(1) Твое письмо и обрадовало меня, и ободрило в моей вялости, и еще
разбудило мою память, теперь неповоротливую и ленивую. Неужели ты, мой
Луцилий, сомневаешься в том, что наилучшее средство достичь блаженной
жизни - это убежденье в одном: только то благо, что честно? Кто считает
благом нечто иное, переходит под власть фортуны и зависит от чужого про-
извола; а кто ограничил благо пределами честности, - у того счастье в
нем самом. (2) Одного печалит утрата детей, другого тревожат их болезни,
третьего мучит их позор или обида, им нанесенная. Того изводит любовь к
чужой жене, этого - к своей собственной; найдутся и такие, кого терзает
провал на выборах, и такие, кому сама почетная должность не дает покоя.
(3) Но самую многолюдную толпу несчастных из числа смертных составят те,
кого томит ожидание смерти, отовсюду угрожающей нам, ибо нет такого мес-
та, откуда бы она не могла явиться. Вот и выходит, что нам, словно на
вражеской земле, надо озираться во все стороны и на всякий шум поворачи-
вать голову. Если не отбросить этот страх, придется жить с трепещущим
сердцем. (4) Встретятся нам и сосланные и лишенные достояния, и те, кому
мало их богатств, - а это худший род бедности; встретятся и потерпевшие
крушение или подобие крушения - те ничего не ожидавшие и уверенные в бу-
дущем, кого либо гнев народа, либо зависть, злейшая пагуба лучших людей,
стали швырять, словно буря, как раз тогда и налетающая, когда пловцы до-
верятся ясной погоде, или поразили, словно внезапная молния, приводящая
в трепет всех вокруг. Ибо как в грозу всякий, кто стоял ближе к огню,
цепенеет наравне с задетым молнией, так и при всяком несущем беду наси-
лии одного поражает несчастье, остальных - страх, и возможность беды пе-
чалит их не меньше, чем потерпевшего - беда. (5) Чужие внезапные горести
тревожат душу всех свидетелей. Как птиц пугает звук пустой пращи, так мы
бежим прочь не только от удара, но и от шума.
Не может быть блаженным тот, кто поверил пустому мненью. Ведь нет
блаженства без неустрашимости, а жить среди опасений плохо. (6) Кто
больше всего предан случайному, тому не выпутаться из тревог: слишком
много поводов к ним он сам для себя создал. Кто хочет прийти в безопас-
ное место, тому одна дорога: презирать все внешнее и довольствоваться
тем, что честно. Ведь кто думает о добродетели, будто есть благо больше
нее и кроме нее, тот подставляет полу, чтобы поймать брошенную фортуной
подачку, и ждет в тревоге, что же она пошлет. (7) Нарисуй-ка в душе та-
кую картину: фортуна - устроительница игр - осыпает собравшихся смертных
почестями, богатствами, милостями; но кое-что пропадает, разорванное
расхватывающими руками, кое-что приходится делить с бесчестными сотова-
рищами, кое-что приносит великий ущерб тем, кому достается; часть оказы-
вается у тех, кому нет до этого дела, часть теряется, потому что расхва-
тывается слишком жадно, или пропадает на стороне, потому что уносится
слишком поспешно. И даже удачно хватавшему захваченное не принесет на-
долго радости. Так что всякий, кто благоразумней других, едва увидев,
как вносят подарки, убегает из театра, зная, до чего дорого обходятся
пустяки. Никто не сцепится с уходящим врукопашную, никто не ударит уда-
ляющегося: вся свалка - вокруг добычи. (8) Так же обстоит дело и со
всем, что с высоты швыряет нам фортуна. Мы, несчастные, бушуем, разрыва-
емся на части, жалеем, что рук только две, оглядываемся то в ту, то в
эту сторону. Нам кажется, что дары ее, раззадоривающие наши вожделенья,
раздаются слишком поздно и достаются немногим, хоть ждут их все. (9) Они
падают - мы готовы кинуться к ним; захватим что-нибудь и радуемся, что
других обманула пустая надежда; дешевая добыча часто стоит нам большой
неприятности или обманывает нас, оставив ни с чем. Так уйдем с этих игр,
уступим место хватающим! Пусть они зарятся на эти ненадежные блага, что-
бы вся их жизнь стала еще более ненадежной.
