Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Политика - Солженицын А. Весь текст 510.11 Kb

Угодило зернышко промеж двух жерновов

Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 6 7 8 9 10 11 12  13 14 15 16 17 18 19 ... 44
лицо; помогает своему братцу захватывать западное внимание, западный
издательский рынок, издавать с ним общий журнал и свободно проводить на
Западе акции, которые вполне же угодны и советскому правительству. Да братья
Медведевы действовали естественно коммунистично, в искренней верности
идеологии и своему отцу-коммунисту, погибшему в НКВД: от социалистической
секции советского диссидентства выдвинуть аванпост в Европу, иметь тут свой
рупор и искать контактов с подходящими слоями западного коммунизма.
Роя я почти не знал, видел дважды мельком: при поразительном его внешнем
сходстве с братом он, однако, был несимпатичен, а Жорес весьма симпатичен,
да совсем и не такой фанатик идеологии, она если и гнездилась в нём, то
оклубливалась либерализмом. Летом 1964 я прочёл самиздатские его очерки по
генетике (история разгула Лысенки) и был восхищён. Тогда напечатали против
него грозную газетную статью - я написал письмо ему в поддержку, убеждал и
"Новый мир" отважиться печатать его очерки. При знакомстве он произвёл самое
приятное впечатление; тут же он помог мне восстановить связь с
Тимофеевым-Ресовским, моим бутырским сокамерником; ему - Жорес помогал
достойно получить заграничную генетическую медаль; моим рязанским знакомым
для их безнадёжно больной девочки - с изощрённой находчивостью добыл новое
редкое западное лекарство, чем расположил меня очень; он же любезно пытался
помочь мне переехать в Обнинск; он же свёл меня с западными корреспондентами
- сперва с норвежцем Хегге, потом с американцами Смитом и Кайзером (одолжая,
впрочем, обе стороны сразу). И уже настолько я ему доверял, что давал на
пересъёмку чуть ли не "Круг-96", правда, в моём присутствии. И всё же не
настолько доверял, и в момент провала моего архива отклонил его горячие
предложения помогать что-нибудь прятать. Ещё больше я его полюбил после
того, как он ни за что пострадал в психушке*. Защищал и он меня статьёй в
"Нью-Йорк таймс" по поводу моего бракоразводного процесса, заторможенного
КГБ. А когда, перед отъездом за границу, он показал мне свою новонаписанную
книгу "10 лет "Ивана Денисовича"", он вёз её печатать в Европу, - то, хотя
книга не была ценна, кроме как ему самому, - я не имел твёрдости запретить
ему её. (Вероятно, допускаю, я тут сказал ему какое-то резкое слово о
Зильберберге, что знать его не знал, и не поручусь, чтбо это за личность, -
Жорес грубо вывел его в книге так, что Зильберберг будто сам навёл на мой
архив и тем заработал отъезд за границу, я никогда такого не предполагал, -
но затем Жоресу пришлось в Англии выдержать стычки с Зильбербергом, смягчать
текст, а пожалуй всем тем - и подтолкнуть Зильберберга на его пакостное
сочинение.) И наши общие фотографии Жорес спешил печатать, и мои письма к
нему, и пригласительный билет на нобелевскую церемонию, с подробным планом,
как найти нашу московскую квартиру, потерял голову от западной беспечности
сразу.
Затем вскоре стали приходить от Жореса новости удивительные, да прямо по
русскоязычным передачам, я сам же в Рождестве-на-Истье прямыми ушами и
слушал. То, по поводу сцены отобрания у него советского паспорта, ответил
корреспонденту по-русски, я слышал его голос, на вопрос о режиме,
господствующем в СССР: "У нас не режим, а такое же правительство, как в
других странах, и оно правит нами при помощи конституции". Я у себя в
Рождестве заёрзал, обомлел: чудовищно! самое прямое и открытое предательство
всех нас!!! То он сравнивал Сахарова (опаснейше для последнего) с танком,
ищущим помощи западных правительств. Тогда вскоре, осенью 1973, я имел
оказию отправить ему письмо по "левой" в Лондон и отправил, негодующее.
(Признаться, я не знал тогда, а надо бы смягчить на то: у Жореса остался в
СССР сын, притом в уголовном лагере.)
Переселился я на Запад - Жорес из первых стал называться приехать в Цюрих и
даже в первые дни, - продолжать внешнюю иллюзию нашей дружбы? она очень
запутывала европейцев, смазывала все грани. Я отклонил. Личные отношения не
возобновились. И вот - теперь он напал на Сахарова.
