до женщин дежурного узла связи из Нью-Йорка, лет примерно сорока пяти;
пухлолицего невысокого преподавателя старших классов из Милуоки,
пытающегося расширить свой кругозор, и его жены - короче, стандартный
набор участников.
К концу первого вводного занятия все три девчушки из Принстона, оба
художника-оформителя и жена из Индианополиса уже совершенно явно выражали
страстное желание завалиться в постель с Метаксасом. На меня никто не
обращал ни малейшего внимания.
- После того, как маршрут начнется, все станет совершенно иначе, -
попытался утешить меня Метаксас. - Эти девушки станут доступными и для
вас. Вы ведь хотите девушек, разве не так?
Он оказался прав. В нашу первую же, проведенную вверху по линии,
ночь, он забрал себе одну из девушек, а две оставшиеся поспешили
безропотно отдаться его помощнику, поскольку лучшего выбора у них
просто-напросто не было. По каким-то непонятным для меня причинам Метаксас
предпочел рыжую, курносую, с лицом, будто забрызганным веснушками, и
толстыми ногами. Мне он оставил высокую, с виду надменную, стройную
брюнетку, внешне столь безупречную, что становилось ясно: она явно была
делом рук биоинженеров высшей квалификации; и миловидную смешливую
блондиночку с озорными глазами, бархатистой кожей и грудью
двенадцатилетней девочки. Я выбрал брюнетку и ошибся - в постели она была
ничуть не лучше пластмассовой куклы. Под утро я заменил ее блондинкой и на
этот раз мне повезло куда больше.
Метаксас оказался потрясающим курьером. Он знал все и вся и умел
расположить нас так, что мы могли наслаждаться зрелищем великих событий с
самых удобных точек обзора.
- Сейчас мы - в январе 532 года, - объяснял он. Правит император
Юстиниан. Его целью является завоевание всего обитаемого мира и управление
им из Константинополя, но большая часть его великих свершений пока еще
впереди. Город, как вы смогли в том убедиться, все еще немногим отличается
от того, каким он был в предыдущем столетии. Прямо перед вами Большой
Дворец, слева все еще продолжается перестройка Айя-Софии Феодосия Второго
на фундаментах старой базилики, но купола еще не возведены. В городе
повсюду царит напряженность; в самом скором времени начнутся беспорядки
среди гражданского населения. Пройдемте вот сюда.
Дрожа от холода, мы покорно плелись вслед за Метаксасом по городу, по
тем его переулкам и проспектам, по которым мне не довелось пройти, когда я
был здесь двумя неделями ранее, сопровождая Капистрано. Ни разу за всю эту
экскурсию мне даже краем глаза не удалось увидеть ни себя, ни Капистрано
или кого-нибудь еще из той нашей группы. Одним из самых легендарных
качеств Метаксаса была его удивительная способность отыскивать каждый раз
новый подступ к обозрению самых стандартных сцен.
Разумеется, без этого ему было просто никак нельзя. На данный момент
здесь находилось до сотни Метаксасов, проводивших экскурсии по городу
Юстиниана. И для него было вопросом профессиональной чести не допустить
пересечения путей своих же маршрутов.
- Сейчас весь Константинополь разделился на две партии - "синих" и
"зеленых", как они себя называют, - рассказывал он. - Обе партии имеют
примерно по тысяче сторонников - отъявленных смутьянов, и влияние каждой
из этих партий на население куда значительнее, чем это можно объяснить
количеством решительных приверженцев. Фракции пока еще не являются
политическими партиями, но это уже нечто гораздо большее, чем просто
болельщики той или иной спортивной команды. Правильнее будет сказать, что
для них характерно и то, и другое. "Синие" в большей степени связаны с
высшими аристократическими кругами; "зеленые" опираются на поддержку менее
знатных слоев населения и торгово-ремесленные круги. Каждая из этих партий
поддерживает определенную команду в соревнованиях на ипподроме, и каждая
борется за определенный курс политики правительства. Юстиниан вот уже в
течение продолжительного времени симпатизирует "синим", и "зеленые" ему не
доверяют. Но как император, он пытается сохранить внешний нейтралитет. В
глубине души он желает подавить обе эти партии, являющиеся угрозой его
единовластию. Каждую ночь сторонники обеих партий устраивают буйные
шествия по улицам города. Глядите - вот "синие".
