глубине Сахары. Ботинки были начищены до такого блеска, какой никогда не
удавался даже его денщику. Вопреки желанию, он быстро обыскал помещения -
искал следы прежних обитателей и испытал нелепое облегчение, когда ничего
не обнаружил.
- Мог бы привыкнуть обходиться и без этих удобств, - сказал он своему
отражению в зеркале, причесывая влажные темные волосы.
Гостиная в его помещениях располагалась на трех уровнях и была
уставлена тростниковой мебелью и тропическими растениями, которые росли в
греческих амфорах или в саду с декоративными камнями, и все это
вписывалось в украшения комнаты. Вьюнки и большие глянцеватые листья
перекликались по тону с занавесами с рисунком джунглей и густыми порослями
экзотических растений за высокими окнами, дававшими отличный вид. В
комнате было прохладно и приятно, хотя гудение кондиционеров скрывалось за
шумом водопада, искусно сооруженного на одной стене. Тропические рыбы
плавали в бассейне, куда падала вода, и комнату заполнял аромат цветов;
цветы сверкали в приглушенном свете.
Одна из маленьких золотистых полинезийских девушек принесла поднос с
четырьмя покрытыми изморозью высокими стаканами, чтобы Питер выбрал. Во
всех стаканах были фрукты, и Питер слышал сладкий запах добавленного к
фруктам рома. Он решил, что для него это смертельно, и попросил виски,
потом пожалел об этом, потому что девушка была разочарована.
- Я сама это приготовила, - чуть не плакала она.
- В таком случае... - он отхлебнул, а она с тревогой ждала.
- Великолепно! - воскликнул он, и она благодарно хихикнула и
завертела задиком под коротким парео, как довольный щенок.
Появилась Магда в шифоновом платье, таком легком, что оно плыло
вокруг нее, как облако зеленого тумана, и сквозь платье просвечивало ее
великолепное тело.
Питер почувствовал, как у него перехватило дыхание, когда она подошла
к нему, и подумал, сумеет ли когда-нибудь привыкнуть к ее красоте.
Она взяла у него из рук стакан и попробовала.
- Хорошо, - сказала она и вернула стакан. Но когда девушка принесла
поднос, с улыбкой отказалась.
Они прошлись по комнате, Магда держала его за руку и указывала на
редкие растения и рыб.
- Я построила это крыло после смерти Аарона, - сказала она, и он
понял, что она хочет сказать, что тут нет воспоминаний о другом мужчине.
Его позабавило, что она находит это важным, но тут же он вспомнил
собственный торопливый обыск комнаты и теперь уже посмеялся над самим
собой.
Магда приказала заменить сидения, чтобы они могли сидеть рядом на
низком диване перед аквариумом.
- Я не хочу быть далеко от тебя, - объяснила она и стала накладывать
лучшие кусочки ему на тарелку.
- Это специфическое блюдо Les Neuf Poissons. Больше нигде в мире ты
не сможешь его попробовать. - Она выбирала маленьких глубоководных
моллюсков из горячего креольского соуса со специями и кокосовым молоком, а
в конце еды стала отрывать виноградинки с гроздьев, привезенных из
Австралии, тонкими пальцами, с точностью хирурга отделяя розовыми ногтями
стебельки и кладя ягоды ему в губы.
- Ты меня избалуешь, - улыбнулся он.
- Когда я была девочкой, у меня не было куклы, - с улыбкой объяснила
она.
Спиральная каменная лестница вела на пляж в пятидесяти футах под
столовой, и они оставили обувь на верхних ступенях и пошли босиком по
ровному влажному песку, ставшему при отливе твердым, как камень. Луна
несколько дней назад миновала полнолуние, и отражение ее отбрасывало до
самого горизонта серебряную дорожку.
- Калиф должен поверить, что его план удался, - неожиданно сказал
Питер, и она вздрогнула рядом с ним.
- Я бы хотела хоть на одну ночь забыть о Калифе.
- Мы не можем ни мгновение забывать о нем.
- Ты прав. Как заставить его в это поверить?