И я - ввергаюсь ещё в одну передрягу: написать газетный ответ Жоресу на не
слышанное и не читанное мною выступление - а значит, осторожнее выбирая
выражения*. Только потому я писал не колеблясь, что знал, в какую сторону
Жорес эволюционировал все эти месяцы.
А всё тот же угодник Флойд (ещё не заподозренный, это - до "Шпигеля")
берётся поместить в "Таймс". Я пишу в Штерненберге, Аля шлёт телефонами в
Лондон - проходит день, второй, третий - что-то застряло, новые волнения,
новые перезвоны, вдруг заявление появляется в "Дейли телеграф" в
ослабленном, искажённом виде, - значит, уже в "Таймсе" не будет, почему?
"Таймс" опасается слишком прямых выражений о Ж. Медведеве, которые могут
быть опротестованы через суд.
И надо сказать, что "Таймс" почувствовал верно. Жорес и через норвежскую
"Афтенпостен" и прямо мне отвечал: что при его выступлении не было ни
магнитной, ни стенографической записи, дословно он не говорил так, как ему
приписывается, но даже и в приписываемом нет "вклада Сахарова в дело
разжигания войны" - как я написал в статье на основе взбалмошной информации
от Максимова. Так что, по западным правилам, Жорес вполне мог и судиться. Но
правоты-то всё равно за ним не было, и он не решился. Да ведь так же он и
отрицал, будто говорил для радио: "у нас в СССР не режим, а такое же
правительство, и управляет нами на основе конституции", - но я-то слышал
своими ушами!
Вот в таких издёргах проходит первое лето на Западе, я выкраиваю себе недели
поработать в горах - и не догадываюсь, что тем временем адвокат Хееб всё
безнадёжнее запутывает мои дела, - мне невдомёк поинтересоваться и
доспроситься. Тем временем на английском, на итальянском, на испанском, не
говоря о греческом, турецком и других, неумелые переводческие перья
безнадёжно портят или испакощивают мои книги - а мне этой проблемой некогда
заняться: переводы? А что ж для писателя в моём положении важнее? Настолько
ещё я не осознался, не умерился, что тороплю немецкий и английский
стихотворные переводы "Прусских ночей", хотя уже ясно, что ни ритма, ни рифм
соблюсти в них не берутся - это будет непрочитываемая каша, неуклюжая
поделка, - ну зачем бы мне спешить? Отчего не отложить на пять, на десять
лет? Разгон! Не в тех темпах живу.
Ещё неожиданностью для меня было, какую бурю вызвало "Письмо вождям" в
образованщине: и понимал я, и всё ещё не понимал глубину начавшегося раскола
в отечественном обществе. "Письмо" моё бранили резко, страстно - и это было
для меня свидетельством, что я сделал ход важнее, чем и сам думал, коснулся
коренного. В самиздате составляли даже сборник критических статей, не знаю,
печатали ли его когда-нибудь.
И в эмигрантской прессе шёл о "Письме" напряжённый спор, были и за, и
против. Так же неожиданно для меня выступил М. Михайлов, которого я не
привык и считать участником русской жизни, но - "нашим" преследуемым
союзником в Югославии, издали. А вот понятие "наши" сильно менялось и
дробилось - и Михайлов меня поразил просвечивающим сочувствием к марксизму
(защищал от меня чистоту этой идеологии) и к эсерству. И "Письмо" моё
объявлял антихристианским и антирусским (до сих пор обвиняли: слишком
русское и православное). И Михайлов берётся теперь "отделить художника от
идеолога" (старая советская кирпотинская песенка); и всё это выносится из
Сербии на мировую арену почти неправдоподобным тоном: "ну, так раз и
навсегда надо - (Солженицыну и его читателям) - уяснить вот что",
"Солженицыну не дано осмыслить собственный опыт", "ну что ж, придётся просто
повторить то, что для европейской юридической мысли давно уже стало
аксиомой"... И ещё более поразил приёмами, которыми ведётся дискуссия:
неоднократно подставляется вместо меня Владимир Осипов, а затем (ленинская
ухватка) все его мысли валятся на меня вместе с "прокитайскими
группировками, итальянскими неофашистами, эмигрантами-монархистами", и
"Солженицын повторяет грех Ленина", и "Письмо" состоит из тех же частей, что
"Коммунистический Манифест". И чутко развивая намёк Сахарова: "Найдутся
последователи и договорят, что Солженицын удержал про себя"...
