такие роли, каких нам не сыграть. Кто это спесиво шествует на подмостках
и говорит, закинув голову:
Я - Аргоса властитель!
Завещал Пелоп
От моря Геллы вплоть до Ионийских вод
Простертую державу мне? . .3
Раб, получающий пять мер зерна и пять денариев! (8) А кто вон тот, не
знающий удержу в спеси и кичливо верящий в свое могущество, тот, который
говорит:
Молчи, о Менелай. иль от моей руки
Падешь!
Ему платят поденно, и спит он под лоскутным одеялом!
То же самое можно сказать обо всех избалованных, которых над головами
людей, над толпою возносят носилки; у всех у них счастье - только личи-
на. Раздень их - и запрезираешь. (9) Покупая коня, ты велишь снять попо-
ну; выставленным на продажу рабам ты велишь сбросить одежду, чтобы не
скрылись телесные изъяны. Почему же ты ценишь человека лишь в облаченье?
Работорговцы все, что может не понравиться, прячут с помощью какой-ни-
будь уловки; поэтому покупателю украшенья и подозрительны: увидев повяз-
ку на ноге или на руке, ты прикажешь сбросить ее и показать тебе тело.
(10) Ты видишь этого царя скифов или сарматов с роскошным убором на го-
лове? Если хочешь оценить его и до конца узнать, каков он, развяжи диа-
дему. Много зла прячется под нею! А что говорить о других? Хочешь знать,
что ты весишь, - отставь в сторону деньги, дом, сан. Сам разберись в се-
бе! А покуда ты судишь о себе, приняв на веру чужое мненье. Будь здоров.
Письмо LXXXI
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты жалуешься, что напал на неблагодарного человека. Если это в
первый раз. поблагодари либо судьбу, либо собственную осмотрительность.
Впрочем, осмотрительность тут если что и может, так только сделать тебя
недобрым: ведь, желая избежать такой опасности, ты всем откажешь в бла-
годеяньях, - и они пропадут по твоей вине, из-за твоего страха, как бы
они не пропали за другими. Но лучше уж не видеть ответных благодеяний,
чем всем отказывать. Ведь и после плохого урожая надобно сеять, и неред-
ко то, что гибло от постоянного бесплодия дурной почвы, возмещается изо-
билием одного года. (2) Чтобы найти благодарного, стоит попытать счастье
и с неблагодарными. Не может быть у благодетеля столь верная рука, чтобы
он никогда не промахивался; но пусть стрелы летят мимо - лишь бы иногда
попадали в цель. И после кораблекрушения выходят в море; ростовщика не
гонит с торжища обманщик1. Жизнь скоро оцепенеет в праздном покое, если'
надо будет отступаться от всего, что нам не по нраву. А тебя неудачи
пусть сделают еще отзывчивее: ведь за то дело, исход которого неясен,
следует браться почаще, чтобы когда-нибудь оно вышло.
(3) Но об этом я довольно говорил в тех книгах, которые названы "О
благодеяниях". Здесь, мне кажется, надо исследовать то, что не было,
по-моему, объяснено в должной мере: если кто-то нам сперва помог, а по-
том навредил, сквитался ли он с нами и освободил ли нас от долга? При-
бавь, если хочешь, еще и то, что вред оказался больше прежней помощи.
