отойдите и не заводите разговора о святых вещах, пока он не придет в себя.
Однако, по мере того, как теплело, Принц становился более
покладистым. Может, он постепенно привыкал к своему несчастью, и в его
безглазом черепе формировалось новое отношение к собственному
существованию. Он уже почти безразлично говорил о себе, о своем свержении,
о собственном унижении. Он вспоминал о власти, которой обладал, в таких
выражениях, что становилось ясно: никаких иллюзий насчет возможности
возвращения на трон у него уже нет. Он рассказывал мне о своем богатстве,
женщинах, музыкантах и служителях, о мастерах и даже о Властителях,
которые становились перед ним на колени. Не скажу, что я испытывал к нему
когда-либо симпатию, но в этот период за его непроницаемой маской я ощутил
страдающего человека.
Он даже признал, меня тоже человеком, но это признание далось ему с
трудом.
- Беда в том, Наблюдатель, - объяснял он, - что власть отрывает от
народа. Люди становятся для правителя вещами. Вот ты, например. Для меня
все вы были бездушными машинами, которые бродили по Земле, ведя
наблюдение. Сейчас я понимаю, что у тебя есть свои мечты, амбиции и
эмоции. А раньше я видел в тебе высохшего старика, который не может
существовать независимо от своих обязанностей в гильдии. Теперь, когда я
ничего не вижу, многое для меня проясняется.
- И что же?
- Ты был когда-то молодым, Наблюдатель. У тебя был город, который ты
любил. Семья. Даже девушка. Ты выбрал определенную гильдию, поступил в
обучение, ты боролся, у тебя болела голова, у тебя были рези в животе, в
твоей жизни было много черных моментов, когда ты не понимал, что к чему. А
вот сейчас судьба свела нас вместе на дороге в Перриш. И кто же из нас
счастливее?
- Я нахожусь вне понятий счастья или печали, - пояснил я.
- Это и есть истина? Или это фраза, за которой ты просто прячешься?
Скажи мне, Наблюдатель, я знаю, что ваша гильдия запрещает вам жениться. А
ты любил когда-либо?
- Временами.
- А сейчас ты находишься вне любви тоже?
- Я стар, - попытался уклониться я.
- Но ты мог бы любить. Сейчас ты освобожден от клятв, налагаемых
твоей гильдией. Ты мог бы выбрать невесту.
- Кому я нужен? - рассмеялся я.
- Не говори так. Ты не настолько стар. У тебя есть сила. Ты видел мир
и понимаешь его. Вот, например, в Перрише ты мог бы найти себе
какую-нибудь девушку, которая...
Он умолк.
- У тебя было когда-либо искушение, когда ты был связан клятвами?
В это время над головой проскользнула какая-то Летательница. Это была
женщина средних лет, которая слегка напряглась, летя в небе, поскольку
дневной свет давил ей на крылья. Я почувствовал боль, и мне захотелось
рассказать Принцу: да, у меня было искушение, у меня была малышка
Летательница, не так давно - девочка, почти ребенок, Эвлюэлла. Я любил ее
как мог, хотя никогда не трогал, и люблю до сих пор.
Но я ничего не ответил Принцу Энрику.
Я взглянул на эту Летательницу, которая была свободнее меня, ибо у
нее имелись крылья, и, несмотря на тепло этого весеннего вечера, я
почувствовал, как холодок опустошения и одиночества охватывает меня.
- Далеко ли еще до Перриша? - спросил Принц.
- Мы будем идти и когда-нибудь придем в него.
- А пойду в обучение в гильдию Летописцев и начну новую жизнь. А вы?
- Я надеюсь найти там друзей.
Долгими часами каждый день мы брели дальше. Проезжавшие мимо
предлагали подвезти нас, но мы отказывались, ибо на пунктах проверки
завоеватели стали бы терзать Принца. Мы прошагали через многомильный
туннель под горами, покрытыми льдом, и вышли на равнину, где трудились
крестьяне. Мы останавливались у просыпавшихся рек, чтобы остудить ноги.