О-го-го, какие же рогатые вырастают из славных отважных диссидентов!
А в начале октября вышел 1-й номер "Континента" - я вскипел от
развязно-щегольской статьи Синявского, от его "России-Суки". Увидел в том (и
верно) рождение целого направления, злобного к России, - надо вовремя
ответить, не для эмиграции, для читателей в России, ещё связь не была
порвана, - и вот, сохранился у меня черновик, писал:
"Реплика в Самиздат. Как сердце чувствовало, оговорился я в приветствии
"Континенту": "пожелания нередко превосходят то, что сбывается на самом
деле". Пришёл № 1. И читаем: "РОССИЯ-СУКА, ТЫ ОТВЕТИШЬ И ЗА ЭТО..." Речь
идёт о препятствиях массовому выезду евреев из СССР, и контекст не указывает
на отклонение автора, Абрама Терца, от этой интонации. 10-летнее гражданское
молчание прервано им вот для такого плескба. Даже у блатных, почти
четвероногих по своей психологии, существует культ матери. У Терца - нет.
Вся напряжённая, нервная, острая его статья посвящена разоблачению "их", а
не "нас", - направление бесплодное, никогда в истории не дававшее
положительного. Абрам Терц справедливо настаивает, что русский народ должен
видеть свою долю вины (он пишет - всю вину) в происшедшем за 60 лет, - но
для себя и своих друзей не чувствует применимости этого закона. Третьей
эмиграции, уехавшей из страны в пору наименьшей личной опасности (по
сравнению с Первой и Второй), уроженцам России, кто сами (комсоргами,
активистами), а то отцы их и деды, достаточно вложились уничтожением и
ненавистью в советский процесс, пристойней было бы думать, как мы ответим
перед Россией, а не Россия перед нами. А не плескать помоями в её
притерпевшееся лицо. Мне стыдно, что идея журнала Восточной Европы
использована нахлынувшими советскими эмигрантами для взрыва сердитости,
прежде таимой по условиям осторожности. Мы должны раскаиваться за Россию как
за "нас" - иначе мы уже не Россия".
Не помню почему, но в Самиздат, в СССР, не послал. Вероятно потому, что
подобное предстояло вскоре сказать при выпуске "Из-под глыб".
Но вот так - характерно чётко, уже на первых шагах, прорисовалась пишущая
часть Третьей эмиграции, - и куда ж ей хлынуть, как не в открывшийся
"Континент"? В следующие два-три года он станет престижным пространством для
их честолюбивого скученья, гула, размаха рук (и для такого, что невозможно
тиснуть в первоэмигрантских изданиях). Впрочем, противобольшевицкую линию
Максимов выдерживал вполне.
За август я преодолел опасную отвычку, отклон от "Колеса": ведь с бурной
осени 1973, в нарастающей тряске, я уже не работал с полной отдачей. В
Штерненберге постепенно устоялось душевное настроение и мысли. Взял
недоконченный "Октябрь", теперь так обогащённый цюрихскими ленинскими
подробностями, это собиралось замечательно (и детали о цюрихских
социалистах, и даже метеосводки по Цюриху за любой день октября 1916 или
февраля 1917, не надо придумывать погоду), - так уткнулся в новую трудность.
В предыдущие годы, планируя "Колесо" по Узлам и стремясь скорей прорваться к
Февральской революции, я решился пропустить весьма-таки узловой, "узельный"
август 1915: с катастрофическим отступлением русской армии, созданием
буйного Прогрессивного Блока, его яростной атакой на правительство,
уступательной перетасовкой министров и мучительным переёмом Верховного
Главнокомандования царём, да там же и Циммервальдская конференция. А теперь,
в октябре 1916, допущенный мною пропуск сильно давал себя знать: требовал
вставки многих ретроспекций, и настолько сильно требовал, что я кардинально
заколебался: да не вставить ли "Август Пятнадцатого"? Но стал смерять,
сколько же других - исторических и личных - линий придётся перестраивать?
нет, это ещё худший разлом. Остался при прежнем плане Узлов - и теперь готов
был уверенно вести в "Октябре" ленинскую линию. А число возможных глав о
Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 6 7 8 9 10 11 12  13 14 15 16 17 18 19 ... 44
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (1)

Реклама