(10) Кто решил достичь блаженства, тот пусть помнит, что есть одно
только благо - честность. А если он видит и другие блага, значит, он
плохо думает о провидении, потому что с людьми справедливыми случается
много неприятностей и потому, что все, уделяемое нам от него, кратковеч-
но и ничтожно в сравнении с долговечностью всей вселенной. (11) Вот от
таких-то жалоб и получается, что мы оказываемся неблагодарными истолко-
вателями божественной воли. Мы сетуем, что все достается нам и не всег-
да, и помалу, и не наверняка, и ненадолго. Поэтому ни жить, ни умирать
мы не хотим: жизнь нам ненавистна, смерть страшна. Всякий наш замысел
шаток, и никакая удача не может нас насытить. А причина в том, что мы
еще не достигли неизмеримого и непревзойденного блага, на котором не мо-
жет не остановиться наше хотение, так как выше вершины нет ничего. -
(12) Ты спросишь, почему добродетель ни в чем не нуждается? - Она до-
вольствуется тем, что есть, не жаждет того, чего нет; если есть, сколько
нужно, ей не бывает мало. Откажись от этого суждения - и не останется ни
благочестия, ни верности. Ведь желающему быть и верным, и благочестивым
придется вытерпеть многое из того, что принято называть злом, и пожерт-
вовать многим из того, чему мы привержены как благу. (13) Погибнет му-
жество, которое в том и состоит, что мы должны рисковать собою; погибнет
благородство, которое только тогда и может возвыситься, когда с презре-
нием сочтет мелким все то, чего толпа желает как самого великого; погиб-
нет благодарность, которую никто не воздаст, если бояться труда, если
признавать что-нибудь более ценным, чем верность, и не стремиться к са-
мому лучшему.
(14) Но перейдем к другому. Либо благо - совсем не то, что так имену-
ется, либо человек счастливее бога: ведь того, что готово для нас, у бо-
га нет и в заводе; он чужд и похоти, и изысканности пиров, и богатств, и
всех этих приманок, завлекающих человека дешевыми наслаждениями. Значит,
либо придется поверить, что бог лишен благ, либо это как раз и доказыва-
ет, что все, чего лишен бог, не есть благо. (15) Прибавь еще одно: то,
что хочет прикинуться благом, отпущено животным щедрее, чем людям. Они и
прожорливее нас, и неутомимее в любви, и сил у них больше, и здоровье
более крепкое и стойкое; следовательно, они намного счастливее человека.
Да и живут они, не зная ни низости, ни козней, и наслаждаться они могут
больше и легче нас, не опасаясь ни стыда, ни раскаянья. (16) Так рассуди
же, можно ли назвать благом то, в чем человек превосходит бога. Высшее
благо мы должны хранить в душе; оно лишится всякой цены, если перейдет
из лучшей части нашего существа в худшую, если будут полагать его в
чувствах, которые у бессловесных животных деятельнее, чем у нас. Нельзя
думать, будто плоть - источник высшего нашего счастья. Те блага истин-
ные, которые даются разумом, они и прочны, и постоянны, и не могут ни
погибнуть, ни пойти на убыль. (17) Прочие же блага мнимые, имя у них то
же, что и у благ истинных, но свойств блага в них нет. Их следует имено-
вать "благополучными" или (лучше скажу на нашем языке) "предпочтительны-
ми" обстоятельствами и помнить, что они - наши слуги, а не части нас са-
мих; пусть они будут при нас, но нам нельзя забывать, что они вне нас.