(4) Если ты потребуешь от строгого судьи правильного приговора, он выч-
тет одно из другого и скажет: "Хотя оскорбление и перевешивает, разницу
следует списать за счет благодеяния. Он повредил больше? Но помог-то
раньше! Прими во внимание и время". (5) И еще - это настолько ясно, что
и напоминать незачем, - следует спросить, добровольно ли он помог и не
повредил ли нехотя: ведь и благодеянья, и обиды зависят от намеренья. Я
не хотел благодетельствовать, но уступил стыду, настойчивости просителя,
надежде. (6) Как давалось, так нужно и воздавать, и мерится благодеяние
не величиной, а доброй волей, которой порождено. А теперь отбросим это
предположение. Пусть благодеяние было благодеяньем, а обида - обидой,
превышающей меру прежнего благодеянья. Человек добра так поведет счет,
чтобы самого себя обсчитать: к благодеянию прибавит, из обиды вычтет; и
судья не столь суровый (таким я и предпочитаю быть) обиду непременно за-
будет, а благодеянье запомнит. - (7) "Но ведь справедливости подобает
воздавать каждому свое и за благодеянье платить благодарностью, за обиду
- местью или, по крайней мере, неприязнью". - Это правильно, если один
нас облагодетельствовал, а обидел другой; но если все сделал один чело-
век, благодеянье гасит обиду. Ведь к тому, кого следовало бы простить и
без прежних заслуг, нужно быть вдвойне снисходительным, если обиде пред-
шествовало благодеянье. (8) Для меня цена их не одинакова: благодеянье я
ставлю выше. Даже благодарные не все знают меру своего долга: ведь и не-
разумный, и невежда, и простолюдин могут испытывать благодарность, осо-
бенно сразу после благодеяния, но меры долга они не знают. Только мудро-
му ведомо, чего стоит каждая вещь. Потому что глупец, о каком я сейчас
говорил, несмотря на добрую волю, платит либо меньше, чем должен, либо
не там или не тогда, когда следовало бы, и, покуда несет, проливает и
просыпает свое ответное воздаяние. (9) Удивительно, до чего точно подхо-
дят слова к некоторым вещам; обычай, издавна принятый в языке, отмечает
их всем понятными знаками, указывая ими, что следует делать. Так мы
всегда говорим: "Он его поблагодарил". Ведь дарить - значит давать по
собственной воле. Мы не говорим "заплатил благодарностью": платят ведь и
по требованью, и через посредника. Мы не говорим: "вернул ему благодея-
ние" или "сквитался за благодеяние" - тут нам не по душе слова, которые
подходят для ссуд. (10) "Благодарить" - значит, отвечать тем же на полу-
ченное в дар благо, слово "дарить" означает добровольное приношенье: кто
дарит, тот сам себя позвал.
Мудрый все взвесит наедине: сколько он получил, от кого, когда, где,
как. Потому мы утверждаем, что благодарить не умеет никто, кроме мудре-
ца, то есть человека, для которого давать - большая радость, чем для
другого получать. (11) Кто-нибудь, верно, причислит это к таким нашим
высказываниям, которые противоречат общему мнению (греки называют их
тсйраЗо^ос), и спросит: "Значит, никто, кроме мудреца, не умеет благода-
рить? Стало быть, никто, кроме него, не умеет и заимодавцу отдать долг,
и расплатиться с продавцом, купивши какую-нибудь вещь?" - Так вот, чтобы
не нас одних преследовала ненависть, пусть он знает, что и Эпикур гово-
рил то же самое. Метродор прямо утверждает, что "только мудрый и умеет
благодарить". (12) А потом он же удивляется, как это мы говорим:"только
мудрый умеет любить, только мудрый может быть другом". Но ведь благодар-
ность есть часть и любви и дружбы - она даже более распространена и дос-
тупна большему числу людей, чем истинная дружба. И он же удивляется, как
это мы говорим: "только в мудром и есть верность", будто сам он говорит
другое! Или, по-твоему, в том, кто не знает благодарности, есть вер-
ность? (13) Пусть же перестанут бесславить нас за якобы невероятную пох-
вальбу и пусть знают: лишь мудрец обладает тем, что честно, а толпа -
только призраками и подобиями честности. Никто не умеет благодарить,
кроме мудрого; благодарит и неразумный, но как придется, как может; ему
не хватает не желанья, а уменья. Желанью учиться незачем. (14) Мудрый
все сопоставит: ведь одно и то же благодеянье бывает и большим, и
меньшим в зависимости от времени, места, побуждений. Нередко больше про-
ку дать кстати тысячу денариев, чем наполнить весь дом богатствами. Ведь
немалая разница - помогаешь ты или даришь, спасает ли твоя щедрость, или
прибавляет роскоши. Часто дают мало, а достигают этим многого. А разве
не велика, по-твоему, разница, у себя ли ты взял то, чем помог другому в
нужде, или же прибег, чтобы дать, к чужому благодеянию?2
(15) Но как бы нам не вернуться к тому, что мы уже достаточно иссле-
довали! Сравнивая благодеяние с обидой, человек добра рассудит, что са-
мое справедливое, но отдаст предпочтение благодеянию: к таким вещам
больше лежит у него душа. (16) В делах этого рода очень много значит еще
и личность. Ты меня облагодетельствовал помощью моему рабу, а обидел,
нанеся ущерб моему отцу; ты спас мне сына, но погубил отца. Так мудрец
переберет все, что положено сравнивать, и если разница окажется невели-
ка, закроет глаза на обиду; он простит ее, даже когда разница велика,
если только можно быть великодушным, не нарушая ни верности, ни долга
перед другими, то есть если обида касается его одного. (17) В итоге он
будет при сведении счета уступчив и легко потерпит, чтобы на него запи-
сано было больше. Ему не захочется зачесть обиду в погашение долга за
благодеяние. К другому он склонится, другое предпочтет: он будет желать,
чтобы долг благодарности был за ним, будет желать отблагодарить скорее.