- Тебе придется умереть... - Он почувствовал, как она напряглась.
- ...ну, все должны в это поверить. Должно выглядеть так, словно я
убил тебя.
- Расскажи, - негромко попросила она.
- Ты мне говорила, что специально приготовила себе возможность
исчезнуть.
- Да.
- Как ты бы исчезла отсюда, если бы понадобилось?
Она немного подумала.
- Пьер увез бы меня в Бора-Бора. У меня там друзья. Хорошие друзья.
На самолете островной линии с другим паспортом я бы добралась до
Таити-Фааа, а оттуда обычным рейсом, но с тем же паспортом в Калифорнию
или в Новую Зеландию.
- У тебя есть другие документы?
- Да, конечно. - Она так удивилась его вопросу, как будто хотела
добавить: - А разве не у всех они есть?
- Прекрасно, - сказал он. - А здесь мы организуем несчастный случай.
Неисправность акваланга, нападение акулы в глубине, трупа нет.
- Хорошо! - согласилась она.
- И ты официально будешь считаться мертвой, пока мы не выйдем на
Калифа, - сказал Питер. Это прозвучало как приказ, но она не возразила, и
он продолжал: - Если я исполню желание Калифа и убью тебя, я стану для
него ценным приобретением. Я докажу свою нужность, и он будет ценить меня.
И даст возможность подойти поближе. По крайней мере у меня будет
возможность проверить несколько диких идей.
- Но не делай мою смерть слишком убедительной, любовь моя. Полиция
Таити меня очень любит, - сказала она. - Мне бы не хотелось, чтобы ты
кончил гильотиной в Туаруру.
Питер проснулся первым и, опираясь на локоть, стал рассматривать ее
лицо, находя все новые и новые черточки, радуясь бархатистой коже, такой
чистой, что поры становились заметными только с расстояния в несколько
дюймов. Потом он перенес взгляд на изгиб ее ресниц, которые переплетались
сплошной темной оградой, закрывая спящие глаза, но они неожиданно
раскрылись, огромные черные бассейны зрачков быстро сократились, взгляд
сфокусировался, и впервые он заметил, что радужная оболочка у нее не
сплошь зеленая, в ней множество золотых и фиолетовых точек.
Удивление от того, что она увидела его над собой, сменилось
удовольствием, она протянула руки за голову, изогнула спину, как делает
пантера, когда встает. Сатиновая простыня соскользнула до пояса, а Магда
потягивалась чуть больше, чем необходимо, сознательно демонстрируя свое
тело.
- Теперь каждое утро, когда я буду просыпаться без тебя, для меня
потеряно, - хрипло прошептала она и еще больше подняла руки, чтобы обнять
его, грациозно охватила его руками за голову, по-прежнему изгибая шею, и
выступающие темно-красные соски задели густые волосы у него на груди.
- Сделаем вид, что так будет вечно, - прошептала она, губы ее были в
дюйме от его лица, и дыхание ее пахло розами, от нее исходил аромат
зрелой, начинающей возбуждаться женщины; она широко раскрыла губы,
прижалась к его рту, втянула глубоко его язык с низким стоном желания, ее
смуглое стройное тело прижалось к нему, руки перешли с шеи на спину,
длинные ногти впились в тело, остановившись на самом пороге боли. Его
собственное возбуждение было таким быстрым и жестко твердым, что она снова
застонала, напряжение покинуло ее тело, оно смягчилось, словно фигура из
воска, которую слишком близко поднесли к огню, ресницы затрепетали и
закрылись, бедра раздвинулись.
- Такой сильный... - прошептала она глубоким хриплым голосом, и он
приподнялся над ней, чувствуя себя неуязвимым и могущественным.
- О, Питер! - воскликнула она. - Да, так. Пожалуйста, так! - Оба
приблизились к моменту, когда каждый теряет себя и на краткое мгновение
становится частью божества.
Потом они долго лежали рядом в огромной постели. Лежали на спине,
вытянувшись, не касаясь друг друга, только переплетя пальцы рук.