Даже покуда они при нас, - причислять их надо к вещам второстепенным и
незначительным, которыми никто не должен кичиться. Есть ли что глупее,
чем гордиться собою по поводу того, к чему сам не приложил рук? (18)
Пусть благополучие к нам пришло, - но оно не срослось с нами, так что,
если его отнимут, можно потерять его без кровавых ран. Будем пользо-
ваться им, но не похваляться; да и пользоваться будем умеренно, словно
доверенным нам достоянием, которое придется вернуть. Неразумный, достиг-
ши благополучия, долго его не удержит: ведь счастье, если забыть о мере,
само себя душит. Кто поверил мимолетным благам, тот быстро их лишится; а
если и не лишится, будет ими раздавлен. Немногим удалось мягко сложить с
плеч бремя счастья; большинство падает вместе с тем, что их вознесло, и
гибнет под обломками рухнувших опор. (19) Потому-то и нужно благоразу-
мие, которое указывает меру и учит бережливости, между тем как невоз-
держность сама спешит разрушить собственное благополучие. Где нет меры,
там и срок короток, если только не наложит узды укротитель-разум. Свиде-
тельство этому - судьба многих городов, чья надменная власть пала в пол-
ном расцвете, потому что все накопленное добродетелью погубила неумерен-
ность. От таких превратностей и надобно защищаться. Нет стен, непобеди-
мых для фортуны; так возведем укрепления внутри себя! Если здесь все на-
дежно, человека можно осаждать, но нельзя взять приступом. - (20) Ты хо-
чешь знать, каковы эти укрепленья? - Что бы с тобой ни случилось, не вы-
ходи из себя; знай, что все направленное, на первый взгляд, к твоему
ущербу, служит сохранению вселенной, что в нем-то как раз и осуществля-
ется положенный миру кругооборот. Что угодно богу, то пусть будет угодно
и человеку; пусть он дивится в себе только тому, что смог стать непобе-
димым и научился попирать всякое зло, что благодаря разуму, сильнее ко-
торого нет ничего, подчинил себе превратности, боль и обиду. (21) Люби
разум - и эта любовь даст тебе оружие против жесточайших испытаний. Лю-
бовь к детенышу гонит зверя на рогатину, дикость и неразумный порыв де-
лают его неукротимым. Души юно шеи жажда славы полнит презрением к мечам
и огню; некоторых призрак и тень добродетели заставляют по своей воле
идти на смерть. Но куда более отважен и стоек в сравнении со всем этим
разум! И тем решительнее вырвется он из любых страхов и опасностей. -
(22) "Это не дело - отрицать всякое благо, кроме честности! Такие валы и
рвы не защитят и не укроют вас от ударов фортуны! Вы сами признаете, что
к числу благ относятся и преданность детей, и добрые нравы сограждан, и
любовь родителей. На грозящие им опасности вы не можете смотреть спокой-
но: вас не оставят равнодушными смерть детей, сограждане в осаде, роди-
тели в рабстве". - (23) Я изложу сперва то, что обычно отвечают на такие
возражения в нашу защиту, а потом и то, что, по-моему, следовало бы еще
ответить. Одно дело - когда то, чего мы лишаемся, оставляет взамен
что-нибудь неприятное: так крепкое здоровье, если его испортить, превра-
щается в болезненность, острое зрение, притупившись, делает нас слепыми;
а когда подсечены колени, мы не только теряем проворство, но и делаемся
бессильны. Другое дело - все то, что перечислено раньше: тут нам такая
опасность не грозит. Почему? Если я потеряю благородного друга, мне не
придется взамен страдать от коварства; если я похороню добрых детей, их
места не займут бесчестные. (24) И потом - теряем мы не друзей, не де-
тей, но их тела. Человек добра погибает не иначе, как ставши дурным; а
этого не допускает природа, потому что и добродетель, и всякое ее творе-
ние не знают порчи. И еще, пусть погибли друзья, погибли любимые дети, в
которых исполнились молитвы отца, - есть нечто, способное заполнить пус-
тоту утраты. - Ты спросишь, что это? - То самое, что сделало их достой-
ными: добродетель. (25) Она не допускает ни пяди пустоты, занимает всю
душу, не дает тосковать; ее одной нам довольно, ибо она - суть и начало
всех благ. Задерживают ли проточную воду, утекает ли она - разве это
важно, если цел ее источник? Ведь если один потерял детей, другой нет,
ты не скажешь, будто в жизни второго больше справедливости или больше
порядка, больше разумности, больше честности - словом, будто она лучше?
Мы не становимся мудрее оттого, что друзей у нас множество, или глупее
оттого, что их теряем; а значит, не становимся ни блаженнее, ни несчаст-
нее. Покуда цела добродетель, ты не почувствуешь никакой утраты.
- (26) "Что же, разве не блаженнее окруженный толпою друзей и детей?"
