Луций Анней Сенека
НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ
Письмо 1
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Так и поступай, мой Луцилий! Отвоюй себя для себя самого, береги
и копи время, которое прежде у тебя отнимали или крали, которое зря про-
ходило. Сам убедись в том, что я пишу правду: часть времени у нас отби-
рают силой, часть похищают, часть утекает впустую. Но позорнее всех по-
теря по нашей собственной небрежности. Вглядись-ка пристальней: ведь на-
ибольшую часть жизни тратим мы на дурные дела, немалую - на безделье, и
всю жизнь - не на те дела, что нужно. (2) Укажешь ли ты мне такого, кто
ценил бы время, кто знал бы, чего стоит день, кто понимал бы, что умира-
ет с каждым часом? В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди; а
большая часть ее у нас за плечами, - ведь сколько лет жизни минуло, все
принадлежат смерти. Поступай же так, мой Луцилий, как ты мне пишешь: не
упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день - меньше будешь зави-
сеть от завтрашнего. Не то, пока будешь откладывать, вся жизнь и пром-
чится. (3) Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только вре-
мя, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто
хочет, тот и отнимает. Смертные же глупы: получив что-нибудь ничтожное,
дешевое и наверняка легко возместимое, они позволяют предъявлять себе
счет; а вот те, кому уделили время, не считают себя должниками, хотя
единственно времени и не возвратит даже знающий благодарность. (4) Быть
может, ты спросишь, как поступаю я, если смею тебя поучать? Признаюсь
чистосердечно: как расточитель, тщательный в подсчетах, я знаю, сколько
растратил. Не могу сказать, что не теряю ничего, но сколько теряю, и по-
чему, и как, скажу и назову причины моей бедности. Дело со мною обстоит
так же, как с большинством тех, кто не через собственный порок дошел до
нищеты; все меня прощают, никто не помогает. (5) Ну так что ж? По-моему,
не беден тот, кому довольно и самого малого остатка. Но ты уж лучше бе-
реги свое достояние сейчас: ведь начать самое время! Как считали наши
предки поздно быть бережливым, когда осталось на донышке. Да к тому же
остается там не только мало, но и самое скверное. Будь здоров.
Письмо II
Сенека приветствует Луцилия!
(1) И то, что ты мне писал, и то, что я слышал, внушает мне на твой
счет немалую надежду. Ты не странствуешь, не тревожишь себя переменою
мест. Ведь такие метания - признак больной души. Я думаю, первое доказа-
тельство спокойствия духа - способность жить оседло и оставаться с самим
собою. (2) Но взгляни: разве чтенье множества писателей и разнообразней-
ших книг не сродни бродяжничеству и непоседливости? Нужно долго оста-
ваться с тем или другим из великих умов, питая ими душу, если хочешь
извлечь нечто такое, что в ней бы осталось. Кто везде - тот нигде. Кто
проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множество, а
друзей нет. То же самое непременно будет и с тем, кто ни С одним из ве-
ликих умов не освоится, а пробегает всё второпях и наспех. (3) Не прино-
сит пользы и ничего не дает телу пища, если ее извергают, едва прогло-
тивши. Ничто так не вредит здоровью, как частая смена лекарств. Не за-
рубцуется рана, если пробовать на ней разные снадобья. Не окрепнет рас-
тение, если часто его пересаживать. Даже самое полезное не приносит
пользы на лету. Во множестве книги лишь рассеивают нас. Поэтому, если не
можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь - и до-
вольно. (4) "Но, - скажешь ты, - иногда мне хочется развернуть эту кни-
гу, иногда другую". - Отведывать от множества блюд - признак пресыщен-
ности, чрезмерное же разнообразие яств не питает, но портит желудок. По-
тому читай всегда признанных писателей, а если вздумается порой отв-
лечься на другое, возвращайся к оставленному. Каждый день запасай
что-нибудь против бедности, против смерти, против всякой другой напасти
и, пробежав многое, выбери одно, что можешь переварить сегодня. (5) Я и
сам так делаю: из многого прочитанного что-нибудь одно запоминаю. Сегод-
ня вот на что натолкнулся я у Эпикура (ведь я частенько перехожу в чужой
стан, не как перебежчик, а как лазутчик): (6) "Веселая бедность, - гово-
рит он, - вещь честная". Но какая же это бедность, если она веселая? Бе-
ден не тот, у кого мало что есть, а тот, кто хочет иметь больше. Разве
ему важно, сколько у него в ларях и в закромах, сколько он пасет и
сколько получает и сотню, если он зарится на чужое и считает не приобре-
тенное а то что надобно еще приобрести? Ты спросишь, каков предел бо-
гатства? Низший - иметь необходимое, высший - иметь столько, сколько с
тебя довольно. Будь здоров.
