уже тогда ты была умной, красивой и какой-то особой... - Он продолжал
рассказ. - Когда был убит твой отец... - Она беспокойно пошевелилась у
него на груди, когда он сказал это. - Ты стала жить с приемными
родителями, все они были членами партии, и ты так много обещала, что за
тобой специально приехали из Польши. Кто-то выдал себя за твоего дядю...
- Я поверила, что это мой дядя... - Она кивнула. - Десять лет я в это
верила. Он писал мне. - Она с усилием остановилась, помолчала немного и
сказала: - Только он оставался у меня после папы.
- Тебя выбрали для отправки в Одессу, - продолжал он и почувствовал,
как она напряглась у него в руках, и потому повторил более резко: - Тебя
отправили в специальную школу в Одессе.
- Ты знаешь об Одессе? - прошептала она. - Думаешь, что знаешь. Кто
там не бывал, не может знать...
- Тебя учили... - он смолк, представив себе снова прекрасную девушку
в особом помещении, выходящем на Черное море; она учится использовать свое
тело как ловушку и приманку, чтобы захватить и обмануть мужчину, любого
мужчину. - Тебя учили многому. - Этого произнести он не мог.
- Да, - прошептала она, - очень многому.
- Например, как убить человека голыми руками.
- Думаю, что подсознательно я не могла бы убить тебя, Питер. Бог
видит, ты не должен был выжить. Я любила тебя, и хоть в то же время
ненавидела за предательство, не могла заставить себя...
Она снова вздохнула.
- И когда я подумала, что ты меня убьешь, это было почти облегчением.
Я готова была принять это. Лучше смерть, чем жизнь без любви, которую, как
мне казалось, я нашла.
- Ты слишком много говоришь, - остановил он ее. - Еще больше
повредишь горлу. - Он пальцем коснулся ее губ, чтобы заставить замолчать,
потом продолжал: - В Одессе ты стала одной из избранных, элитой.
- Все равно что войти в церковь, так прекрасно и загадочно... -
прошептала она. - Не могу объяснить. Я все сделала бы для государства,
если бы знала, что это нужно "матери России".
- Это правда? - Он подумал, не станет ли она отрицать.
- Все правда, - кивнула она. - Я никогда больше не буду лгать тебе,
Питер. Клянусь.
- И потом тебя послали назад во Францию, в Париж? - спросил он, и она
снова кивнула.
- Ты делала свое дело даже лучше, чем от тебя ожидали. Ты была
лучшей, самой лучшей. Ни один мужчина не мог устоять перед тобой.
Она не ответила, но и не опустила взгляд. Это был не вызов, а
принятие того, что он говорит.
- Были мужчины. Богатые и влиятельные... - В голосе его теперь
звучала горечь. Он не мог с собой справиться. - Много, много мужчин. Никто
не знает, сколько именно, и у каждого ты собирала урожай.
- Бедный Питер, - прошептала она. - Это тебя мучило?
- Это помогало мне ненавидеть тебя, - просто сказал он.
- Да, это я понимаю. Я ничем не могу тебя утешить - кроме одного. Я
никого не любила, пока не встретила тебя.
Она держала слово. Больше не будет обмана. В этом он был уверен.
- Потом решили, что тебя можно использовать, чтобы взять под
контролль Аарона Альтмана и его империю...
- Нет, - прошептала она, качая головой. - Это я решила насчет Аарона.
Он был единственным мужчиной, перед которым я не смогла... - У нее
перехватило горло, она отпила бурбон и медленно проглотила, потом
продолжила: - Он меня очаровал. Никогда не встречала такого. Такой
сильный, такая свирепая сила.
- Ну, хорошо, - согласился Питер. - Ты могла к тому времени устать от
своей роли... Куртизанкой быть очень трудно... - Она улыбнулась впервые с
того момента, как он начал говорить, но улыбка была печальной и
насмешливой.
- Ты все проделала правильно. Вначале стала для него незаменимой. Он
уже болел, ему все больше нужен был костыль, кто-то, кому бы он смог
полностью доверять. Ты дала ему это...
