- Как глупо!
Опираясь на пол руками, она попыталась подняться и в какой-то момент
встала на четвереньки. Под коротким черным шелковым платьем в обтяжку
виднелись длинные ноги в чулках телесного цвета. Губная помада и тушь на
ресницах чуть размазались, придавая женщине вид выцветшей куклы.
- Что вы здесь делаете?
От усталости она еле держалась на ногах, но не решалась лечь в уже
приготовленную ко сну постель и подозрительно смотрела на вошедшего к
ней мужчину.
- Я слышал, - пробормотал он. - Испугался... Вы же знаете...
Она скривилась: ее тошнило. И совсем тихо, словно рассуждая сама с
собой, простонала:
- Хорошо бы, если б меня вырвало!
- Вы что-то приняли, да?
- Гарденал.
Она ходила взад-вперед, прислушиваясь к происходящему в ней, лоб ее
озабоченно наморщился.
- Я всегда носила в сумочке гарденал: для него - он плохо засыпает...
Господи!
Она сцепила руки и заломила их, чтобы вызвать новый приступ.
- Меня никогда не рвало? Может, это и к лучшему.
Я подумала, когда он узнает, что я...
Женщина струсила. Ее охватила паника. Обезумевшие глаза пристально
смотрели на незнакомца, она умоляла:
- Что мне делать? Скажите, что мне делать?
- Я вызову врача.
- Только не это. Вы не знаете... Нет ничего хуже. Тогда его арестуют,
и он опять скажет, что я...
Она не могла стоять на месте и расхаживала взад-вперед по ограничен-
ному пространству комнаты.
- Что вы чувствуете?
- Не знаю... Мне страшно... Если бы меня вырвало...
Монд тоже не знал что делать. Оставить ее и бежать к врачу за рвотным
не приходило ему в голову, вернее, это казалось ему слишком сложным.
- Сколько таблеток вы приняли? Она разозлилась, взбешенная его беспо-
мощностью, а может быть, и нелепостью его облика.
- Ну почем мне знать? Все, что оставалось в тюбике. Шесть-семь. Мне
холодно.
Она набросила на плечи пальто, взглянула на дверь, явно намереваясь
искать помощи на стороне.
- Подумать только, он меня бросил...
- Послушайте, давайте я попробую. Моя дочь тоже однажды проглотила
таблетку.
Оба говорили бессвязно, а тут еще постояльцы с четвертого этажа, оче-
видно решившие, что продолжается скандал, стучали в потолок, требуя ти-
шины.
- Идите сюда. Откройте рот. Не мешайте.
- Вы делаете мне больно.
- Потерпите. Да стойте же!
Он поискал, чем бы пощекотать ей в горле, и оказался настолько беспо-
мощным, что взял у нее платок. Она держала в руке этот маленький твердый
комочек, который Монд расправил и скатал жгутом.
- Ой, вы задушите меня... Ой! Одной рукой ему пришлось крепко ухва-
тить женщину за голову, и он удивился, какой у нее маленький череп.
- Не напрягайтесь... Моя дочь тоже напрягалась... Так, хорошо. Еще
немного. Ну как?
Спазмы сотрясли грудь женщины, и внезапно ее стошнило; она даже не
заметила, что обрызгала человека, которого совсем не знала. Слезы засти-
лали ей глаза, мешали видеть. Рвало ее чем-то красным, и Монд держал ее
за плечи, подбадривая, словно ребенка:
- Так, так... Видите, уже лучше... Еще... Не сдерживайтесь... Давай-
те, давайте.
Она смотрела на него сквозь мутную пелену перед глазами, точно живот-
ное, у которого из горла извлекли кость.
- Ну что, желудок пустой?.. Позвольте-ка еще разок. Для уверенности.
Женщина покачала головой. Она слабела. Он помог ей добраться до пос-
тели; она легла, свесив ноги, и теперь тихонько постанывала.
- Если вы обещаете лежать спокойно, вести себя разумно, я спущусь
вниз. Там наверняка есть газовая горелка или что-нибудь еще, на чем мож-
но вскипятить воду. Вам надо выпить горячего, промыть желудок.
Она сделала знак, что согласна, но прежде чем выйти из комнаты, г-н
Монд прошел в ванную посмотреть, не осталось ли там яда. Она с беспо-
койством следила за ним глазами, спрашивая себя, что он задумал. И уди-
вилась еще больше, когда он стал рыться в ее сумочке, где лежали мятые
банкноты, пудра, губная помада.
