Как у пляшущих в воздухе хлопьев снега!
Прохождение знати заняло добрый час. Солнце стало клониться к закату.
За священнослужителями и членами императорской семьи проследовали отборные
войска императора, держа в руках зажженные свечи, которые мерцали
крохотными звездочками. Затем снова появились священники, неся хоругви и
иконы; за ними - один из членов императорской семьи, неся на руках
младенца, который станет могущественным императором Феодосием Вторым; и,
наконец, за ним - правящий император Аркадий собственной персоной, весь в
пурпурном императорском облачении. Сам император Византии! Я повторял
тысячи раз про себя эти слова. Я, Джадсон Дэниэль Эллиот Третий стою с
непокрытой головой под византийским небом, здесь, в 408 году после
Рождества Христова, в то время, как мимо меня в развевающихся на ветру
одеждах проходит сам император Византии! Несмотря даже на то, что монархом
сейчас был ничтожество Аркадий, не сделавший ничего особо примечательного
в промежутке между правлениями двух Феодосиев, меня охватил трепет. Голова
у меня пошла кругом. Мостовая словно вздыбилась под ногами.
- Вам дурно? - с тревогой в голосе шепотом спросил у меня Капистрано.
Я набрал в легкие побольше воздуха и взмолился, чтобы вселенная и
дальше вокруг меня оставалась устойчивой. Я был просто ошеломлен, и кем -
Аркадием! Что же со мною станется, когда я увижу Юстиниана, Константина,
Алексея?
Так знайте, ничего особенного так и не случилось. Со временем я
привык даже к великим императорам. Я навидался столько всякого вверху по
линии, что, хотя и произвели они на меня неизгладимое впечатление,
священного трепета перед их особами я уже не испытывал. Самым ярким
воспоминанием об Юстиниане у меня было то, что он непрерывно чихал, но
стоит мне только подумать об Аркадие, как я слышу звуки труб и вижу
хоровод звезд на небе.
21
Ночь мы провели на постоялом дворе, расположенном на высоком берегу
залива Золотой Рог; по другую сторону водной глади, там, где в далеком
будущем вырастут здания гостиницы "Хилтон" и крупнейших банковских контор,
была одна непроглядная тьма. Постоялый двор оказался весьма крепким
деревянным строением с обеденным залом на первом этаже и просторными
неоштукатуренными комнатами, характерными скорее для общежития, на втором.
Почему-то я ожидал, что спать мне предложат прямо на полу, выстеленному
соломой, но нет, там все-таки оказалась кое-какая мебель, отдаленно
напоминавшая кровати с набитыми тряпьем матрасами. Туалет находился
снаружи, позади здания. Ванных комнат, разумеется, не было. Если мы так уж
сильно жаждали чистоты, то можно было воспользоваться общественными
банями. Нас всех десятерых поместили в одно и то же помещение, но, к
счастью, никто не стал против этого возражать. Клотильда, раздевшись,
подходила к каждому из нас возмущенно показывая багровый след, оставленный
уличным торговцем на ее мягком белом бедре; ее подруга с угловатой
фигурой, Лиза, снова надулась, так как ей нечего было показывать.
В эту ночь мы почти не спали. Во-первых, было очень шумно, ибо
празднование крещения императорского отпрыска длилось везде в городе почти
до самой зари. Ну, а во вторых, как можно было спокойно уснуть, сознавая,
что сразу же за порогом двери в нашу комнату находится мир самого начала
пятого столетия?!
За одни сутки до этого и шестнадцать столетий внизу по линии
Капистрано мужественно разделил со мною все мучения, связанные с моей
бессонницей. Теперь он еще раз пошел на точно такую же жертву. Я поднялся
и стоял возле узкой щели в стене, служившей окном, глядя на зажженные по
всему городу костры, а когда он это заметил, то стал со мною рядом и
произнес:
- Я все прекрасно понимаю. Очень трудно уснуть в первую ночь.