Письмо III
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты пишешь, что письма для передачи мне отдал другу, а потом пре-
дупреждаешь, чтобы не всем, тебя касающимся, я с ним делился, потому что
и сам ты не имеешь обыкновения делать так. Выходит, в одном письме ты и
признаешь, и не признаешь его своим другом. Ладно еще, если ты употребил
это слово как расхожее и назвал его "другом" так же, как всех соискате-
лей на выборах мы называем "доблестными мужами", или как встречного если
не можем припомнить его имени, приветствуем обращением "господин". (2)
Но если ты кого-нибудь считаешь другом и при этом не веришь ему, как са-
мому себе, значит, ты заблуждаешься и не ведаешь, что есть истинная
дружба. Во всем старайся разобраться вместе с другом, но прежде разбе-
рись в нем самом. Подружившись, доверяй, суди же до того, как подружил-
ся. Кто вопреки наставлению Феофраста судит, полюбив, вместо того, чтобы
любить, составив суждение", те путают, что должно делать раньше, что
позже. Долго думай, стоит ли становиться другом тому или этому, но ре-
шившись, принимай друга всей душой и говори с ним так же смело, как с
собою самим. (3) Живи так, чтобы и себе самому не приводилось призна-
ваться в чем-нибудь, чего нельзя доверить даже врагу. но раз есть вещи,
которые принято держать в тайне, делись лишь с другом всеми заботами,
всеми мыслями. Будешь считать его верным - верным и сделаешь. Нередко
учат обману тем, что обмана боятся, и подозрениями дают право быть веро-
ломным. Почему не могу я произнести те или иные слова в присутствии дру-
га? Почему мне не думать, что в его присутствии я все равно что наедине
с собой? (4) Одни первому встречному рассказывают о том, что можно пове-
дать только другу, и всякому, лишь бы он слушал, выкладывают все, что у
них накипело. Другом боязно, чтобы и самые близкие что-нибудь о них зна-
ли; эти, если бы могли, сами себе не доверяли бы, потому они и держат
все про себя. Делать не следует ни так, ни этак: ведь порок - и верить
всем, и никому не верить, только, я сказал бы, первый порок благороднее,
второй - безопаснее. (5) Точно так же порицанья заслуживают и те, что
всегда обеспокоены, и те, что всегда спокойны. Ведь и страсть к суете -
признак не деятельного, но мятущегося в постоянном возбуждении духа, и
привычка считать каждое движение тягостным - признак не безмятежности,
но изнеженности и распущенности. (6) Поэтому удержи в душе слова, кото-
рые вычитал я у Помпония: "Некоторые до того забились во тьму, что неяс-
но видят все освещенное". Все должно сочетаться: и любителю покоя нужно
действовать, и деятельному - побыть в покое. Спроси совета у природы:
она скажет тебе, что создала и день и ночь. Будь здоров.