Она ничего не сказала, но по глазам видно было, что она вспоминает,
словно солнечный луч осветил зеленые глубины неподвижного пруда.
- И когда он поверил тебе, не было ничего, что бы ты не могла дать
своим хозяевам. Твоя ценность увеличилась многократно...
Он продолжал негромко говорить, а снаружи умирал день в буре алых и
пурпурных вспышек, освещение в каюте слабело, и скоро в ней можно было
различить только лицо Магды. Бледное напряженное лицо. Она внимательно
выслушивала обвинения, перечисление предательств и обманов. Только иногда
делала легкий отрицательный жест, качала головой или сжимала пальцами его
руку. Иногда ненадолго закрывала глаза, словно не могла принять особенно
жестокое воспоминание, и раз или два болезненным шепотом восклицала:
- О, Боже, Питер! Это правда!
Он рассказывал, как у нее постепенно вырабатывался вкус к власти,
которой она владела как жена Аарона Альтмана, как это стремление к власти
усиливалось по мере того, как слабели силы Аарона. Как она наконец в
некоторых вопросах стала возражать самому барону.
- Например, в вопросе о поставке оружия правительству Южной Африки, -
сказал Питер, и она кивнула и сделала одно из своих редких замечаний:
- Да. Мы спорили. Один из немногих наших споров. - Она чуть
улыбнулась, словно какому-то глубоко личному воспоминанию, которое не
могла разделить даже с ним.
Он рассказывал, как вкус к власти, стремление к ее приметам
постепенно развеивало ее прежние политические идеалы, как хозяева начали
понимать, что теряют ее, о том, как они пытались вернуть ее под свой
контроль.
- Но теперь ты была слишком сильна, чтобы поддаться обычному
давлению. Ты проникла в связи Аарона с "Моссадом", и это давало тебе
защиту.
- Невероятно! - прошептала она. - Все так похоже, так похоже на
правду. - Он ждал, чтобы она пояснила свои слова, но она жестом попросила
его продолжать.
- Когда тебе пригрозили, что выдадут барону как агента коммунистов, у
тебя не оставалось выбора, Тебе нужно было избавиться от него... И ты
сделала это таким образом, что не только избавилась от угрозы своему
существованию, но и получила контроль над "Альтман Индастриз", а вдобавок
свободные двадцать пять миллионов для дальнейших действий. Ты организовала
похищение и убийство Аарона Альтмана, выплатила себе двадцать пять
миллионов и лично проконтролировала их передачу, вероятно, на кодированный
счет в Швейцарии...
- О, Боже, Питер! - прошептала она, и в темноте каюты глаза ее
казались бездонными и огромными, как пустые пещеры в черепе.
- Это правда? - впервые спросил подтверждение Питер.
- Это слишком ужасно. Пожалуйста, продолжай.
- Все прошло так хорошо, что перед тобой открылся целый мир новых
возможностей. Примерно в это время ты стала Калифом. Захват 070, вероятно,
не первый удар после убийства Аарона Альтмана, могли быть и другие. Вена и
министры ОПЕК, деятельность "Красных бригад" в Риме - но при взятии 070 ты
впервые воспользовалась именем Калиф. И получилось бы, если бы один из
офицеров не нарушил приказ. - Он указал на себя. - Только это остановило -
и тут я впервые привлек твое внимание.
В каюте теперь совершенно стемнело, и Магда протянула руку и включила
свет для чтения, передвинула реостат, чтобы освещение было мягким и
золотистым. И при этом свете серьезно разглядывала его лицо, а он
продолжал.
- К этому времени через свои источники - вероятно, через "Моссад" и
почти несомненно через французскую разведку - ты узнала, что на Калифа
кто-то начал охотиться. Этот кто-то оказался Кингстоном Паркером и
"Атласом", и я был идеальным человеком, который мог бы подтвердить, что
охотник - Паркер. И я же легче других мог бы убить его. У меня есть
специальная подготовка и способности к такой работе. Я мог подобраться к
нему близко, не вызывая подозрений, и нужен был только сильный мотив...
- Нет, - прошептала она, не в силах оторвать взгляд от его лица.