Ведь тот, кому получать благодеяния приятнее, чем оказывать, заблуждает-
ся. Насколько возвращающий деньги радостнее берущего взаймы, настолько
же сбросившему с плеч бремя великого долга за благодеяние следует быть
веселее, чем тому, кто сейчас одалживается. (18) Ведь еще и в том ошиба-
ются неблагодарные, что заимодавцу они начисляют лихву сверх полученной
ссуды, благодеяние же считают безвозмездным. А долг и тут от промедленья
растет, и чем позже ты платишь, тем больше обязан платить. Кто возвраща-
ет благодеянье без ростов, тот неблагодарный человек. Вот что, сравнивая
полученное и отданное, мудрый примет в расчет.
(19) Нужно сделать все, чтобы благодарность наша была больше: ведь
она - наше благо, подобно справедливости, которая, хотя и простирается
по общему мнению на других, но в большей своей части возвращается к нам.
Всякий, кто был полезен другому, принес пользу и себе. Я имею в виду не
то, что получивший помощь охотно поможет, а взятый под защиту - оборонит
и нас, что добрый пример по кругу возвращается к подавшему его, как дур-
ные примеры обрушиваются на голову зачинателей зла, которых никому не
жаль, так как они сами делом доказали, что поразившая их несправедли-
вость возможна. Я имею в виду то, что ценность всех добродетелей - в них
самих. В добродетелях упражняются не ради награды: прибыль от правильно-
го поступка в том, что он совершен. (20) Я благодарю не ради того, чтобы
кто-нибудь, подстрекаемый первым примером, охотнее услужил мне, но чтобы
сделать дело приятное и прекрасное. Я благодарю не потому, что это мне
на руку, а потому, что по душе. А что это так, узнай вот из чего: если я
смогу отблагодарить только кажущейся неблагодарностью, если я смогу от-
ветить на благодеянье не иначе, как видимостью обиды, то с полнейшим
равнодушием пройду через поношение ради того, что сочту честным. По-мое-
му, никто не ценит добродетель выше, никто не предан ей больше того, кто
потерял славу человека добра, чтобы не потерять совести. (21) Итак, бла-
годарность больше служит к твоему, чем к чужому благу. На долю другого
приходится вещь обычная и повседневная: получить то, что дал; тебе на
долю - вещь великая, доступная лишь душе, достигшей блаженнейшего состо-
яния: благодарность. Ведь если злонравие делает нас несчастными, а доб-
родетель - блаженными, и если благодарность есть добродетель, значит, ты
отдал вещь самую обыкновенную, а приобрел неоценимую - сознанье благо-
дарности, которое проникает только в душу божественную и счастливую. А
того, кто испытывает противоположные чувства, гнетет величайшее нес-
частье. Всякий неблагодарный будет жалок, - да что будет, он сейчас жа-
лок. (22) Потому следует бежать неблагодарности, и не ради других, а ра-
ди нас самих. Ведь наша бесчестность обдает других только брызгами и пе-
ной, а самое худшее и, так сказать, самое плотное остается при нас и нас
же давит; недаром наш Аттал любил повторять: "Злонравие само выпивает
наибольшую долю своего яда". Яд, который змеи выделяют на гибель другому
и сохраняют без вреда для себя, не похож на этот яд, который всего
страшней для источающих его. (23) Неблагодарный сам себя мучит и гложет;