Но нет! Он же не вор! Монд снова опустил сумочку на ночной столик.
- Лежите спокойно. Я скоро вернусь.
На лестнице, стараясь не шуметь, он горько улыбнулся. Никто никогда
не сделал для него ничего подобного! Всю жизнь, с тех пор как он себя
помнил, он сам обычно приходил на помощь другим. Сколько раз - но нап-
расно! - мечтал он заболеть, чтобы увидеть, как кто-нибудь склоняется
над ним, чтобы, ласково улыбаясь, на время облегчить ему груз существо-
вания.
- Простите за беспокойство, - он всегда был чрезвычайно вежлив из бо-
язни кого-нибудь оскорбить. - Моей соседке плохо. Не будете ли вы любез-
ны согреть для нее немного воды? Или, может быть, у вас найдется чай?
- Пройдите сюда.
Была ночь. Гостиница спала. Однако было слышно, как во мраке улицы
ехали куда-то тяжелые самосвалы, иногда, чтобы разбудить заснувшую ло-
шадь, щелкал кнутом возница.
- Вы знаете их? - осведомился портье, который сразу понял, что речь
идет о постояльцах из двадцать восьмого номера.
- Нет.
- Погодите, сейчас найду спички.
В захламленной серой комнатушке был кипятильник для кофе, служивший
кофейником, но портье с мрачным спокойствием людей, которые в одиночест-
ве бодрствуют по ночам, в то время как другие спят, зажег крошечную га-
зовую плитку.
- Я удивился, когда увидел, что он уходит. Несколько дней он болел, и
она все время сидела с ним. Даже сама ходила за едой.
Г-н Монд неожиданно для себя полюбопытствовал:
- Он молод?
- Кажется, года двадцать два. Надо посмотреть регистрационную карточ-
ку. Сегодня вечером они ушли друг за другом: сначала она, потом он. А
когда, час спустя, вернулись, я понял - поссорились.
И портье грубо закончил:
- Он бросил ее, да?
Вода уже закипала. Мужчина порылся в железной банке и наконец достал
липовый чай.
- Если хотите, я отнесу.
- Я сам.
- С сахаром?
- Пожалуй... Да, спасибо.
Портье, конечно, говорил о ней. Но почему он сказал ему это? Может,
заподозрил в каких-то задних мыслях?
- Если вам потребуется что-нибудь еще, не стесняйтесь. Я здесь до ше-
сти утра.
Он снова облокотился на стойку красного дерева, из-под которой достал
открытую книгу, и погрузился в чтение.
Когда г-н Монд вернулся в комнату с чайником в руке, женщина спала
или притворилась, что спит. Платье у нее задралось, обнажив бедро над
чулком, и он смутился. У него не было никаких желаний, никаких задних
мыслей. - Мадмуазель...
Безразличная, она приоткрыла ресницы.
- Вот, выпейте. А потом, если, конечно, сможете, я советую вам из ос-
торожности пойти и вновь вызвать рвоту, чтобы прочистить желудок.
Он забеспокоился, увидев, какой у нее отрешенный, мутный взгляд. Она
не шевелилась. Тогда он приподнял ее, поднес к губам чашку.
- Пейте.
- Горячо.
Говорила она невнятно, нечленораздельно, словно язык у нее слишком
распух.
- Все-таки выпейте.
Он принудил, прямо-таки заставил женщину еще раз спровоцировать рво-
ту, но теперь незнакомку долго сотрясала болезненная икота и, казалось,
она сердится на него за эти лишние страдания.
- Ну вот, теперь мы спокойны...
Видимо, задыхаясь, она через плечо сунула руку под платье и незнако-
мым Монду, но неприятно поразившим его жестом расстегнула бюстгальтер,
сняла и бросила на пол.
- Ложитесь. Если хотите раздеться, я ненадолго выйду.
Она не дала ему для этого времени и с безразличным видом стянула че-
рез голову платье, которое скользнуло по ее длинному телу, словно лишняя
кожа. Отвернувшись к стене, он все-таки видел женщину в дверце зер-
кального шкафа. Под платьем у нее ничего не было, только маленькие розо-
вые трусики да узенький пояс для чулок. Когда она наклонилась, чтобы
снять их, ее маленькие острые груди, казалось, повисли в воздухе.