- Да.
- Давайте я раздобуду для вас женщину?
- Нет.
- Тогда давайте прогуляемся.
- И оставим их одних? - спросил я, глядя на наших восьмерых туристов.
- Мы не станем уходить далеко отсюда на тот случай, если возникнут
какие-либо неприятности. Просто выйдем на воздух.
Воздух оказался влажным и душным. Из района таверн до нас доносились
обрывки непристойных песен. Мы пошли туда - таверны все еще были открыты и
переполнены подвыпившей солдатней. Смуглые проститутки выставляли напоказ
свой товар. У одной девочки, вряд ли старше лет шестнадцати, на цепочке
между грудями болталась монетка. Капистрано обратил мое внимание на это и
рассмеялся.
- Может быть, это та же самая монетка? - спросил он.
- Только вот груди другие - пожав плечами, ответил я, вспомнив о той,
еще не родившейся девчонке, пустившей себя на продажу вчера ночью в
Стамбуле.
Капистрано приволок два плетеных бутыли тягучего греческого вина, и
мы вернулись на постоялый двор, сели себе тихонько в самом низу лестницы и
так, в темноте, стали его распивать.
Говорил большей частью Капистрано. Как и у многих курьеров времени
жизнь у него была очень сложной, содержащей много крутых поворотов,
проходила она в каком-то запутанном, рваном ритме. Между глотками вина он
капля за каплей выложил мне всю свою биографию. Предки - испанские
аристократы (о своей турецкой прабабке он рассказал лишь месяцем позже,
когда был пьян гораздо сильнее). Ранняя женитьба на девственнице из
занимающей высокое положение в обществе семьи. Образование - в лучших
университетах Европы. Затем - непонятное падение под уклон, потеря
честолюбия, потеря состояния, потеря жены.
- Жизнь моя, - сказал Капистрано, - распалась на две части, когда мне
исполнилось двадцать семь лет отроду. Мне требовалось полное
восстановление личности. Как вы сами имеете возможность в том убедиться,
полным успехом эта попытка не увенчалась.
Он поведал мне о целой серии временных браков, о преступных опытах с
наркотическими галлюциногенами, по сравнению с которыми и травка, и
пузырьки выглядят невинными забавами. Затем он завербовался в курьеры
времени - это было единственной альтернативой самоубийству.
- Я подключился к одному из терминалов компьютера и включил датчик
случайных чисел, загадав, что, если выпадет число четное, - то я
становлюсь курьером, а если нечетное - выпиваю яд. На дисплее выскочило
четное число. И вот я здесь.
Он осушил до дна свой бутыль.
Для меня этой ночью он казался удивительной смесью трагически
обреченного романтика и преувеличивающего собственную порочность
шарлатана. Разумеется, я и сам был изрядно подвыпивши, и к тому же еще
очень молод. Я признался ему, насколько сильно я восхищен его поисками
самого себя, а в душе страстно желал и сам научиться казаться столь
притягательно потерянным, столь интересным неудачником.
- Пойдемте, - сказал он мне, когда все вино было выпито, - и
избавимся от трупов.
Мы вышвырнули бутыли из-под вина в воды Золотого Рога. Восточная
часть неба уже начала окрашиваться в розовые тона. Когда мы медленно
возвращались на постоялый двор, Капистрано сказал:
- Вы знаете, в последнее время у меня появилось одно маленькое хобби
- выяснять, кем были мои предки. Вот - взгляните-ка на эти имена. - Он
вытащил небольшую толстую записную книжку. - В каждой эпохе, которую я
посещал, - сказал он, - я отыскивал своих прародителей и заносил сюда их
имена. Я уже знаю несколько сотен их, дойдя в составлении собственной
родословной до четырнадцатого столетия. Вы вообще-то представляете себе,
какое огромное число предков имеется у каждого из нас? Даже в четвертом
поколении их насчитывается уже более тридцати!