- Все совпадает, - сказал он. - Все. - И она не ответила.
- Получив палец Мелиссы-Джейн, я был готов на все...
- Меня сейчас стошнит.
- Прости. - Он протянул ей стакан, и она отпила немного темной
жидкости, слегка подавившись при этом. Потом немного посидела с закрытыми
глазами, прижимая руку к горлу.
- Ну, как? - спросил он наконец.
- Прошло. Продолжай.
- Все складывалось прекрасно, если бы не этот звонок из Ирландии. Но
этого никто не мог предвидеть, даже Калиф.
- Но ведь у тебя нет никаких доказательств! - возразила она. - Это
все предположения. Нет доказательств, что я Калиф.
- Есть, - негромко ответил он. - О'Шоннеси, глава банды, похитившей
Мелиссу-Джейн, дважды звонил по телефону. По номеру Рамбуйе 47-87-47.
Она молча смотрела на него.
- Видишь ли, он докладывал своему хозяину, Калифу. - Он ждал ее
ответа. Его не было, и, помолчав минуту, он продолжал рассказывать о том,
как готовился к ее убийству: места, которые он выбрал на скачках и на
авеню Виктора Гюго, и она вздрогнула, словно ощутив прикосновение крыльев
черного ангела.
- Я была бы там, - призналась она. - Ты выбрал два лучших места.
Шестого на следующем месяце Ив специально показывает мне свои модели. Я
обязательно была бы там.
- Но ты уберегла меня от забот. Пригласила меня сюда. Я знал, что это
приглашение на смерть; ведь я знаю о тебе, знаю, что ты Калиф. Я видел это
в твоих глазах во время нашей встречи в аэропорту "Орли". Видел это в том,
как ты избегаешь меня, не даешь выполнить то, что я должен был сделать.
- Продолжай.
- Ты приказала обыскать меня, когда я вышел на Таити-Фааа.
Она кивнула.
- Ты и твои серые волки обыскали мою комнату вчера вечером, и ты все
приготовила на сегодня. Я знал, что должен ударить первым, и ударил.
- Да, - прошептала она. - Ударил. - И потерла свое горло.
Он пошел снова наливать вино из бара за переборкой, вернулся и сел
рядом с ней.
Она чуть пошевелилась, переместилась в его объятиях, и он молча
держал ее. Рассказ измотал его, тело болело, но он был рад, что сказал
все, все равно что вскрываешь опухоль - когда выходит гной, становится
легче, теперь может начаться выздоровливание.
Он чувствовал, что и она устала, ее стройное тело обвисло, но ее
истощение глубже, слишком многое она испытала. И когда он поднял ее на
руки, она не возражала. Как спящего ребенка, он отнес ее в каюту хозяина и
положил на койку.
В ящике под койкой нашел подушку и одеяло. Лег рядом с ней, под одним
одеялом, и она аккуратно вписалась в изгиб его тела, слегка прижалась
спиной к его груди, твердые круглые ягодицы придимались к его бедрам,
голову она положила ему на руку, другой рукой он держал ее, и рука его
естественно легла ей на грудь. В такой позе, прижавшись друг к другу, они
уснули, и когда он повернулся, она, не просыпаясь, тоже пошевелилась,
изменила позу, прижавшись к его спине, прижав лицо к шее, обхватив его
одной рукой и ногой, словно пыталась поглотить его.
Однажды он проснулся, и ее не было, и его удивила сила тревоги; сотни
новых сомнений и страхов окружили его в темноте, потом он услышал звук
льющейся жидкости и успокоился. Вернувшись, она сняла свой костюм и легла
нагая, и тело его казалось ему нежным и уязвимым.
Проснулись они вместе, когда каюту залили лучи солнца через левый
иллюминатор.
- Боже, должно быть, уже полдень. - Она села и отбросила длинную
гриву темных волос на загорелые обнаженные плечи. Но когда Питер попытался
встать, он застыл и застонал.
- Qu'a tu, cheri? [Как ты, милый? (фр.)]
- Должно быть, побывал в бетономешалке, - застонал он. Синяки затекли