Письмо IV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Упорно продолжай то, что начал, и поспеши сколько можешь, чтобы
подольше наслаждаться совершенством и спокойствием твоей души. Есть нас-
лаждение и в том, чтобы совершенствовать ее, чтобы стремиться к спо-
койствию; но совсем иное наслаждение ты испытаешь, созерцая дух, свобод-
ный от порчи и безупречный. (2) Ты, верно, помнишь, какую радость испы-
тал ты, когда, сняв претексту, надел на себя мужскую тогу и был выведен
на форум? Еще большая: радость ждет тебя, когда ты избавишься от ребя-
ческого нрава и философия запишет тебя в число мужей. Ведь и до сей поры
остается при нас уже не ребяческий возраст, но, что гораздо опаснее, ре-
бячливость. И это - тем хуже, что нас чтут как стариков, хотя в нас жи-
вут пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь мла-
денцы боятся вещей пустяшных, мальчишки - мнимых, а мы - и того и друго-
го. (3) Сделай шаг вперед - и ты поймешь, что многое не так страшно как
раз потому, что больше всего пугает. Никакое зло не велико, если оно
последнее. Пришла к тебе смерть? Она была бы страшна, если бы могла ос-
таваться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не
иначе. - (4) "Нелегко, - скажешь ты, - добиться, чтобы дух презрел
жизнь". - Но разве ты не видишь, по каким ничтожным причинам от нее с
презреньем отказываются? Один повесился перед дверью любовницы, другой
бросился с крыши, чтобы не слышать больше, как бушует хозяин, третий,
пустившись в бега, вонзил себе клинок в живот, только чтобы его не вер-
нули. Так неужели, по-твоему, добродетели не под силу то, что делает
чрезмерный страх? Спокойная жизнь - не для тех, кто слишком много думает
о ее продлении, кто за великое благо считает пережить множество кон-
сульств (5) Каждый день размышляй об этом, чтобы ты мог равнодушно расс-
таться с жизнью, за которую многие цепляются и держатся, словно уносимые
потоком - за колючие кусты и острые камни. Большинство так и мечется
между страхом смерти и мученьями жизни; жалкие, они и жить не хотят, и
умереть не умеют. (6) Сделай же свою жизнь приятной, оставив всякую тре-
вогу о ней. Никакое благо не принесет радости обладателю, если он в душе
не готов его утратить, и всего безболезненней утратить то, о чем невоз-
можно жалеть, утратив. Поэтому укрепляй мужеством и закаляй свой дух
против того, что может произойти даже с самыми могущественными. (7)
Смертный приговор Помпею вынесли мальчишка и скопец, Крассу - жестокий и
наглый парфянин. Гай Цезарь приказал Лепиду подставить шею под меч три-
буна Декстра - и сам подставил ее под удар Хереи. Никто не был так высо-
ко вознесен фортуной, чтобы угрозы ее были меньше её попустительства. Не
верь затишью: в один миг море взволнуется и поглотит только что резвив-
шиеся корабли. (8) Подумай о том, что и разбойник и враг могут приста-
вить тебе меч к горлу. Но пусть не грозит тебе высокая власть - любой
раб волен распоряжаться твоей жизнью и смертью. Я скажу так: кто прези-
рает собственную жизнь, тот стал хозяином твоей. Вспомни пример тех, кто
погиб от домашних козней, извещенный или силой, или хитростью, - и ты
поймешь, что гнев рабов погубил не меньше людей, чем царский гнев. Так
какое тебе дело до могущества того, кого ты боишься, если то, чего ты
боишься, может сделать всякими? (9) Вот ты попал в руки врага, и он при-
казал вести тебя на смерть. Но ведь и так идешь ты к той же цели! Зачем
же ты обманываешь себя самого, будто лишь сейчас постиг то, что всегда с
тобой происходило? Говорю тебе: с часа твоего рождения идешь ты к смер-
ти. Об этом должны мы думать и помнить постоянно, если хотим безмятежно
дожидаться последнего часа, страх перед которым лишает нас покоя во все
остальные часы. (10) А чтобы мог я закончить письмо, - узнай, что приг-
лянулось мне сегодня (и это сорвано в чужих садах: "Бедность, сообразная
закону природы, - большое богатство". Знаешь ты, какие границы ставит
нам этот закон природы? Не терпеть ни жажды, ни голода, ни холода. А
чтобы прогнать голод и жажду, тебе нет нужды обивать надменные пороги,
терпеть хмурую спесь или оскорбительную приветливость, нет нужды пытать
счастье в море или идти следом за войском. То, чего требует природа,
доступно и достижимо, потеем мы лишь ради избытка. 11) Ради него изнаши-
ваем мы тогу, ради него старимся в палатках лагеря, ради него заносит
