Жорж Сименон
ИСПОВЕДАЛЬНЯ
Изд. "Копирайт", 1997 г.
OCR Палек, 1999 г.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава I
- Ты что возьмешь?
- А ты?
Недолгое колебание. В конце концов, зачем притворяться, почему не
быть самим собой, со своими пристрастиями?
- Шоколадный коктейль.
Он не удивился, заметив в ее глазах лукавый огонек, который уже видел
в момент их встречи; впрочем, та же насмешливая радость блестела и в его
глазах.
Человек за стойкой, в рубашке с закатанными рукавами, ждал. Кто-то из
посетителей назвал его Раулем. Молодой, лет тридцати. Все вокруг каза-
лось молодым, легким. И все белое - стены бара, столы, стулья, высокие
табуреты, на которые взобрались новоприбывшие. - Большой стакан молока с
двумя шариками шоколадного мороженого.
Он указал пальцем на миксер возле полок с бутылками.
- Это вкусно? - спросила она.
- На любителя. Мне нравится.
- Тогда и мне то же самое.
Что здесь такого? Ничего особенного. Хотя, возможно, когда-нибудь
станет главным. Кто знает? Ведь как в жизни: один день похож на другой,
и вдруг, много лет спустя, порой уже в старости, понимаешь, что вся твоя
жизнь зависела от одного-единственного мгновения, которому в свое время
ты не придал никакого значения.
- Стакан не очень большой? - Рауль взял чуть ли не полулитровый ста-
кан.
- В самый раз. Молоко холодное?
Молоко достали из холодильника. Музыкальный автомат гремел так, что
дрожали стены маленького зала с немногочисленными посетителями - четы-
ре-пять завсегдатаев, две девушки в облегающих брюках да несколько пар-
ней, чьи мотоциклы стояли на улице.
Андре Бар впервые оказался на этой улочке, названия которой даже не
знал. Да и в названии ли дело? Главное-блеск их глаз, легкое лукавое вы-
ражение, словно они подсмеивались друг над другом или же подсознательно
чувствовали, что переживают минуты за пределами реальности.
- Для мадмуазель тоже два шарика?
Оба как завороженные следили за приготовлением напитка. Жужжал мик-
сер; шарики мороженого в молоке поднимались и опускались, таяли, теряли
форму, смешивались с жидкостью, постепенно окрашивая ее в сиреневый
цвет.
- На вид не очень-то аппетитно, - заметила она.
- Зато вкусно! Она рассмеялась.
- Почему ты смеешься?
- Ты сказал так проникновенно! Любой парень на твоем месте, чтобы по-
разить меня, заказал бы аперитив, а то и виски.
- Я не люблю спиртного.
- Даже вина?
- Ни вина, ни пива. Я и к десерту не притронусь, если в нем вишневая
наливка или ликер. Он возвышался над ней на целую голову. При росте метр
семьдесят восемь - а врач утверждал, что через четыре-пять лет в нем бу-
дет метр восемьдесят пять - он был широкоплеч и мускулист.
Мускулистость возобладала совсем недавно над детской полнотой, от ко-
торой он страдал много лет, оставаясь самым толстым в классе. Теперь он
был самым сильным.
- Ты пьешь через соломинку?
- Привычка.
- Ты уже был здесь?
- Нет, впервые.
- Тебе нравится?
- Что? Коктейль?
- Нет. Электрогитара.
Пластинку с записью электрогитары слушала девушка, черные, почти пря-
мые волосы которой падали ей на лицо. Очарованная, она пристально смот-
рела на автомат, прижимаясь к нему так, словно голова ее покоилась на
груди мужчины.
- Когда как. Мне больше нравится простая гитара. А тебе?
- Тоже когда как.
Она потягивала через соломинку холодное молоко, и, несмотря на ее
старания, бульканье все-таки слышалось. Между обоими как бы возникло со-
общничество. До этого он видел ее всего два раза: первый, когда она с
родителями приезжала к ним в Канн на ужин; второй, когда Буадье, отдавая
долг вежливости, пригласили их к себе в Ниццу. Теперь похоже было, что
две семьи не увидятся несколько месяцев, а то и лет.
И тогда Андре Бар схитрил. В четверг он сам приехал в Ниццу на мопе-
де. Он знал, что по четвергам у Франсины занятия, а свободный день-суб-
бота. Он знал также, что учится она в школе Дантона, частном учебном за-
ведении, где преподавали бухгалтерию, стенографию и языки, что школа за-
нимает два этажа над итальянским рестораном в доме на улице Паради, воз-
ле Бельгийской набережной.