Метаксас кивком головы показал на скопление откровенно дерзких
головорезов на другой стороне улицы - восемь или девять бездельничающих
мужчин с длинными волосами, ниспадающими на плечи, и пышными бородами и
усами. Они выстригали волосы только в передней части головы, над самым
лбом. Рукава туник, туго перевязанные у запястий, отличались чрезвычайной
широтой на всей остальной части. Туалет дополняли яркие накидки и короткие
штаны, а сбоку висели обоюдоострые мечи. Вид у них в самом деле был
зверски опасный.
- Подождите здесь, - велел нам Метаксас и подошел к ним.
"Синие" приветствовали его как старого своего приятеля. Они хлопали
его по спине, смеялись, издавали веселые восклицания. О чем они говорили,
мне слышно не было, но я видел, как Метаксас хватал их за руки, говорил
что-то очень быстро, подкрепляя слова красноречивыми жестами, а временами
даже весьма доверительно. Один из "синих" протянул ему бутыль с вином, и
он изрядно отхлебнул прямо из горлышка. Затем, крепко обняв мужчину, будто
он совсем уже тепленький, Метаксас ловко выхватил меч "синего" из ножен и
сделал вид, будто проткнул его насквозь. Хулиганы запрыгали от восторга и
стали аплодировать Метаксасу. Тогда он показал в нашу сторону, вызвав
дружные кивки в знак одобрения, влюбленные взгляды на девушек,
подмигивания, оживленную жестикуляцию. В конце концов нас позвали
присоединиться к их группе.
- Наши друзья приглашают нас на ипподром в качестве своих гостей, -
сказал нам Метаксас. - Гонки колесниц начнутся на следующей неделе.
Сегодня вечером нам разрешено присоединиться к их пирушке.
Я едва верил происходящему. Когда я был здесь с Капистрано, мы
тайком, будто мыши, крались по улицам, стараясь поменьше попадаться
кому-либо на глаза, потому что именно по ночам наблюдался особый разгул
насилия и убийств, и с наступлением темноты сразу же прекращалось действие
абсолютно всех законов. Как же это Метаксас осмеливается оставлять нас в
таком близком соседстве с преступными элементами?
Однако он осмелился это сделать. И всю ночь мы бродили по улицам
Константинополя, став свидетелями того, как "синие" грабят, насильничают и
убивают. Простого обывателя смерть ожидала за каждым углом, мы же были
неприкосновенными, даже привилегированными наблюдателями террора и
насилия. Метаксас, казалось, упивался своей главенствующей ролью в этом
кошмарном разборе, будто оживший сатана с деревянной византийской иконы.
Он, как безумный, скакал среди своих друзей из партии "синих" и даже
несколько раз подсказывал им, кто должен стать очередной их жертвой.
Утром все это показалось сном. Разгул насилия, как фантом, исчез
вместе с ночной тьмой; хмурым зимним утром мы снова обозревали городские
достопримечательности и слушали пояснения Метаксаса.
- Юстиниан, - рассказывал он, - был великим завоевателем, великим
законодателем, великим дипломатом и великим строителем. Таков вердикт
истории. Однако мы располагаем еще и "Тайной историей" Прокопия, в которой
утверждается, что он был одновременно и мошенником, и болваном, а его жена
Феодора - так та была просто демонической, до крайности распутной
злодейкой. Я знаком с этим Прокопием: порядочнейший человек, прекрасный
писатель, разве что несколько пуританского нрава и слишком уж доверчивый
ко всяким сплетням. Юстиниан был великим человеком, когда творил великие
дела и наводящим ужас чудовищем в повседневной жизни.
