Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Demon's Souls |#15| Dragon God
Demon's Souls |#14| Flamelurker
Demon's Souls |#13| Storm King
Demon's Souls |#12| Old Monk & Old Hero

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Политика - Солженицын А. Весь текст 510.11 Kb

Угодило зернышко промеж двух жерновов

Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3 4 5 6  7 8 9 10 11 12 13 14 ... 44
видел другой, будто Маркс вёл к какому-то "нестеснённому" социализму? и ещё
характерна фраза: "...роль марксизма как якобы "западного" и
антирелигиозного учения". Якобы антирелигиозного? якобы умершего? Ах, Андрей
Дмитриевич, да живуча эта Идеология - и ещё как! ещё сколько будут держаться
за неё, - именно за казарменное "равенство", казарменную "справедливость",
чтобы только не взгрузить на себя бремя свободы.
И уже не первый, не первый раз касается Сахаров русской темы в форме
заёмно-распространённой: "в России веками рабский, холопский дух,
сочетающийся с презрением к иноземцам, инородцам и иноверцам". (Как бы при
таком презрении держалось бы 100-национальное государство?) Никак, А. Д.,
нельзя не сверяться с историками - С. Соловьёвым, С. Платоновым. И тогда
узнаем, что на всём протяжении от Ивана IV до Алексея и Фёдора Россия
тянулась получать с Запада знания и мастеров с их умением (и почётно
содержала приехавших) - а отсекали им путь Ганза, Ливония, Польша да и
прямое вмешательство Римского Престола: опасались все они усиления России. А
с чего бы Петру понадобилось в Европу "прорубать окно"? Оно было снаружи
заколочено.
Выражает Сахаров и мнение, что "призыв к патриотизму - это уж совсем из
арсенала официозной пропаганды". И вообще, спрашивает он: "где эта здоровая
русская линия развития?" - да не было б её, как бы мы 1000 лет прожили? уже
и ничего здорового не видит Сахаров в своём отечестве? И особенно изумился,
что я выделил подкоммунистические страдания и жертвы русского и украинского
народов, - не видит он таких превосходящих жертв.
Дождалась Россия своего чуда - Сахарова, и этому чуду ничто так не претило,
как пробуждение русского самосознания! Однако если подумать, то и этого надо
было ожидать, подсказывалось и это предшествующей русской историей: в
национально-нравственном развитии России русский либерализм всегда видел для
себя (и вполне ошибочно) самую мрачную опасность. А с социалистическим
крылом (да даже и с отпочковавшимися коммунистами) они были всё-таки
родственники, через отцов Просвещения. И опять у Сахарова всё та же наивная
вера, что именно свобода эмиграции приведёт к демократизации страны; и
только демократия может выработать "народный характер, способный к разумному
существованию" (о да, несомненно! но если понимать демократию как
устойчивое, действующее народное самоуправление, а не как цветные флаги с
избирательными лозунгами и потом самодовольную говорильню отделившихся в
парламент и хорошо оплачиваемых людей); демократический путь (разумеется,
просто по западному образцу) - "единственный благоприятный для любой страны"
(вот это и есть схема). И бесстрастно диктует Сахаров нашему отечеству
программу "демократических сдвигов под экономическим и политическим
давлением извне". (Давление извне! - американских финансистов? - на кого
надежда!) А по центральному моему предложению в "Письме" - медленному,
постепенному переходу к демократии через авторитарность, Сахаров опять
возражает мимо меня: "я не вижу, почему в нашей стране это [установление
демократии] не возможно в принципе?", - так и я же не спорю с принципом,
только говорю, как опасно делать это рывком.
Конечно, тон выступления Сахарова был неоскорбителен. Но к концу статьи он
резко сменил его. И он был первым, кто назвал мои предложения "потенциально
опасными", "ошибки Солженицына могут стать опасными". А если не прямо они,
то "параллели с предложениями Солженицына" "должны настораживать". И если
ещё не я сам прямо опасен, то неизбежно опасными проявятся какие-то мои
последователи - и к этой-то неотложной опасности было так торопливо его
письмо. Перекрывая болтами мягкость лично ко мне, не упустил он вставить
набатную фразу, и сильно не свою: "Идеологи всегда были мягче идущих за ними
практических политиков". Запасливая фраза, практически-политическая, да
почти ведь в точности взята со страниц Маркса-Энгельса.
