восстания, вызванного изгнанием епископа Иоанна Златоуста императором
Аркадием после того, как тот подверг критике жену Аркадия Евдокию. Давайте
зайдем внутрь церкви. Вы убедитесь, что стены ее из камня, но крыша
деревянная...
В моей группе были: строительный подрядчик из Огайо, его жена, их
робкая дочь и ее муж плюс совсем высохший сицилиец со своей колченогой
временной супругой - типовой набор процветающих обывателей. Они ни черта
не смыслили в архитектуре, но я дал им возможность вволю полюбоваться
церковью, после чего строем провел их по улицам Константинополя времен
императора Аркадия, дабы они пропитались атмосферой, в которой будут
развиваться дальнейшие события. После двухчасовой прогулки мы
шунтировались вниз по линии поглядеть на крещение младенца Феодосия в 408
году, что для меня уже стало вполне привычной церемонией.
Краешком глаза я приметил самого себя на другой стороне улицы,
стоящего рядом с Капистрано, но воздержался от того, чтобы помахать ему
рукой. Другое мое воплощение, казалось, меня и вовсе не заметило. Мне
очень захотелось узнать, не нынешний ли я стою там с Капистрано. Меня
прямо-таки угнетала путаница, связанная с парадоксом кумуляции. Наконец я
выбросил эти мысли из головы.
- Перед вами развалины старой Айя-Софии, - сказал я. - Она будет
отстроена под покровительством этого младенца, будущего Феодосия Второго и
открыта для богослужений 10 октября 445 года...
Мы шунтировались вниз по линии в 445 год и посмотрели на церемонию
освящения.
Имеются две школы подхода к тому, как правильнее проводить экскурсии
во времени. Метод Капистрано заключается в том, чтобы привести туристов на
четыре-пять наиболее интересных мест за неделю, предоставив им возможность
как можно больше времени провести в тавернах, на постоялых дворах, ничем
не примечательных переулках и рынках, перемещаясь при этом настолько
неторопливо, чтобы туристы могли глубоко проникнуться специфическим духом
каждой эпохи. Метод же Метаксаса предполагает складывание тщательно
продуманной мозаики важнейших событий в те же самые переломные моменты
истории, но дополненных тремя-четырьмя десятками событий меньшего
масштаба, для чего требуется частое шунтирование.
Я испытал оба эти метода на себе во время своей стажировки, и мне
больше по душе был метод Метаксаса. Человеку, серьезно изучающему
Византию, нужна глубина, а не широта охвата событий, но публика, с которой
приходится иметь дело нам, курьерам времени, вовсе не стремится к
серьезному изучению. Лучше развернуть перед нею пышное зрелище Византии и
без передышки гонять ее из одной эпохи в другую, показывая мятежи и
коронации, состязания колесниц, возведение и низвержение монументов и
императоров.
Вот так я и вел своих подопечных из одного времени в другое, подражая
своему идолу Метаксасу. Я дал им возможность целый день провести в ранней
Византии, как это сделал бы и Капистрано, но разделил это пребывание на
шесть эпизодов. Свой первый рабочий день я завершил в 537 году, в городе,
который возвел Юстиниан на пепелище уничтоженного во время мятежей "синих"
и "зеленых".
- Мы прибыли в 27 декабря, - сказал я. - Сегодня Юстиниан
торжественно откроет новый собор святой Софии. Вы сами видите, насколько
крупнее стал собор по сравнению со стоявшей на его месте первоначальной
церковью. Поистине грандиозное здание, одно из чудес света. Юстиниан
потратил на него средства, эквивалентные многим сотням миллионов долларов.
- И именно этот собор сохранился до сих пор в Стамбуле? - спросил с
сомнением в голосе зять строительного подрядчика.
- В основном, да. За исключением того, что здесь вы не увидите
никаких минаретов - их прилепили к собору мусульмане, разумеется, после
того, как превратили его в мечеть, - и готических контрфорсов, которые
пока еще просто не построены. Да и огромный купол здесь не тот, который
вам так знаком. Этот несколько более плоский и широкий, чем тот, что
перекрывает собор теперь. Оказалось, что архитектор не учел силы подземных
толчков, которые здесь время от времени случаются, и половина купола
обрушилась в 558 году после того, как своды его были ослаблены
землетрясениями. Это вы увидите завтра. Смотрите, сюда приближается
Юстиниан.
Чуть раньше в этот же день я показал им доведенного до отчаянья
Юстиниана 532 года, пытающегося подавить восстание Ника. Тот император,
который появился теперь, на колеснице, запряженной четверкой огромных
размеров вороных, выглядел куда старше, чем должен был бы постареть за эти
пять лет. У него было значительно расплывшееся и побагровевшее лицо,
однако теперь он был неизмеримо более уверенным в себе, представлял из
себя колоритную фигуру истинного самодержца. Да и не мог он быть другим
после того, как отразил чудовищный вызов своей власти - восстание 532
года, и возвел за эти годы город, прекраснее которого трудно себе
представить.
По обе стороны от приближавшейся колесницы выстроились сенаторы и
знать. Мы постарались отодвинуться подальше, затесавшись среди
простонародья. Облаченные в драгоценные одеянья, императора перед входом в
собор дожидались многочисленные священники, дьяконы, протодьяконы, монахи
и монахини. К небесам возносились древние священные песнопения. В
величественных, поражающих своими размерами и отделкой дверях собора,
появился сам патриарх Менос. Юстиниан сошел с колесницы на землю; патриарх
и император рука об руку вошли в здание. Вслед за ними туда же прошли
высокие государственные сановники.