Франсина выходила в пять, и уже за четверть часа до окончания занятий
он, придерживая рукой мопед, ждал на тротуаре, метрах в пятидесяти от
здания.
Стоял май. Солнце было теплое, почти жаркое, и женщины надели светлые
платья. Проезжая по Английскому бульвару, он видел стариков, дремавших
под зонтами, и кое-где, в белых барашках волн, цветные купальники. - О
чем ты думаешь?
- Ни о чем. А ты?
- И я ни о чем.
Почти так оно и было. Возможно, он думал, что она непохожа на других,
не носит брюки в обтяжку и явно не из тех, кого возят сзади на мотоцик-
ле.
Она умела играть. Они оба играли. Когда из школы Дантона начали выхо-
дить девушки - среди них были и двадцатилетние, - он тронулся с места,
притворяясь, что оказался на этой улице случайно.
- Франсина! - воскликнул он, когда она поравнялась с ним.
А вдруг она уже видела его, когда он заводил мотор?
- Ты здесь учишься? Будто он не знал!
- Что ты делаешь в Ницце?
- Да приехал взглянуть на лицей, где через месяц буду сдавать экзаме-
ны на бакалавра.
Она сделала вид, что поверила, и они непринужденно смешались с толпой
и пошли рядом - он, придерживая рукой мопед, она с книгами и тетрадями
под мышкой.
- Я и не подозревала, что ты такой высокий.
Их лица уже светились той самой улыбкой, которую Андре Бар до сих пор
с любопытством подмечал у иных парочек, так и не понимая ее значения.
Он не казался себе смешным. Она тоже не казалась смешной. Не мешай
ему мопед, а ей книги, они наверняка пошли бы рука об руку.
Позади остался цветочный магазин, но еще какое-то время в воздухе па-
хло свежесрезанными гвоздиками. Чуть дальше, словно путь до бульвара Ви-
ктора Гюго, где она жила, был слишком коротким, он спросил:
- Спешишь?
- Не очень.
- Пить хочешь?
- С удовольствием выпила бы чего-нибудь.
Она не возражала, ни когда он направился через авеню Победы, уводя ее
все дальше и дальше от дома, ни когда они побрели по незнакомым улочкам.
Они шли просто так. Шли, чтобы идти вместе. Андре Бар искал уголок поую-
тнее, где можно посидеть, и в конце концов нашел.
- У тебя тоже экзамены?
- Еще нескоро - в июле.
- А потом?
- Последний год в школе.
- Не трудно?
- Да нет. Не так, как в лицее. В лицее я быстро поняла: на бакалавра
мне никогда не сдать! Я не очень способная. Не то что ты. А ты решил,
что делать дальше?
Она уже задавала этот вопрос у него в мансарде, - он предпочитал ее
своей комнате, - которая стала его убежищем. Пока в гостиной родители
вспоминали старых знакомых, он показывал ей свои владения, где она с
удивлением обнаружила рядом с книгами и пластинками вереницу электричес-
ких машинок.
- Хочешь попробовать? Выбирай.
Маленькая машинка легла на ее ладонь.
- Нажимаешь кнопку-скорость увеличивается, отпускаешь - уменьшается.
Главное, будь внимательна на виражах. Это не так просто, как кажется.
Иногда он наклонялся, чтобы не удариться головой о балки. Время они
провели весело. Раз десять она опрокинула свою голубенькую машинку, а он
взял на себя роль любезного покровителя.
- Ты быстро освоишься. Главное, избегай резко увеличивать скорость.
Ему было шестнадцать с половиной, ей - семнадцать.
- С кем ты обычно играешь?
- Ни с кем. Один. Иногда, правда очень редко, с отцом.
- У тебя нет друзей?
- Только приятели.
- Ты с ними часто встречаешься?
- В лицее.
- А после уроков?
- Почти никогда.
- Почему?
- Не знаю. Не хочу.
Уже в тот, первый вечер глаза их были полны иронии, словно они подс-
меивались друг над другом.
- А ты?
- Иногда выбираюсь в кино с мамой.
- По вечерам ходишь куда-нибудь одна?
- Отцу это не понравилось бы. Да и маме тоже. У нас старомодная
семья. А твои родители строгие?
