считают ту пересылку, где было прошлый раз холодно.) Есть
еще положение: надо знать народ, среди которого ляжет побег. И такое
методическое указание: ты должен постоянно готовить побег [по плану], но в
любую минуту быть готовым и бежать совсем иначе -- [по случаю].
Вот, например, что такое -- по случаю. Как-то в Кенгире всю режимку
вывели из тюрьмы -- делать саман. Внезапно налетел пыльный буран, какой
бывает в Казахстане: всё темнеет, солнце скрывается, горстями пыли и мелкого
камня больно бьёт в лицо, так что нельзя держать открытыми глаз. Никто не
был готов бежать так внезапно, а Николай Крыков подбежал к зоне, бросил на
проволоку телогрейку, перелез, весь исцарапавшись, за зону и скрылся. Буря
прошла. По телогрейке на проволоке поняли, что -- убежал. Послали погоню на
лошадях: на поводках у всадников собаки. Но холодная буря начисто смела все
следы. Крыков пересидел погоню в куче мусора. Однако на другой день надо ж
было идти! И машины, разосланные по степи, поймали его.
Первый лагерь Тэнно был -- Новорудное, близ Джезказгана. Вот -- то
главное место, где обрекают тебя погибнуть. Именно отсюда ты должен и
бежать! Вокруг -- пустыня, где в солончаках и барханах, где -- скрепленная
дёрном или верблюжьей колючкой. Местами кочуют по этой степи казахи со
стадами, местами нет никого. Рек нет, набрести на колодец -- почти
невозможно. Лучшее время для побегов -- апрель и май, кое-где еще держаться
озерки от таяния. Но это отлично знают и охранники. В это время устрожается
обыск выходящих на работу, и не дают с собой вынести ни лишнего куска, ни
лишней тряпицы.
Той осенью, 1949 года, три беглеца -- Слободянюк, Базиченко и Кожин --
рискнули рвануть на юг: они думали пойти там вдоль реки Сары-Су и на
Кзыл-Орду. Но река пересохла вся. Их поймали при смерти от жажды.
На опыте их Тэнно решил, что осенью не побежит. Он аккуратно ходит в КВЧ
-- ведь он не беглец, не бунтарь, он из тех рассудительных заключённых,
которые надеются [исправиться] к концу своего двадцатипятилетнего срока. Он
помогает, чем может, он обещает самодеятельность, акробатику, мнемотехнику,
а пока, перелистав всё, что в КВЧ есть, находит плохонькую карту Казахстана,
не обережённую кумом. Так. Есть старая караванная дорога на Джусалы, триста
пятьдесят километров, по ней может попасться и колодец. И на север к Ишиму
четыреста, здесь возможны луга. А к озеру Балхаш -- пятьсот километров
чистой пустыни Бет-Пак-Дала. Но в этом направлении вряд ли погонятся.
Таковы расстояния. Таков выбор...
Что только не протеснится через голову пытливого беглеца! Иногда заезжает
в лагерь ассенизационная машина -- цистерна с кишкой. Горловина кишки --
широка, Тэнно вполне мог бы в неё влезть, внутри цистерны -- стоять,
согнувшись, и после этого пусть бы шофёр набирал жидких нечистот, только не
до самого верху. Будешь весь в нечистотах, по пути может захлебнуть,
затопить, задушить -- но это не кажется Тэнно таким гадким, как рабски
отбывать свой срок. Он проверяет себя: готов ли? Готов. А шофёр? Это
пропускник-краткосрочник, бытовик. Тэнно курит с ним, присматривается. Нет,
это не тот человек. Он не рискнёт своим пропуском, чтобы помочь другому. У
него психология исправительно-трудовых: помогает другому -- дурак.
За эту зиму Тэнно составляет и план и подбирает себе четырёх товарищей.
Но пока согласно теории идёт терпеливая подготовка по плану, его один раз
нечаянно выводят на только что открытый объект -- каменный карьер. Карьер --
в холмистой местности, из лагеря не виден. Там еще нет ни вышек, ни зоны:
забиты колья, несколько рядков проволоки. В одном месте в проволоке --
перерыв, это "ворота". Шесть конвоиров стоят снаружи зонки, ничем не
приподнятые над землей.
А дальше за ними -- апрельская степь в еще свежей зелёной траве, и горят
тюльпаны, тюльпаны! Не может сердце беглеца вынести этих тюльпанов и
апрельского воздуха! Может быть, это и есть Случай?.. Пока ты не на
подозрении, пока ты еще не в режимке -- теперь-то и бежать!
За это время Тэнно уже многих узнал в лагере и сейчас быстро сбивает
звено из четверых: Миша Хайдаров (был в советской морской пехоте в Северной
Корее, от военного трибунала бежал через 38-ю параллель; не желая портить
хороших прочных отношений в Корее, американцы выдали его назад,
[четвертная]); Яздик, шофёр-поляк из армии Андерса (свою биографию
выразительно излагает по двум своим непарным сапогам: "сапо'ги -- о'дин от
Гитле'ра, о'дин от Стали'на"); и еще железнодорожник из Куйбышева Сергей.
Тут пришёл грузовик с настоящими столбами для будущей зоны и мотками
колючей проволоки -- как раз к началу обеденного перерыва. Звено Тэнно, любя
каторжный труд, а особенно укреплять зону, взялось добровольно разгружать
машину и в перерыв. Залезли в кузов. Но так как время-то всё-таки было
обеденное -- шевелились еле-еле и соображали. Шофер отошел в сторонку. Все
заключённые лежали кое-где, грелись на солнышке.