И эти-то сахаровские предупреждения, при начале капитулянтского детанта,
пришлись Западу очень ко времени и очень были им подхвачены. По сути, только
вот эти предостережения западная пресса вознесла и повторяла из статьи в
статью, само "Письмо" почти не обсуждая. "Захватывающий дух диалог двух
русских!" - пророчила она, несомненно ожидая, что дискуссия потечёт и
дальше.
И мне - очень хотелось ответить немедленно, конечно. Как и Сахарова, меня
тоже смутило многое у него. Но скромный, малый, щадящий ответ, лишь смягчить
самые выпирающие ошибки оппонента - был бы не в рост поднятым проблемам.
Вопросы - все очень принципиальные, а мы с единомышленниками уже год как
готовили в СССР широкий по охвату самиздатский сборник статей "Из-под глыб"
- да высылка моя сорвала общую работу, теперь сборник откладывался с месяца
на месяц, как-то надо было кончать его сношениями через железо-занавесную
границу, нелегко. Так обгонять ли "Из-под глыб" с его взвешенными глубокими
формулировками - поспешной газетной полемикой, которая всегда обречена быть
поверхностной? Скрепя сердце пришлось от немедленного публичного ответа
Сахарову отказаться.
И когда 3-го мая журнал "Тайм" брал у меня интервью и прямо вызывал на ответ
Сахарову - я ответил глухо, уклончиво. И, очевидно, зря: в западном сознании
осталось, что Сахаров меня победно подшиб, как говорится, "один - ноль".
Спустя полгода, в конце 1974, уже после "Из-под глыб", мой мягкий ответ
Сахарову в "Континенте" - вовсе не был замечен: эмигрантский русский журнал
не тянет против американской ведущей газеты, да уже многих западных газет.
Да хоть бы я ответил и в "Нью-Йорк таймс"? - тогда искрились надежды
разрядки: с коммунизмом можно договориться, и надо, да он вовсе уже не
коммунизм! - как раз по Сахарову. Из статьи его получалось, что мой счёт
коммунизму - чрезмерен, необоснован, опоздан, я - не объективный свидетель
того, что делается в СССР; ядро моего "Письма" и моё сомнение в абсолютном и
безусловном благе Прогресса он изобразил как тягу к реставрации старины. С
тех-то пор, вот с этой сахаровской статьи, с постоянными ссылками на неё, и
пошло перетёком по Западу, что Солженицын - антидемократ и ретроград.
Но это я зашёл вперёд. А публикация "Письма вождям" произошла 3-го марта - и
семьи моей ещё не было, и Аля по телефону настойчиво откладывала, и, можно
было догадаться, не от вмешательства властей. А у меня была только сильно
неустроенная полупустая трёхэтажная квартира, да ещё с неделю не починенная,
не запертая калитка - и сам же Цюрих.
Цюрих - очень нравился мне. Какой-то и крепкий, и вместе с тем изящный
город, особенно в нижней части, у реки и озера. Сколько прелести в
готических зданиях, сколько накопленной человеческой отделки в улицах
(иногда таких кривых и узких). Много трамваев; изгибами спускались они к
приречной части города с нашего университетского холма, от мощных зданий
университета. (А из прошлого знаю: столько российских революционеров тут
учились, получали дипломы в передышках между своими разрушительными рывками
на родину.)
Мне и усилий не надо было делать над собой: я уже весь переключился на
ленинскую тему. Где б я ни брёл по Цюриху, ленинская тень так и висела надо
мной. Сознательный поиск я начал с тех библиотек, где Ленин больше всего
занимался: Церингерплац и Центральштелле (по многовековой устойчивости
швейцарской жизни они, собственно, и не изменились). Во второй работал
эмигрант-чех Мирослав Тучек, весьма социалистического направления, но мне
сочувственно помогал. От него я получил и недавнюю книгу Вилли Гаучи, где
было собрано всё о пребывании Ленина в Цюрихе, страниц 300 немецкого;
получил домой, в подарок от автора, тут же и навалился. И, совершенно
неожиданно! - знакомство с Фрицем Платтеном-младшим - трезвым сыном своёго
упоённого отца, того Платтена, который оформлял и прикрывал возврат Ленина
через Германию в Россию, понёс его на своих крылах. Сын - уже не защищал
отца, а объективно выяснял все скрытые обстоятельства того возврата.