Нас окружало золотое лето. Мы шли по миру, но не принадлежали ему. Мы не
слышали вестей, но было очевидно, что завоеватели полностью овладели
Землей. На небольших аппаратах они летали повсюду, изучая наш мир, который
теперь принадлежал им.
Я выполнял все просьбы Принца, даже унизительные для меня, пытаясь
хоть немного скрасить его безрадостную жизнь. Старался дать ему ощущение,
что он еще правитель, хотя правил он одним единственным бесполезным старым
Наблюдателем. Я также обучал его, как лучше притворяться Пилигримом.
Передавая ему то немногое, что я знал, я учил его позам, фразам, молитвам.
Вскоре мне стало очевидно, что во время своего правления он мало общался с
Волей. Теперь он должен был исповедовать веру, но это было неискренне,
всего лишь часть его камуфляжа.
Однажды, когда мы находились в городе под названием Дижон, он заявил:
- Здесь я куплю себе глаза.
Конечно, он не имел в виду настоящие глаза: тайна изготовления была
утеряна во время Второго Цикла. Где-то в других звездных системах можно
было купить любое чудо, но наша Земля - заброшенный мир на задворках
Вселенной. Принц мог бы купить неплохие искусственные глаза до завоевания,
а теперь лучшее, что он мог приобрести - это глаза, которые дают
возможность лишь отличать свет от темноты. Но даже это было для него
благом, так как без них только ревербератор, предупреждал его о
препятствиях на пути. Но откуда он знал, что найдет в Дижоне мастера,
владеющего необходимым искусством? И где он возьмет средства для покупки?
- Здесь есть человек, - объяснил он, - брат одного из моих Писцов. Он
из гильдии Ремесленников и я часто покупал его работы в Роуме. У него
найдутся глаза для меня.
- А плата?
- У меня есть средства.
Мы остановились в роще пробковых деревьев, и Принц расстегнул свои
одежды. Показав мне припухлость на бедре, он заявил:
- Это мой неприкосновенный запас. Дай мне лезвие.
Я протянул ему кинжал, он схватил рукоятку и нажал кнопку. Тонкий луч
света скользнул по лезвию. Левой рукой он нащупал нужное место и, натянув
кожу двумя пальцами, сделал тонкий хирургический надрез длиной в два
дюйма. Я с изумлением наблюдал как пальцы его скользили по надрезу и он
стал рыться внутри, словно в кармане. Затем он швырнул мне кинжал обратно.
Из его бедра посыпались драгоценности.
- Смотри, чтобы ничего не потерялось, - распорядился он.
На траву упало семь сверкающих камней неземного происхождения,
небольшой, искусно изготовленный, небесный глобус, пять золотых монет
императорского Роума прошлых циклов, кольцо, сияющее словно живое, флакон
каких-то духов, набор миниатюрных музыкальных инструментов из драгоценных
пород дерева и металлов, восемь человеческих фигурок. Я сгреб все это в
кучу.
- Это внутренний карман, - сухо пояснил Принц, - вшитый искусным
хирургом мне в тело. Я предвидел, что придет время, когда мне придется
спешно бежать из дворца. Я поместил в нем все, что мог. Расскажи, что я
вынул.
Я перечислил все. Он напряженно слушал, и я понимал, что он все
пересчитал заранее, а сейчас проверял мою честность. Когда я закончил, он
удовлетворенно кивнул.
- Возьми глобус, - велел он, - кольцо и два ярких камня. Спрячь в
свой кошелек. Остальное положи обратно.
Он раздвинул края разреза, и я побросал туда драгоценности. Наверное,
он мог засунуть в этот карман половину своего дворца. Затем он сжал края
разреза, и тот сросся не оставив следа. После этого принц поправил свои
одежды.
В городе мы быстро нашли Ремесленника Бордо. Это был коренастый
человек с рябым лицом и седой бородой. Один глаз у него дергался в тике,
портил его и плоский грубый нос, но пальцы его были изящны, как у женщины.
В его темной лавке с маленькими окнами, деревянные полки покрывал толстый
слой пыли. Такую лавку могли построить и десять тысяч лет тому назад. На
полках лежало несколько изящных вещиц. Он с опаской поглядел на нас, явно
озадаченный тем, что Наблюдатель и Пилигрим пришли к нему.