- Я уйду... - прошептала она, - я должна уйти, но не сейчас. Еще нет.
Он ничего не ответил, такое усилие для него оказалось невозможно, а
ее голос звучал томно от наслаждения.
- Я заключу с тобой сделку. Дай мне еще три дня. Только три дня для
счастья. У меня это будет в первый раз. Я никогда такого не знала. И
может, это и в последний раз...
Он пытался приподняться, чтобы возразить, но она сжала его пальцы,
заставляя замолчать, и продолжала:
- ...может, в последний, - повторила она. - И я хочу все от него
взять. Три дня, в которые мы не будем упоминать Калифа, не будем думать о
крови, усилиях и страдании. Если ты дашь мне их, я сделаю все, что
скажешь. Договорились, Питер? Скажи, что так будет.
- Хорошо. Мы так и сделаем.
- Тогда скажи мне снова, что ты меня любишь. Не могу сказать, чтобы
ты говорил это слишком часто.
Он часто повторял это на протяжении трех волшебных дней и говорил
правду; и каждый раз как говорил это, она воспринимала с такой же
радостью, и все это время они находились рядом друг с другом.
Даже когда неслись по теплой гладкой поверхности лагуны, откидываясь
назад, прямыми руками держа буксир, лыжи гневно свистели и разбрасывали
сверкающие водные крылья, когда они разворачивались в па-де-де, смеясь
сквозь ветер и гром двигателей яхты, а Хапити, лодочник-полинезиец
сочувственно посматривал на них с мостика.
Когда спокойно плыли сквозь загадочные голубые и пятнистые глубины, и
единственным звуком был только свист воздуха в аквалангах и мягкий шорох
вечного пульса океана; держась за руки, они опускались к забытому корпусу
японского самолета, заросшему водорослями и населенному множеством
прекрасных маленьких существ.
Они молча опускались с крутого стального утеса наклонной рубки
самолета, которая уходила, казалось, в бесконечне глубины, так что
охватывал неожиданный страх перед возможностью лишиться опоры и падать
туда, где свет с поверхности совсем тускнел и исчезал.
Останавливались и заглядывали сквозь стекло масок в отверстия,
проделанные в корпусе снарядами и взрывчаткой, потом пробирались в эти
отверстия, осторожно, как дети в доме с привидениями, и потом,
торжествующие, выходили наружу с сумками, полными трофеев: монет, посуды,
медных деталей.
Бродили по закрытым пляжам внутренних островов, рука об руку,
обнаженные под ярким солнцем.
Рыбачили в проливе во время бурного наступления воды, кричали от
возбуждения, когда большой золотой желтохвост, с блестящим, как зеркало,
брюхом, выскакивалв из воды, чтобы схватить приманку, и фиберглассовые
удилища кивали и дергались.
Или в океане, когда за гребнями волн на мгновения исчезали острова, и
слышался только треск и шорох снастей, дрожал наполненный ветром парус, и
двойной корпус катамарана рассекал с шумом волны.
На длинных изогнутых берегах в лунном свете, разглядывая небесные
тела, которые так трудно увидеть в беспокойном небе Европы: охотник Орион
и Плеяды; восклицая, когда всходили незнакомые созвездия южного полушария
во главе с большим крестом.
Каждый день начинался и заканчивался чудом и загадкой большой
постели, любовью, которая сплавляла их тела и души каждый раз все крепче.
Но на четвертый день, проснувшись, Питер обнаружил, что ее нет, и на
мгновение испытал ужасное чувство потери.
А когда она вернулась, он в первое мгновение не узнал ее.
А потом понял, что она срезала длинные темные пряди, подстригла
волосы так коротко, что они чуть поднимались над черепом, как лепестки
темного цветка. От этого Магда казалась еще выше. Шея ее походила на
стебель цветка, она стала длиннее, и изгиб горла оказался так подчеркнут,
что напоминал лебединый.
Она увидела его выражение и прозаично заметила:
- Я подумала, что нужно изменить внешность, раз уж буду жить под