Она сняла и трусики, резинка которых оставила на коже красноватый
след, и, уже голая, с едва затененным внизу животом, поколебавшись, нап-
равилась на цыпочках в ванную, где повела себя так, словно в соседней
комнате не было мужчины.
Она вернулась, закутанная в бледно-голубой пеньюар, но глаза ее все
еще оставались мутными, рот искривленным.
- Я совсем больна, - вздохнула она, укладываясь в постель.
И потом, когда Монд подтыкал одеяло, добавила:
- Не могу больше.
Свернувшись в клубок и почти съехав головой с подушки, так что Монд
видел лишь одни обесцвеченные волосы, она сразу заснула. Спустя минуту
она уже сопела, и он тихо вернулся к себе за пиджаком и пальто - его
познабливало.
Вскоре после того, как он устроился в кресле возле кровати, в проре-
зях жалюзи уже посветлело. Просыпались звуки - одни в гостинице, другие
на улице. Главным образом на улице: с трудом заводились моторы - кате-
ров, как догадался он по плеску весел в воде, сталкивались друг с другом
лодки в Старой гавани, гудел заводской гудок, далеко в порту беспрерывно
выли сирены пакетботов и грузовозов.
Г-н Монд погасил лампу, которую оставил включенной, и светлые полосы
от жалюзи легли на стену.
Светило солнце. Монду захотелось увидеть его. Стоя у окна, он попыта-
лся смотреть сквозь планки ставней, но различил лишь узкие куски предме-
тов, например часть токоприемника проходившего мимо трамвая, какие-то
розовые и фиолетовые раковины на тележке разносчика.
Женщина больше не храпела. Она откинула одеяло, щеки у нее покрасне-
ли, губы надулись, по всему лицу разлилось болезненное выражение. Блеск
кожи контрастировал с цветом румян, от чего казалось, что это совсем
другая женщина: лицо стало естественнее, в нем появилось что-то очень
юное, жалкое, даже вульгарное. Должно быть, она родилась в какой-нибудь
хибаре на городской окраине, сопливым голозадым ребенком ползала на ка-
менном пороге, бегала по улицам, возвращаясь с народного гулянья.
Один за другим постояльцы уходили из гостиницы, по улице мчались ма-
шины, бары, пожалуй, уже открылись, и только в еще пустых пивнушках офи-
цианты разбрасывали по серому полу опилки, протирали стекла мелом.
Монд неторопливо умылся, оделся. Убедившись, что женщина спит, зашел
к себе в номер. Открыл ставни, несмотря на жалящий утренний холод, нас-
тежь распахнул окно и почувствовал, как жизнь потоком вливается в него;
он видел голубую воду, далекие белые скалы, пароход с красным ободком на
трубе, уходивший в открытое море и оставлявший позади изумительно белую
борозду.
Он забыл об огромном море, песке, солнце и о тех признаниях, которые
им нашептывал и которых, хотя от них еще оставался в нем неясный привкус
слез, сейчас стыдился.
Почему ему дали номер без ванной? Ему так хотелось, чтобы по телу
заструилась прохладная вода, очищая его. Наверно, из-за убогой, плохого
покроя одежды, которая теперь стесняла его?
У него не было с собой ни бритвы, ни мыла, ни зубной щетки. Он позво-
нил, и почти сразу пришел рассыльный. Г-н Монд колебался, не зная, обре-
менять ли его таким поручением или отказаться от уже столь близкой меч-
ты.
- Сходите купите мне...
И, дожидаясь возвращения мальчика в униформе он видел, как тот бежит
вприпрыжку по тротуару, - он стал смотреть на море, выглядевшее совсем
не таким, как ночью: оно образовывало порт, где шныряли катера и где вы-
мачивались рыбачьи сети.
Ослепленный утром, он всматривался в причал - его огромный металли-
ческий каркас загораживал горизонт, и там лишь угадывались издали кро-
шечные фигурки людей
Глава IV
Г-н Монд ждал - ничего другого ему и не оставалось. Время от времени
он подходил к двери в смежную комнату, прислушивался, потом снова возв-
ращался к окну; резкий холод вынудил его надеть пальто, а руки засунуть
в карманы.
Около девяти он подумал, что грохот города и порта помешает ему услы-
шать голос из соседней комнаты, и он с сожалением закрыл окно. На сердце
у него было тяжело; он странно улыбнулся, увидев себя в зеркале - в