- Весьма увлекательное хобби, - заметил я.
У Капистрано заблестели глаза.
- Более, чем хобби! Куда более, чем просто хобби! Вопрос жизни и
смерти! Послушайте, друг мой, если когда-нибудь я слишком устану от
будничности собственного существования, мне только и останется, что
отыскать кого-нибудь из этих людей, всего только одного-единственного
человека, и уничтожить его. Лишить его жизни, может быть, когда он еще
совсем ребенок. А затем вернуться в нынешнее время. И в это мгновенье,
моментально, без какой-либо боли, прекратится и моя собственная, столь
надоевшая мне жизнь, будто ее никогда и не было вовсе!
- Но ведь патруль времени...
- Здесь он абсолютно беспомощен, - сказал Капистрано. - Что в
состоянии предпринять патруль? Если мое преступление раскрывается, меня
хватают и устраняют из хода истории за совершенное мною времяпреступление,
верно? Если мое преступление остается нераскрытым - а почему, собственно,
его должны раскрыть? - тогда я сам себя уничтожаю. В любом случае я
исчезаю. Ну разве это не самый интригующий способ совершения самоубийства?
- Уничтожая одного из своих собственных предков, - попробовал было
возразить я, - вы, возможно, изменяете нынешнее время в очень сильной
мере. Вы ведь при этом уничтожаете также и своих собственных братьев и
сестер, своих дедов и прадедов и всех их братьев и сестер, а вместе с ними
- и все их потомство вплоть до нынешнего времени, всех этих людей, удалив
из прошлого всего лишь одну какую-то из подпорок, на которых держится все
ваше родословное древо!
Он торжественно кивнул.
- Я прекрасно осознаю все это. Потому-то я и составляю с такой
исчерпывающей полнотой собственную родословную, чтобы определить, каким
образом можно с наибольшей эффективностью обеспечить только свое
собственное уничтожение. Я не Самсон; у меня нет ни малейшего желания быть
погребенным под развалинами мною же обрушенного здания. Я отыщу такое
лицо, которое в стратегическом отношении окажется наиболее подходящим для
уничтожения - кого-нибудь такого, кто по счастливой случайности и сам
окажется неисправимым грешником - и я устраню это лицо, а с ним - и самого
себя, не вызвав, может быть, таких уж особенно ужасных изменений нынешнего
времени. Мне совсем не хочется убивать кого-нибудь невинного. А вот если
изменения нынешнего времени окажутся слишком велики, то патруль непременно
это обнаружит и исправит положение, оставив, тем не менее, для меня такую
возможность умереть, какой я больше всего и добивался.
Мне очень захотелось понять, действительно ли он безумен или просто
пьян. Наверное, и то, и другое, решил я.
И еще мне очень хотелось сказать, что если ему действительно так
страстно хочется разделаться с собственным существованием, то не стоит ли
избавить массу людей от совершенно необязательных для них хлопот просто
сиганув головой вниз в Босфор?
И еще я похолодел от ужаса при мысли о том, что вся Служба Времени
вполне может быть инфильтрована великим множеством вот таких же Капистрано
и что вся затеянная ею суета имеет целью только лишь гибельное
саморазрушение прошлого и настоящего.
Когда мы поднялись наверх, серый утренний свет представил нашим
взорам восьмерых спавших, прижавшихся друг к другу. Наш женатый
престарелый люд спал вполне благообразно; два симпатичных мальчика из
Лондона, казалось, хорошо пропотели и теперь были сильно взъерошены после
какой-то крупной сексуальной возни; Клотильда улыбалась во сне, рука ее
покоилась между бледными бедрами Лизы, рука Лизы уютно прикрывала упругую
правую грудь Клотильды. Я тихонько прилег в свою одинокую постель и тотчас
же уснул. Однако Капистрано вскоре разбудил меня, после чего мы вместе
стали будить всех остальных. Я себя чувствовал так, будто постарел на
десять тысяч лет.
