ных бумагах, находится в сейфе, в банке. Однако из сейфа он в последнее
время ничего не брал, даже не спускался в хранилище, что и подтвердил
мне директор. А ключ лежит дома, на своем месте, в маленьком ящичке
письменного стола.
- У вас есть доверенность?
- Да.
- В таком случае... - начал комиссар с непроизвольным облегчением.
- Я заходила в банк: я ведь обещала нашему кассиру вернуть деньги на
счет. В доступе к сейфу мне отказали под тем предлогом, что я не могу
доказать в соответствии с формулой закона, жив ли мой муж.
Комиссар вздохнул и полез за сигарой. Он понял: это все.
- Итак, вы хотите, чтобы мы начали расследование.
Она только посмотрела на него еще раз, потом встала, вывернула шею и
взглянула на часы.
Минутой позже она уже шла через приемную, где женщина в шали, клонясь
влево под тяжестью ребенка на руках, униженно объясняла, что уже пять
дней, с тех пор как за драку арестовали ее мужа, сидит без денег.
Когда г-жа Монд пересекла тротуар, окрашенный красным светом фонаря у
полицейского участка и шофер Жозеф закрыл за ней дверцу машины, она наз-
вала ему адрес своего поверенного, от которого уехала час назад и кото-
рый теперь снова ждал ее.
Все, что она рассказала комиссару, было правдой, но детина порой яв-
ляется самой крупной ложью.
Г-н Монд проснулся в семь утра и тихо, не дав голодному воздуху про-
никнуть под одеяло, выскользнул из постели, где неподвижно лежала жена.
Так было всегда. Каждое утро он делал вид, будто думает, что она спит.
Он не зажигал лампу в изголовье и обходил просторную кровать в темноте,
чуть тронутой тонкими полосками света, пробивающимися сквозь щели став-
ней. Босиком, со шлепанцами в руках. И тем не менее г-н Монд был уверен:
стоит посмотреть на подушку - и он видит маленькие черные глаза жены.
Только в ванной он вздыхал полной грудью, открывал то отказа краны,
включал электробритву.
Он был толстый, вернее, как говорится, крупный мужчина. Редкие свет-
лые волосы, растрепанные по утрам, придавали его розовому лицу детское
выражение.
Да и глаза, голубые глаза, пока он, бреясь, смотрелся в зеркало, вы-
ражали удивление, которое наводило на мысль о детстве. Казалось, просы-
паясь по утрам, когда не чувствуешь возраста, г-н Монд удивлялся, увидев
в зеркале мужчину зрелых лет, с выцветшими ресницами, короткими рыжева-
тыми усиками под крупным носом.
Натягивая кожу под бритвой, он гримасничал. Неизменно забывая о напо-
лнявшейся ванне, бросался к кранам в тот момент, когда вода выплескива-
лась через край, и этот предательский шум доносился до г-жи Монд.
Кончив бриться, он с удовольствием, хоть и не без горечи, еще немного
смотрел на себя, сожалея, что теперь он уже не толстый, когда-то искрен-
ний мальчишка, а давно - к чему ему никак не удавалось привыкнуть, -
зрелый мужчина, переваливший на вторую половину жизни.
В то утро в ванной он вспомнил, что сегодня ему исполнилось сорок во-
семь. И ничего другого. Ему сорок восемь. Скоро пятьдесят. Он чувствовал
себя разбитым. В теплой воде он потянулся, чтобы снять мышечную уста-
лость, накопившуюся за столько лет.
Он был почти готов, когда наверху зазвенел будильник: Ален, его сын,
сейчас тоже встанет.
Г-н Монд кончил одеваться. В одежде он был весьма разборчив: любил
костюмы без лишних складок, без пятен, мягкое прохладное белье и порой,
на улице или у себя в кабинете, с удовольствием посматривал на свои на-
чищенные до блеска ботинки.
Ему сорок восемь. Вспомнит ли об этом жена? А сын? А дочь? Никто, ко-
нечно, не вспомнит. Разве что г-н Дорисс, старик кассир, который был ка-
ссиром еще при его отце, скажет сокрушенно:
- Поздравляю вас, господин Норбер.
Он прошел через комнату, наклонился над кроватью, поцеловал жену в
лоб.
- Тебе нужна машина?
- Утром нет. Если понадобится днем, я тебе позвоню.