А Феодора, - тут он сплюнул, - блудница из блудниц, трудно даже себе
представить более развратную женщину. Она танцует голая на официальных
государственных обедах, выставляет напоказ свое обнаженное тело в
общественных местах, спит со своими же слугами. Я прослышал о том, что она
отдается даже псам и ослам. Ее распущенность полностью соответствует тому,
что об этом пишет Прокопий.
На мгновенье в глазах Метаксаса вспыхнули озорные огоньки. Я без слов
понял, что он наверняка разделял ложе с Феодорой.
Позже в этот же день он шепнул мне на ухо:
- Я могу устроить это и для вас. Риска почти никакого. Разве
кому-нибудь может даже присниться, что ему удастся переспать с
императрицей Византии?
- Риск...
- Какой там риск? У вас при себе ваш таймер! Всегда можно улизнуть в
последний момент. Послушай меня, мой мальчик, ты даже себе не
представляешь, какие акробатические трюки она в состоянии выделывать. Она
может обнять своими пятками твои уши. Она просто пожирает тебя без
остатка! Я могу это для тебя устроить. Саму императрицу Византии! Жену
Юстиниана!
- Не в этот раз, - выпалил я. - В какой-нибудь другой. Я еще совсем
новичок в подобных делах.
- Ты ее боишься.
- Я еще не готов к обладанию императрицей, - застенчиво признался я.
- Все остальные не отказывали себе в подобном удовольствии.
- Курьеры?
- Да, подавляющее большинство.
- Во время следующей вылазки, - пообещал я. Сама мысль об этом
страшила меня. Ее нужно было каким угодно способом выбросить из головы.
Метаксас неправильно меня понял; я был парнем не робкого десятка и не
боялся, что меня застукает Юстиниан или чего-нибудь другого в таком же
духе, но я просто не мог еще осмелиться вот таким именно образом
пересекаться с ходом истории. Для меня фантастикой была пока сама
возможность путешествовать вверх по линии. Обладать же таким прославленным
в веках чудовищем, каким была Феодора, для меня означало низвести
очарование фантастичности происходящего до уровня обыденности. Метаксас
откровенно смеялся надо мною, и какое-то время мне даже казалось, что он
презирает меня. Но чуть позже он сказал:
- Все верно. Не позволяй мне торопить тебя в подобных вещах. Однако,
когда станешь готов к обладанию ею, не упусти своего шанса. Я лично очень
ее рекомендую.
26
Мы остались там еще на пару дней, чтобы увидеть самое начало
восстания. Вот-вот должны были начаться новогодние состязания, и с каждым
днем все более усиливалось противоборство "синих" и "зеленых". Стычки
между ними перерастали в полнейшую анархию, никто не мог себя чувствовать
в безопасности с наступлением темноты. Обеспокоенный таким положением дел,
Юстиниан отдал распоряжение обеим партиям прекратить хищные грабежи и
насилия, и арестовать ряд зачинщиков. Семерых из них приговорили к
смертной казни: четверых - к обезглавливанию за то, что при них было
найдено оружие, троих - к повешению за участие в тайных заговорах.
Метаксас повел нас к месту казни. Одному из "синих" удалось на
некоторое время отсрочить исполнение приговора, так как веревка не
выдержала тяжести его тела. Стражники императора снова его вздернули, но и
на этот раз он не расстался с жизнью на виселице, хотя на его горле и
остались ярко багровые следы от веревки. Поэтому на какое-то время его
отвели в сторону и начали вешать "зеленого", однако и здесь дважды
"напортачили". Они уже вознамерились в третий раз попытаться казнить
каждую из своих жертв, когда на них набросилось целое полчище разъяренных
монахов. Воспользовавшись суматохой монахи схватили приговоренных и,
посадив их в гребную лодку, переправили на другую сторону залива Золотой