Дружески мы с ним сошлись (с удивлением я обнаруживал, как быстро
восстанавливается мой немецкий). Бродил я и специально по ленинским местам,
где он заседал в трактирчиках, как ликвидированный теперь "Кегель-клуб", и
сколько раз проходил по Шпигельгассе, где Ленин квартировал, и по Бельвю к
озеру. А другие цюрихские впечатления наваливались на меня мимоходом,
случайно, - но затем, с опозданием и в несколько месяцев, я догадывался, что
это же прямо идёт в ленинские главы - как ярчайшая картина масленичного
карнавала, или могила Бюхнера на Цюрихберге, или богатая всадница на
прогулке там же.
Цюрихберг - лесистая овальная гора над Цюрихом, разумеется тщательно
сохраняемая в чистоте, и тоже не первый век, место, куда Ленин с Крупской не
раз забирались растянуться на траве, - начиналась своим подъёмом совсем близ
моего дома, двести метров пройти до фуникулёра - милого открытого
трамвайчика, круто-круто его втаскивал канат наверх, когда противоположный
вагончик спускался. (Такое это было занятное зрелище, что я положил себе:
вот приедут наши, повезу Ермошку показывать, ведь ему четвёртый год, он уже
изрядно смышлён, вот удивится-то! Но поразительная жизнь: и приехали, и
прожили там два года - так и не нашёл я момента в кружной жизни, свозил всех
ребятишек кто-то вместо меня, может быть фрау Видмер, жена штадтпрезидента,
мы очень с ними обоими сдружились: Зигмунд своими духовными свойствами и
политическим пониманием стоял много выше сегодняшнего среднего западного
человека, а фрау Элизабет была тепла, сердечно добра, проста, и привязалась
к нашим ребятишкам, брала их то в зоопарк, то ещё куда, свои дети у неё уже
были близки к женитьбе.) Квартира-то наша была сильно достигаема шумам
близких улиц, особенно от нынешнего завывания санитарных автобусов, тут
рядом кантональный госпиталь, - а поднимешься на Цюрихберг, минуешь
последние дачи богачей - дальше такой лесной покой, и совсем мало гуляющих в
будний день, я там отдышивался, раздумывал, закипали планы литературные,
публицистические. (Не забуду встречи с пожилым швейцарцем, он тоже шёл один.
Это было вскоре после моего приезда. Он изумился, повернул ко мне, обеими
руками взял меня под локти, смотрел на меня с любовью, смотрел, и слёзы у
него полились, сперва и говорить не мог. Надо знать сдержанных, жёстко
замкнутых швейцарцев, чтоб удивиться: и что повернул без повода, и за руки
взял, и плакал.)
Наконец, день прилёта наших прозначился: 29 марта. Солнечный, тёплый день,
конечно и Хееб со мной. Опять было большое скопление прессы на аэродроме. К
самолёту приставили лесенку, меня впустили. Вошёл, как в темноту, первым
столкнулся с Митькой, обвешанным ручными сумками за всех, потом Аля передала
мне Ермошку и Игната, они таращились, Ермошка меня узнал, а
полуторагодовалый Игнат просто покорился судьбе, я понёс их как два пенька,
Аля - корзину с шестимесячным Стёпкой. (Тогдашняя фотография стала из моих
любимых.) За Алей шла бабушка. Чемоданов они привезли десяток, но это было,
конечно, не главное, Аля успела шепнуть, что всё существенное не тут, пойдёт
иначе. А на Шереметьевском аэродроме гебисты долго держали их багаж:
фотографировали все третьестепенные бумажки, и, как потом оказалось,
размагнитили и все наши аудиоплёнки, сколько интересных записей накопилось у
нас за три года.
Покатили на Штапферштрассе, кортеж за нами, там толпа фотографов вывалила.
Наша калитка уже запиралась - они, человек тридцать, кинулись в открытую
калитку наших милых соседей, молодой пары, Гиги и Беаты Штехелин (их дома не
было), и, ближе к нашему низкому заборчику - зверски теснясь и отталкивая
друг друга, вмиг истоптали большую, излелеянную хозяевами цветочную клумбу.
И это - европейцы? (Навредили б так русские, все бы: "во! во! русские только
так и могут".) Я закричал на них, пытаясь очнуть. Бесполезно. И - не
отступил никто с клумбы, так и уничтожили её. Я изумлялся, до чего они
надоедны, они изумлялись, до чего я горд. Измученных малышей мы спешили
Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3 4 5 6  7 8 9 10 11 12 13 14 ... 44
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (1)

Реклама