- Нет.
- И позволяют тебе делать все, что ты хочешь?
- Пожалуй. Они не особенно следят, когда я прихожу или ухожу.
- Ты поздно возвращаешься?
- У меня ключ.
Ни тот, ни другой не спрашивали, почему им так хорошо вместе: оба
приняли это как должное, не задумываясь.
- Ну, мне пора.
- Еще коктейль?
- О нет! Не хочу заливать в себя литр молока.
- А мне случается. Однажды я выпил пять таких коктейлей, в том числе
один апельсиновый и один ананасовый.
Эта встреча, ни назначенная, ни случайная, явилась, скорее, маленьким
чудом, и оба радостно старались, чтобы оно произошло. И тут, когда они
вновь шли по залитому солнцем тротуару, Франсина вдруг положила ладонь
на руку спутника.
- Не твоя ли мать вон там?
- Где?
- Напротив, на другой стороне тротуара. Выходит из дома, выкрашенного
желтым.
Он и сам уже заметил ее: светлые волосы, решительная походка, цвет-
ной, с преобладанием розового костюм от Шанель.
- Думаешь, она видела нас? - спросил он с досадой.
- Нет. Выйдя из подъезда, она сразу, не оглядываясь по сторонам, по-
вернула направо, словно торопилась. Ты не хочешь, чтобы она видела нас
вместе?
- Мне безразлично.
- Что с тобой?
- Ничего.
Все сомнения отпали. Чуть дальше на улице стояла красная машина с от-
кидным верхом, к которой направлялась мать. Она села за руль, натянула
перчатки, хлопнула дверцей. Между ними было метров двадцать, и в тот мо-
мент, когда она заводила мотор, ему показалось, что взгляды их встрети-
лись в зеркале заднего обзора. Машина тронулась, завернула за угол и ис-
чезла в потоке автомобилей.
Они все еще шли рядом - он, придерживая свой мопед, она с книгами под
мышкой, но что-то уже изменилось. Франсина украдкой бросала на него
взгляды. Ни о чем не спрашивала, ничего не говорила. Они подошли к дому
на бульваре Виктора Гюго, огромному каменному зданию со светлой дубовой
дверью и медной табличкой справа:
Доктор Е. Буадъе невропатолог бывший зав. отделением в парижских
больницах.
- До свидания, Андре. Спасибо за коктейль.
- До свидания, Франсина.
Он улыбнулся ей с грустью в глазах, понимая, что им уже никогда не
вернуть легкость сегодняшнего дня.
Он лежал, как обычно, на животе, на полу мансарды, раскрыв перед со-
бой учебник химии, когда услышал голос Ноэми:
- Господин Андре, ужин подан! Вопреки требованиям хозяйки, она всегда
кричала снизу, из-под лестницы.
- Не могли бы вы пойти к нему и сказать, как всем, что стол накрыт?
- Нет, мадам. Вы не заставите меня, с моими-то венами, три раза в
день подниматься наверх и напоминать молодому человеку, что пора есть.
Он и сам прекрасно это знает.
Ужинали дома в половине девятого, поскольку отец редко заканчивал ко-
нсультации раньше восьми. Сегодня мать промолчала и не сделала Андре за-
мечания за то, что он снова вышел к столу без галстука.
Эта маленькая война тянулась между ними уже давно. Раз и навсегда он
выбрал для себя ту одежду, в которой ему было удобно и в лицее, и на
улице, и дома: бежевые бумажные брюки, полинявшие от стирки, сандалии с
ремешками и цветные, часто в клеточку, рубашки с открытым воротом.
Пиджак он надевал только в торжественных случаях, обычно же носил по-
лотняную куртку, а зимой надевал свитер.
- У нас в классе никто не носит галстуков.
- Сочувствую родителям.
Отец не вмешивался в их споры. Говорил он мало, ел медленно, с лицом
скорее спокойным, чем озабоченным, и даже если все замечал, вид у него
оставался отсутствующий.
Узкоплечий, с тонкой шеей и впалой грудью, он казался намного меньше,
чем был на самом деле, хотя при росте метр семьдесят лишь на восемь сан-
тиметров был ниже сына и на три - жены, которая выглядела довольно круп-
ной.
Суп съели в полном молчании, но Андре чувствовал, что мать еле-еле
удерживается от вопроса, который вертелся у нее на языке. И все-таки,