Странный это был дом, единственный в мире для г-на Монда. Его приоб-
рел дед, когда здание уже побывало в руках многих владельцев. И каждый
внес столько изменений, что ни о каком плане теперь и речи не было.
Одни двери заделывали, другие прорубали. Из двух комнат делали одну,
пол поднимали, коридор перекраивали, после чего получились неожиданные
повороты и еще более неожиданные ступеньки, где спотыкались посторонние
и до сих пор спотыкалась г-жа Монд.
Даже в солнечные дни здесь царили мягкие, словно пыль времен, сумер-
ки, благоухавшие, если так можно выразиться, ароматом чуть пресным, но
приятным для тех, кто давно к нему привык.
По стенам проходили газовые трубы, на черной лестнице оставались га-
зовые рожки, а на чердаке кучей валялись ненужные керосиновые лампы раз-
ных эпох.
Некоторые комнаты перешли во владение г-жи Монд.
Чужая, безликая мебель смешалась со старой мебелью дома, оттеснив
кое-что в чуланы, но кабинет сохранился таким, каким Норбер Монд знал
его всегда-с красными, желтыми, голубыми витражами, которые в зависимос-
ти от положения солнца поочередно озарялись, заливая углы комнаты яркими
цветными огнями.
Завтрак г-ну Монду приносила не Розали, а кухарка. Все в доме было
точно распределено по минутам г-жой Монд, и каждый знал свое место в лю-
бое время дня. Впрочем, это к лучшему, потому что г-н Монд не любил Ро-
зали: вопреки образу, который вызывало ее имя, девица она была сухопа-
рая, хворая и злая со всеми, кроме хозяйки.
В тот день, 13 января, он просмотрел газеты, макая в кофе рогалики.
Слышал, как Жозеф открывает ворота и выводит машину. Г-н Монд немного
подождал, глядя в потолок, словно надеялся, что сын поедет вместе с ним,
во такого, признаться, никогда не случалось.
Он вышел из дома. На улице подморозило, над Парижем поднималось блед-
ное зимнее солнце.
В этот момент г-н Монд даже не помышлял о бегстве.
- Доброе утро, Жозеф.
- Доброе утро, мсье.
По правде говоря, все началось, как грипп. В машине г-на Монда зазно-
било. Он всегда страдал насморками. В иные зимы мучился целыми неделями
и ходил с полными карманами мокрых платков, что его унижало. Возможно,
сегодня он чувствовал себя разбитым еще и потому, что спал в неудобной
позе или на его пищеварение плохо подействовал вчерашний ужин.
"Кажется, я заболею!" - подумал он. Потом, когда машина проезжала
Большими бульварами, он вместо того, чтобы, по обыкновению, посмотреть
время на пневматических часах, машинально поднял глаза и увидел розовые
горшочки труб, выделяющиеся на бледно-голубом небе, где плыло маленькое
белое облачко.
Это напомнило ему о море. От гармонии розового с голубым на него сло-
вно повеяло Средиземноморьем, и он позавидовал тем, кто живет сейчас на
Юге и ходит в тонких белых шерстяных брюках.
Навстречу плыли запахи Центрального рынка. Машина остановилась у
подъезда, над которым вывеска с желтыми буквами гласила: "Торговый дом
Норбер Монд, основан в 1843".
За воротами раскинулся старый двор; взятый под стеклянную крышу, он
теперь походил на вокзал. Двор окружали высокие, как на железной дороге,
платформы, где на машины грузили ящики и тюки. Мимо, толкая перед собой
тележки, проходили кладовщики в синих халатах и здоровались:
- Добрый день, господин Норбер.
Конторки со стеклянными дверьми, каждая под своим номером, располага-
лись все на одной стороне, тоже как на вокзале.
- Здравствуйте, господин Лорисс.
- Здравствуйте, господин Норбер.
Поздравит Лорисс его с днем рождения или нет? Нет, не вспомнил, а
ведь страничку календаря уже вырвал. Г-н Лорисс, которому перевалило за
семьдесят, сортировал, не вскрывая, письма и раскладывал их маленькими
кучками перед хозяином.
Этим утром стеклянная крыша двора была желтой. Она не пропускала сол-
нца: слишком толстый слой пыли покрывал ее, но в хорошие дни крыша каза-
лась желтой, светло-желтой; правда, даже в апреле, когда, например, сол-
нце вдруг скрывалось за облаками, она, случалось, становилась настолько
темной, что приходилось зажигать лампы.