Бежим или нет? С собой -- ничего: ни ножа, ни снаряжения, ни пищи, ни
плана. Впрочем, если на машине, то по мелкой карте Тэнно знает: гнать на
Джезды и потом на Улутау. Загорелись ребята: случай! Случай!
Отсюда к "воротам", на часового, получается уклон. И вскоре же дорога
сворачивает за холм. Если выехать быстро -- уже не застрелят. И не оставят
же часовые своих постов!
Разгрузили -- перерыв еще не кончился. Править -- Яздику. Он соскочил,
полазил около машины, трое тем временем лениво легли на дно кузова,
скрылись, может не все часовые и видели, куда они делись. Ядзик привёл
шофёра: не задержали разгрузкой -- так дай закурить. Закурили. Ну, заводи!
Сел шофёр в кабину, но мотор как на зло почему-то не заводится. (Трое в
кузове плана Ядзика не знают, и думают -- сорвалось.) Яздик взялся ручку
крутить. Всё равно не заводится. Яздик уже устал, предлагает шофёру
поменяться. Теперь Яздик в кабине. И сразу мотор заревел! и машина
покатилась уклоном на воротного часового! (Потом Яздик рассказывал: он для
шофёра перекрывал краник подачи бензина, а для себя успел открыть.) Шофер не
спешил сесть, он думал, что Яздик остановит. Но машина со скоростью прошла
"ворота".
Два раза "Стой!" Машина идёт. Пальба часовых -- сперва в воздух, очень уж
похоже на ошибку. Может и в машину, беглецы не знают, они лежат. Поворот. За
холмом, ушли от стрельбы! Трое в кузове еще не поднимают голов. Тряско,
быстро. И вдруг -- остановка, и Яздик кричит в отчаянии: не угадал он
дороги! -- уперлись в ворота шахты, где своя зона, свои вышки.
Выстрелы. Бежит конвой. Беглецы вываливаются на землю, ничком, и
закрывают голову руками. Конвой же бьет ногами и именно старается в голову,
в ухо, в висок и сверху в хребет.
Общечеловеческое спасительное правило -- "лежачего не бьют" -- не
действует на сталинской каторге! У нас лежачего именно бьют! А в стоячего
стреляют.
Но на допросе выясняется, что [никакого побега не было]! Да! Ребята
дружно говорят, что дремали в машине, машина покатилась, тут выстрелы,
выпрыгивать поздно, могут застрелить. А Ядзик? Неопытен, не мог справиться с
машиной. Но не в степь же рулил, а к соседней шахте.
Так обошлось побоями. *(1)
А побег [по плану] готовится само собой. Делается компас: пластмассовая
баночка, на неё наносятся румбы. Кусок намагниченной спицы сажается на
деревянный поплавок. Теперь наливают воды. Вот и компас. -- Питьевую воду
удобно будет налить в автомобильную камеру и в побеге нести её как шинельную
скатку. -- Все эти вещи (и продукты, и одежду) постепенно носят на ДОК
(Дерево-Обделочный Комбинат), с которого собираются бежать, и там прячут в
яме близ пилорезки. Один вольный шофёр продаёт им камеру. Наполненная водой,
лежит уже и она в яме. Иногда ночью приходит эшелон, для этого оставляют
грузчиков на ночь в рабочей зоне. Вот тут-то и надо бежать. -- Кто-то из
[вольняшек] за принесенную ему из зоны казённую простыню (! наши цены)
перерезал уже две нижних нити колючки против пилорезки, и вот-вот подходила
ночь разгрузки бревен! Однако нашёлся заключённый, казах, который выследил
их яму-заначку и донёс.
Арест, избиения, допросы. Для Тэнно -- слишком много "совпадений",
похожих на побеги. Когда их отправляют в Кенгирскую тюрьму, и Тэнно стоит
лицом к стене, руки назад, мимо проходит начальник КВЧ, капитан,
останавливается против Тэнно и восклицает:
-- Эх ты! Эх, ты-ы! А еще самодеятельностью занимался!
Больше всего его поражает, что беглецом оказался разносчик лагерной
культуры. Ему в день концерта выдавали лишнюю порцию каши -- а он бежал! Что
ж еще человеку надо?..
9 мая 1950 года, в пятилетие Победы, фронтовой моряк Тэнно вошёл в камеру
знаменитой Кенгирской тюрьмы. В почти тёмной камере с малым окошком наверху
-- нет воздуха, но множество клопов, все стены покрыты кровью раздавленных.
В это лето разражается зной в 40-50 градусов, все лежат голые. Попрохладнее
под нарами, но ночью с криком оттуда выскакивают двое: на них сели фаланги.
В Кенгирской тюрьме -- избранное общество, свезённое из разных лагерей.
Во всех камерах -- беглецы с опытом, редкий подбор орлов. Наконец попал
Тэнно к убеждённым беглецам!
Сидит здесь и Иван Воробьёв, капитан, Герой Советского Союза. Во время
войны он был партизаном во Псковской области. Это -- решительный человек
неугнетаемого нрава. У него уже есть неудачные побеги и еще будут впереди.
На беду, он не может принять тюремной окраски -- приблатненности, помогающей
беглецу. Он сохранил фронтовую прямоту, у него -- начальник штаба, они