- Согласно летописи десятого столетия, - объяснял я, - императора
прямо-таки распирало от охвативших его чувств, когда он вошел в эту новую
Айя-Софию. Поспешив к самому центру собора, перекрытому величественным
куполом, он, воздев руки к небу, воскликнул: "Слава Богу, который дал мне
возможность закончить эту постройку. Я превзошел тебя, о Соломон!" Служба
Времени посчитала, что посетителям этой эпохи интересно собственными ушами
услышать знаменитые слова и поэтому несколько лет назад мы поместили
микрофоны рядом с алтарем. Я запустил руку под свои одежды. - Я принес с
собой радиоприемное устройство, благодаря которому вы сможете услышать те
слова, которые произнес Юстиниан, выйдя на середину собора. Слушайте.
Я включил громкоговоритель. В это же самое мгновение большое
количество других курьеров, затесавшихся в толпах народа, проделали то же
самое. Наступит время, когда нас наберется в этот момент столько, что
голос Юстиниана, усиленный тысячами миниатюрных громкоговорителей,
величественно прогромыхает по всему городу.
Из громкоговорителя у меня в руке раздались звуки шагов.
- Император идет вдоль прохода, - пояснил я. Шаги внезапно
оборвались. И мы услышали слова Юстиниана - самое первое, что он
воскликнул, войдя в этот прославленный в веках шедевр архитектуры.
Надсадным от охватившей его ярости голосом, император взревел:
- Поглядите-ка наверх, содомиты вы разнесчастные! Ну-ка разыщите мне
тотчас же того скотоложца, который оставил висеть на куполе эти леса! Хочу
видеть его отрезанные яичники еще до того, как начнется молебен! - после
чего он чихнул изо всей силы, невольно подчеркнув тем самым всю глубину
своего императорского гнева.
Я же сказал, обращаясь к своим шестерым туристам, вот что:
- Путешествия во времени заставили нас пересмотреть большинство наших
прославленных анекдотов на исторические темы в свете новых свидетельств.
32
В эту ночь, как только туристы мои уснули, я тотчас же улизнул от
них, чтобы провести кое-какие поиски чисто личного характера.
Это было тяжелым нарушением правил. Положено было, чтобы курьер все
время оставался вместе со своими клиентами - на тот случай, если
произойдет что-нибудь непредвиденное. Ведь клиенты пока что еще не умеют
правильно пользоваться своими таймерами, поэтому только курьер может
быстро вызволить их из беды, если таковая случится.
Несмотря на это, я совершил прыжок на шесть веков вниз по линии, пока
мои туристы спали, и навестил эпоху, в которой преуспевал мой предок
Никифор Дукас. Что потребовало от меня немалой дерзости, если принять во
внимание, что это была первая моя вылазка соло. Но фактически я едва ли
серьезно рисковал.
Безопаснее всего осуществлять такие побочные вылазки, как это
объяснил мне Метаксас, следя за тщательной настройкой своего таймера,
выполняя ее так, чтобы время максимального отсутствия в своей туристской
группе не превышало одной минуты. Я отбывал 27 декабря 537 года в 23 часа
45 минут. У меня была возможность отправиться вверх или вниз по линии из
этой отправной точки и провести в любой эпохе часы, дни, недели и даже
месяцы. Когда же я улажу свои личные дела, все, что мне нужно будет
сделать, это произвести такую настройку таймера, чтобы он вернул меня
снова в 27 декабря 537 года, в 23 часа 46 минут. С точки зрения моих,
сладко похрапывающих туристов, я исчезну всего лишь на шестьдесят секунд.
Разумеется, совсем неуместным будет возвратиться в 23 часа 44 минуты,
то есть за минуту до того, как я покину эту эпоху. Тогда в одной и той же
комнате нас будет двое, что приведет к возникновению парадокса удвоения,
являющегося частным случаем кумулятивного парадокса. Это грозит по меньшей
мере выговором, если об этом пронюхает патруль времени. Таким образом,
точный расчет времени совершенно необходим в таких случаях.
Другой проблемой является трудность, связанная с точностью попадания
в то же самое место в пространстве при совершении шунтирования. Постоялый
двор, где остановилась на ночлег моя группа в 537 году, почти со
стопроцентной вероятностью не будет существовать в 1175 году, куда я
сейчас намеревался отправиться. Я не мог себе позволить слепо
шунтироваться непосредственно из комнаты, чтобы не материализоваться в
каком-нибудь совсем для меня неподходящем месте, например, внутри
подземной темницы, построенной впоследствии.
Единственный безопасный способ заключался в том, чтобы выйти на улицу
и шунтироваться оттуда. В этом случае, однако, отлучка из помещения, где
размещаются туристы, может продолжаться более шестидесяти секунд, так как
потребуется дополнительное время для того, чтобы спуститься вниз, найти
безопасное и тихое место, с которого можно было бы шунтироваться, и так
далее. И если как раз в этот момент нагрянет патруль времени, производящий
обычную рутинную проверку, и обнаружит вас на улице, то после того, как
вам нечего будет ответить на простой вопрос, почему вы не находитесь
сейчас со своими клиентами, вас ждут серьезные неприятности.
Тем не менее, я шунтировался вниз по линии, и на этот раз мне все
сошло с рук.
Я не бывал в 1175 году прежде. Это был, по всей вероятности,
последний по-настоящему неплохой год в истории Византии.
Мне сразу же показалось, что все в Константинополе свидетельствует
нависшей над ним бедой. Даже тучи в небе выглядели крайне зловеще. В самом
воздухе города ощущался характерный привкус надвигающихся на него
бедствий.
Все это, разумеется, было чисто субъективным вздором. Возможность
свободно перемещаться во времени искажает правильность восприятий и
определенным образом окрашивает в тот или иной цвет наши представления. Я
знал, что ждет этих людей впереди; им же самим будущее было неведомо.
Византия 1175 года была дерзкой и самонадеянной, с оптимизмом смотрела