Сегодня солнце имело огромное значение. Так же как и запутанная исто-
рия с клиентом из Смирны, человеком явно недоброжелательным, процесс с
которым тянулся уже больше полугода, но которому каждый раз удавалось
уйти от своих обязательств, да так ловко, что, хотя он и был не прав, с
ним в конце концов, устав спорить, соглашались.
- В бордоский "Голубой дом" груз отправили?
- Вагон скоро уйдет.
В девять двадцать, когда все уже были на своих местах, г-н Монд уви-
дел Алена - тот шел к себе в иностранный отдел. Ален, сын Монда, не за-
шел к отцу поздороваться. Каждый день одно и то же. Тем не менее г-н
Монд неизменно страдал от этого. Каждое утро ему хотелось сказать сыну:
"Мог бы и ко мне зайти".
Он не решался. От застенчивости. Он стыдился своей уязвимости. Кроме
того, сын мог неправильно истолковать его слова, посчитав, что за ним
устанавливается контроль, - он ведь всегда опаздывал. К тому же Бог зна-
ет почему! Выйди он чуть раньше, сел бы в машину с отцом.
Неужели только из принципа, из желания показать свою независимость он
приезжал в контору один, на автобусе или метро? Однако год назад, когда
он понял, что явно неспособен сдать экзамены на бакалавра, на вопрос,
что он собирается делать, Ален сам ответил:
- Работать у отца.
Только часов в десять-одиннадцать г-н Монд словно ненароком заходил в
иностранный отдел, небрежно клал руку Алену на плечо и тихо ронял:
- Здравствуй, сын.
- Здравствуй, отец.
Ален был хрупок, как девушка. Его длинные загнутые девичьи ресницы
взлетали, словно крылья бабочки. Он всегда носил галстуки пастельных то-
нов, а карманчик его пиджака украшали кружевные платочки, которые очень
не нравились отцу.
Нет, это не грипп. Сегодня у г-на Монда все шло не так. В одиннадцать
позвонила дочь. Именно тогда, когда у него в кабинете находились два ва-
жных клиента.
- Извините.
На другом конце провода раздалось:
- Это ты?.. Я в городе. К тебе можно заехать?.. Да, сейчас.
Сейчас он не мог ее принять. Чтобы закончить с клиентами, потребуется
не меньше часа.
- Нет, днем не смогу... Я заеду завтра утром... Дело терпит.
Деньги, разумеется. Опять деньги! Муж-архитектор. Двое детей. Им все-
гда не хватает денег. Интересно, что они с ними делают?
- Хорошо, завтра утром.
Вот и она не вспомнила, что у отца день рождения. Монд пообедал в
одиночестве в ресторанчике, где для него всегда был накрыт столик и офи-
цианты звали его просто г-ном Норбером. На скатерти и графине играло
солнце.
Когда гардеробщица надевала на него толстое пальто, он увидел себя в
зеркале постаревшим. Зеркало, похоже, было неважное: свой нос он видел
там неизменно кривым.
- До завтра, господин Норбер.
До завтра... Почему это слово так врезалось ему в память? В прошлом
году в то же самое время он почувствовал себя усталым, пресытившимся,
связанным одеждой, совсем как сейчас. Он рассказал об этом Букару, прия-
телю-врачу, с которым часто встречался в "Арке".
- У тебя в моче нет фосфатов?
Никому ничего не говоря, Монд тайком взял на кухне баночку из-под го-
рчицы, утром помочился в нее и увидел в золотистой жидкости нечто похо-
жее на мелкий белый песок.
- Тебе надо отдохнуть, развлечься. А пока принимай утром и вечером
вот это.
Букар выписал ему рецепт. Больше г-н Монд не решался мочиться в бан-
ку, которую, впрочем, выбросил на улице, предварительно разбив, чтобы
никто ею не воспользовался. Он прекрасно понимал - здесь совсем другое.
В тот день в три часа, без всякого настроения работать, он стоял на
одной из платформ застекленного двора и отрешенно смотрел на суетившихся
кладовщиков и шоферов. В крытом брезентом грузовике слышались голоса.
Почему он прислушался? Какой-то мужчина говорил:
- За ней бегает сын хозяина, подарки делает. Вчера он принес ей цве-