- Моему другу нужны глаза, - объяснил я ему.
- Я делаю такое устройство. Но оно дорогое, и требуется несколько
месяцев, чтобы его изготовить. Пилигрим не сможет его купить.
Я положил на прилавок один камень.
- Средства у нас есть.
Явно пораженный, Бордо схватил камень, начал вертеть его в руках и
увидел сияние неземных огней.
- Если вы придете, когда начнут падать листья...
- У вас нет запаса глаз? - оборвал его я.
- На подобные вещи заказчиков мало, - уклончиво ответил он. - Товара
у нас немного.
Я положил на прилавок небесный глобус. Бордо понял, что это работа
мастера, и открыл в изумлении рот. Он положил глобус на ладонь, а другой
рукой теребил свою бороду. Я дал ему достаточно времени, чтобы он оценил
вещицу, а затем забрал ее и сказал:
- До осени долго ждать. А нам нужно идти в другое место. Может быть,
в Перриш. - Я взял Принца за локоть и мы пошли к двери.
- Постойте, - воскликнул Бордо. - Я поищу. Может быть, пара глаз и
найдется.
И он начал рыться в сумках на стене.
Конечно же, у него нашлись глаза. Я поторговался с ним, и мы сошлись
на глобусе, кольце и одном камне. Все это время Принц хранил молчание. Я
настоял на том, чтобы немедленно вставить глаза. Бордо возбужденно кивнул
головой, нашел мыслешлем и вызвал хирурга с желтым лицом. Вскоре началась
подготовка к операции. Принца положили на стол в другой стерильной
комнате. Он снял ревербератор и маску, и, когда открылось его лицо, Бордо,
который бывал при дворе в Роуме, вскрикнул в изумлении и начал что-то
бормотать. Я с силой наступил ему на ногу, и он проглотил свои слова.
Хирург, ничего не поняв, начал чистить глазницы.
Глаза представляли собой жемчужно-серые сферы с поперечными щелями
действия. Я не имел представления, видел лишь, что от задних стенок сфер
отходили золотые волоски, которые нужно было соединить с нервами. Принц
спал в начале операции, я стоял в стороне, а Бордо ассистировал Хирургу.
Когда все было кончено, Принца разбудили. Его лицо исказилось от боли, но
он так быстро овладел собой, что Бордо пробормотал молитвы при виде такого
проявления воли.
- Подайте сюда свет, - распорядился Хирург.
Бордо пододвинул светящийся глобус ближе. Принц сказал:
- Да, да, я чувствую разницу.
- Надо проверить, - сказал Хирург.
Бордо вышел из комнаты, я за ним. Он весь дрожал, и лицо его
позеленело от страха.
- Вы нас убьете сейчас? - спросил он.
- Конечно, нет.
- Я узнал...
- Вы узнали бедного Пилигрима, - сказал я, - с которым случилось
несчастье во время путешествия. И ничего больше.
Затем появились Хирург и его пациент. Жемчужные сферы в глазницах
Принца Хирург закрепил искусственной кожей. С этими мертвыми веками он был
больше похож на машину, а не на человека. Когда он двигался, щели в сферах
расширялись, сужались, снова расширялись.
- Глядите, - сказал Принц, идя по комнате, показывая и называя
предметы.
Я знал, что он все видит словно через густую вуаль, но по крайней
мере, он теперь мог хоть как-то ориентироваться. Он вновь надел маску, и с
наступлением ночи мы покинули Дижон.
Принц казался жизнерадостным. Но то, что находилось у него в
глазницах, было жалким подобием того, чего лишил его Гормон, и вскоре
Принц в полной мере осознал это. Ночью, когда мы спали на грязных койках в
гостинице для Пилигримов, он вдруг начал издавать во сне крики ярости. В
перемежающемся свете настоящей луны и двух ложных я видел, как поднимались
его руки, как сжимались его кулаки и как его ногти впивались в
воображаемого противника снова и снова.
2
К концу лета мы добрались до Перриша. Мы вошли в город с южной
